Магия в крови - Новак Илья - Страница 62

Они достигали высоты в три человеческих роста и заканчивались крупными бутонами – синими, красными и желтыми. На лепестках, широких и длинных, как лопасти весла, подрагивали крупные густые капли не то росы, не то диковинного цветочного масла. От лабиринта шел щекочущий ноздри запах. Взявшись за края пролома, Сол нагнулся вперед. И услышал шум, пока еще приглушенный, доносящийся из глубин цветочного лабиринта.

Вернулся Буга Тэн в сопровождении четырех надсмотрщиков.

– Что там, Великий Владыка? – спросил он, заглядывая через плечо хозяина.

Шум зазвучал громче, превратился в топот – но не ног, а…

– Э, Великий Владыка… – начал Тэн, но Сол поднял руку, приказывая, чтобы тот молчал.

Топот нарастал, теперь его услыхали все, находящиеся в пещере. Надсмотрщики за спиной Буга, выставив перед собой сабли, начали пятиться.

– Но, Великий Владыка…

– Молчи! – шикнул чар.

Затряслись, роняя тяжелые листья, стебли цветов, стена справа заходила ходуном, топот загрохотал тяжелой барабанной дробью. Взметнулся фонтан капель.

– Хозяин, берегись!

Буга, обхватив Сола за плечи, рванул его к себе и рухнул в сторону, под самой кладкой – упал на спину так, что Атлеко оказался лежащим на нем, лицом вверх, – и прижал хозяина к себе. В вихре радужных брызг и разноцветного листопада массивная темная фигура вынеслась из пролома; грохот наполнил пещеру; двое из четырех надсмотрщиков упали, еще двое вдруг исчезли, превратились в размытые широкие полосы, – и тут же возникли вновь в виде изломанных тел, которые медленно сползали вдоль баррикады. Существо, выскочившее из колодца, резко остановилось, выстрелив фонтанами искр из-под стальных копыт. Голова его – вытянутая лошадиная морда и лошадиные уши, человеческий лоб и дикие, горящие огнем глаза – повернулась к толпе рабов. На широкой груди, вздувающейся, как кузнечные мехи, поблескивал серебряный пот.

Хуго поковырялся пальцем в ухе и решил, что больше ни к одной джиге, ни к одному ковчегу, эфироплану, летающему кораблю или как их там еще называют, и близко не подойдет. Обиднее всего, что ему опалило усы, а с учетом недостачи волос на голове, усами этими, длинными, шелковистыми и – раньше – белоснежными Хуго гордился.

Тонкий огненный след растаял в темноте. Раздирающее уши надрывное гудение смолкло в вое ветра. Карлы и четверо квереморов со щитами побрели сквозь метель к пирамиде. Все воины клана стояли на улице позади настила и ждали приказа. Чаттан, повернувшись к Торонкану, сказал:

– Сейчас все начнется, времени мало. Выживем или нет – не знаю. Потому у меня к тебе два вопроса.

Торонкан, задумчиво рассматривающий клинок своего меча, поднял голову.

– Ага, спрашивай.

– Первое. Зачем по горам лазать в юбке? В штанах сподручнее. Да и холодно же.

– Так горы у нас пологие, круч нету. А холод… Мы ж в чулках. Тебя чулки смущают, а? Но это кто к чему привык. И еще на килте посередине прорези, а сзади такие крючки железные с палочками. Они застегиваются, если надо, вроде коротких штанов выходит. Но драться удобнее так.

– Ладно. Еще ты насчет горы…

Сверху сквозь толщу гранитных стен пирамиды до них донесся приглушенный грохот. Стих и тут же возобновился. Вновь стих – и опять зазвучал.

– Ты глянь, – пробормотал Торонкан. – Долетели-таки старички наши…

Чаттан оглянулся на северян. В два ряда они медленно покидали улицу.

– Близко не подходите, – прокричал он. – До баррикады, не дальше, пока карлы ворота не рванут.

– Пошли, что ли? – спросил Торонкан.

Ветер дул справа, Хуго локтем прикрыл лицо. Из белесой, стремительно несущейся над землей мути выступили развалины баррикады. Чаттан споткнулся о заметенный снегом труп, перешагнул. Достигнув обугленных бревен, они с Торонканом остановились. Северяне стали расходиться полукругом. Хуго глянул вверх – наклонная стена едва проступала сквозь пургу. А вот треугольных окошек не видать. Это скорее всего означает, что и из окошек дозорные не заметят гостей.

Зато видны были фигуры под воротами. Четверо воинов стояли кругом, подняв над головами щиты, у ног их копошились карлы. Грохот в пирамиде, некоторое время назад стихший, возобновился и стал громче. От ворот донеслись неразборчивые голоса гноморобов и приглушенный стук.

Хуго дрался множество раз, но привыкнуть к этому невозможно, – как всегда перед боем, руки немного дрожали, в горле пересохло. Он сгреб с мостовой снег, сунул в рот. Пожевал и сглотнул. Зубы заломило от холода, Чаттан сплюнул.

– Второй вопрос, – напомнил Торонкан.

– Да! – обрадовался Хуго возможности отвлечься от ожидания, от мыслей про то, что до утра он, вполне вероятно, не доживет. – Про холмы и гору.

– Что про них?

– Про Зелур когда мы толковали…

– А, это. Надо же, не забыл. Это в семинарии вашей я и услыхал. Зелур – как гора. Центр – вершина, присоединенные земли – склоны. Чем ниже – тем глуше и люди беднее, хотя, конечно, и там свои богатеи имеются. Но возможно объединение народов не на горе, а когда они вроде холмов. Все равно одни повыше будут, другие пониже, но примерно все они равны. И тогда всем хорошо. Гора от всяких природных катаклизмов на холмы распадается – это, как бишь его… естественный процесс. Но в империи те, кто ближе к вершине живет, и власть, и народ – они борются с распадом, им это не нравится, недовольны они. А про тех, кто на склонах пониже, – про тех они при этом не думают. Вернее, думают, что и тем на горе лучше, чем на холмах. Оно и жирнее, когда под тобой далеко еще до самого низу, да и приятнее чувствовать себя частью горы, а не маленького такого холмика. Знатнее себя чувствуешь, даже если ты последний безродный прихлебала. Это когда ты у вершины. А когда над тобой здоровенный склон, так желаешь на невысоком холме очутиться. И еще, учитель говорил, распад этот – процесс натуральный, и бороться с ним – бессмысленно. Потому я, житель склона, с вами, вершинниками, – пусть даже бывшими, потому что империи вашей, почитай, и нету уже, – про все эти дела стараюсь не беседовать. Не понимаете вы этого, сердитесь. Чувствуете, наверно, подспудный гнет того, что борьба ваша лишена смысла. Обижаетесь, что мы, мол, великое государство раскалываем и от вас, братьев своих, отказываемся. А мы не отказываемся. Можем и дальше с вами дружить – только на одинаковой высоте с разных холмов друг к другу брататься ходить. Понимаешь, брат?