Кровь пьют руками - Валентинов Андрей - Страница 9

При полюблении молодого. Добыть нитку, пуговицу или вынуть следок (см. Предисловие), после чего ровно в полночь раздеться догола, зажечь алтарку… Это не надо… А вот и слова: «Месяц на небе, уж в земле»…

Ни в чем не повинная книжица полетела на пол. Дура! Ой, дура! Прав Девятый, пора в дурдом! Бедный Игорь, еще за китоврасиху меня примет!

Я подошла к зеркалу, взглянула… Что есть, то есть, могло быть и хуже. Было бы время, забежала бы в соседний салон красоты (тот, что «Под Святым Феофилактом») или хотя бы крем прикупила, который с освященным елеем. Говорят, неплох! Ладно, свечку Анне Кашинской поставила, остается нанести боевую раскраску; и, конечно, платье. Их у меня два, оба хороши, но…

Звонок в дверь. Уже? Но ведь Игорь должен прийти в восемь! Сейчас только семь! Девятнадцать ноль-ноль!

Да, пора в психушку.

Девятнадцать ноль-ноль, старший сержант Петров точен.

Хмурый взгляд, рука под козырек.

– Разрешите!

Голос мне его не понравился. И вид не понравился. И не потому, что хмурый. Сержант словно что-то знал и заранее предвкушал эффект.

– Заходите, Ричард Родионович!

В глазах блеснуло нечто, похожее на злорадство. Или мне уже чудиться начало?

– Извините, госпожа старший следователь, спешу! Вот!

Вот – это знакомый черный диктофон и стопка каких-то листков.

– Честь имею!

Рука вновь взлетела под козырек. Тяжелые сапожища застучали по лестнице.

Ладно! Дело сделано. Завтра утром пошлю по каналу «Проба», это совсем близко, на соседней улице. Разве что стоит прокрутить запись. Вдруг сержант решил концерт группы «Мумификация» записать?

Я в некоторой нерешительности начала учинять досмотр платьям, развешанным на спинках стульев, вздохнула, присела к столу. Слушать все подряд я не собиралась. К чему? Приказа подглядывать в замочную скважину не было, пусть сами разбираются.

Легкое шипение. Щелчок. Негромкий, но четкий голос Игоря. Голос гражданина Молитвина; он, как всегда, чем-то недоволен. Можно жать на stop.

Записалось – и ладно. Интересно, что там на этих листках? Неужели добросовестный жорик набил разговор на компьютере, распечатал? Чушь, не успел бы.

Я вновь поглядела на платья, затем на часы; и уже просто так, для очистки совести, перемотала пленку – где-то на треть. Так сказать, последняя проверка.

Play – и тишина. Нежели они говорили так мало? Ну, слава Богу, проклюнулось!

Проклюнулось?

Что проклюнулось? Может, у них тоже стояк лопнул?

Стояк?

Из крохотного динамика плескало море. Волны бились о каменистый берег, с шумом уползая обратно, захлебывались воплями чайки, потом вдруг из ниоткуда наслоился гул голосов, звон посуды…

Это вы убили его, мистер Мак-Эванс!

Звон гитарной струны. Течет, плавится…

Не мели ерунды, девка! Твоего Пола сожрала его любимая тварюка! Вот, капрал свидетель…

Да, мистер Мак-Эванс. Только капрал Джейкобс упомянул еще кое-что! Что перед тем, как Пола съела акула, кто-то стрелял в него, тяжело ранил и, по-видимому, продырявил его лодку, чтобы замести следы!

Тебе бы прокурором быть, Эми…

Крик чаек – долгий, отчаянный… стон над волнами.

И еще почему-то: льдинками катаются под невидимыми пальцами клавиши фортепиано, льдинками катаются слова, произнесенные чуть сиплым, незнакомым голосом:

Я не помнила, как нажала stop, как вскочила, бросилась в коридор. Очнулась у двери – ткнулась лбом, не почувствовав боли.

Бежать?

Куда бежать?

Это вы убили его, мистер Мак-Эванс!

Ее голос.

Ее!

Год назад мы говорили по телефону, я записала разговор, потом прокручивала – целый месяц, пока не стерла. Слишком было тяжело. Ее голос – не спутаю.

Это вы убили его, мистер Мак-Эванс!

Это пытка – вновь включить проклятый диктофон, но я решилась.

Play!

Это вы убили его, мистер Мак-Эванс!

Да, это она. Все-таки достали! Нашли!..

Сквозь черное отчаяние начали пробиваться мысли: странно трезвые, словно за меня думал кто-то другой. Ее нашли. Нашли – и даже постарались намекнуть, чтобы я не сомневалась. Запись идет на русском языке. Почему? Тебе бы прокурором быть, Эми… Куда уж яснее! Вдобавок дурацкая песня… внуков рожать? Намек?! С ее парнем, этим русскоговорящим Полом, случилось что-то плохое. Убит – чуть ли не у нее на глазах. И теперь пленку переслали мне…

Что должен предпринять внедренный сотрудник Стрела? Слать сигнал «Этна»? И кому это поможет?

Ей?!

Я встала и, плохо понимая, что делаю, переоделась. Платье взяла то, что висело слева. Какого оно цвета, сообразить не было сил. Теперь губы… глаза… прическа…

Эти ублюдки все-таки дали промашку – одну-единственную, но серьезную. Шантажировать внедренного сотрудника с моей подготовкой опасно. Особенно когда доступен сам. Когда не прячешься за черной телефонной мембраной, за корявыми строчками анонимки. Господа Молитвин и Залесский страшно пожалеют. И их мент поганый тоже пожалеет. Не с той связались, подонки!

Телефон! Если этот мерзавец дома… Или хоть кто-нибудь из их своры!

Гудки.

Спрятались, сволочи!

Взгляд скользнул по распечатке. Я поднесла к глазам первый лист, затем взяла наугад, из середины – и отложила в сторону. То же самое, но подробнее. Так сказать, беллетристика. Наверно, они там не рассчитывали, что я передам жорику диктофон, и думали просто подкинуть мне распечатку в почтовый ящик. Или как-то по-другому – не важно.

Я гляжу на часы – и понимаю: времени уже нет.

Восемь.

Сейчас должен появиться Игорь.

Улыбка!

Черт, разве это улыбка, дура! Вспомни, чему учили! Лойолу вспомни, у него на такой случай дельный совет есть. Закрой глаза! Ты видишь дорогу, пустую дорогу, вдоль нее деревья, листья только начали желтеть…

Улыбка!

Уже лучше.

– Д-добрый вечер! К-кажется, не опоздал?

Игорь улыбается. В руках – три чайные розы, за спиной – гитара. На миг сердце сжимается болью – гитара! Сесть на диван, в руке – рюмка с ликером…

– Добрый вечер, Игорь! Какие они красивые!

Розы – в ванную, в таз с водой… Есть. Теперь улыбка!

Улыбка!!!

Вводная: пришел гость. Задание: сыграть роль вежливой хозяйки. Ужин, гитара, легкий разговор. Как поняли, сотрудник Стрела?

Сотрудник Стрела все поняла правильно.

Суббота, двадцать первое февраля

На часах начало второго. Игорь уже в пальто, моя роль подходит к концу.

Сыграла.

Господи, неужели я еще жива?

Получается, жива. Роль отыграна, гость прощается, сейчас останусь одна…

Нет!

Внезапно понимаю – не смогу. Кинусь на стену, рвану предохранитель браунинга, сойду с ума – или брошусь в черноту ночи искать этих мерзавцев…

Улыбаюсь.

В десятитысячный раз за проклятый вечер.

– Игорь! У меня несколько дурацкое предложение. Сегодня весь день торчала на работе, голова – как у Страшилы Премудрого, иголки лезут. К тому же коньяк… Давно не пила, признаться. Давайте прогуляемся – полчасика, не больше! Погода прямо новогодняя!