Из глубин - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 1

Конан-Дойль Артур

Из глубин

Артур Конан Дойл

Из глубин

Покуда океаны связывают воедино огромную, широко раскинувшуюся по всему свету Британскую империю, наши сердца будут овеяны романтикой. Ибо точно так же, как воды океанов испытывают воздействие Луны, душа человека подвержена воздействию этих вод, а когда главные торговые пути империи пролегают по океанским просторам, где путешественник видит столько удивительных зрелищ и слышит столько удивительных звуков и где опасность, подобно живой изгороди на проселочной дороге, постоянно сопровождает его слева и справа, странствие по ним не оставит следа разве что в совсем уже бесчувственной душе. Ныне Британия распростерлась далеко за свои пределы, и граница ее проходит по трехмильной полосе территориальных вод у каждого берега, завоеванного не столько мечом, сколько молотком, ткацким станком и киркой. Ибо в анналах истории записано: никакой властитель, никакое войско не в силах преградить путь человеку, который, имея в сейфе два пенса и хорошо зная, где он сможет превратить их в три, направит все свои помыслы на достижение этой цели. А по мере того, как раздвигались рубежи Британии, раздвигались и горизонты ее сознания, покуда все люди воочию не убедились в том, что у этого острова широкий, континентальный кругозор, тогда как у Европейского континента узкий кругозор острова.

Но ничто не дается даром, и горька цена, которую нам приходится платить. Подобно тому, как в старинном предании люди, вынужденные платить дань дракону, каждый год отдавали ему одну человеческую жизнь, мы изо дня в день приносим в жертву нашей империи цвет нашей молодежи. Машина огромна, как мир, и мощна, но единственное топливо, способное приводить ее в движение, - это жизнь британцев. Вот почему, рассматривая медные мемориальные доски на стенах наших серых старинных соборов, мы видим чужеземные названия - названия, никогда не слыханные теми, кто возводил их стены, потому что Пешевар, Умбалла, Корта и Форт-Пирсон - это места, где умирают молодые британцы, оставляя после себя светлый пример да медную памятную доску. Но если бы каждому человеку ставили обелиск там, где он лег в землю, не понадобилось бы проводить пограничную линию: кордон из британских могил служил бы вечным напоминанием о том, каких высоких отметок достигла приливная англо-кельтская волна.

Так вот, это тоже, наряду с влиянием океанских просторов, связывающих нас с миром, накладывает на нас романтический отпечаток. Ведь когда у столь многих любимые и близкие находятся за морем, рискуя погибнуть от пуль горцев или от болотной лихорадки, где смерть разит внезапно, а до родины далеко, люди общаются мысленно, и бытует множество удивительных историй о вещих снах, предчувствиях или видениях, в которых мать зрит своего умирающего сына и переживает первый, самый сильный приступ горя еще до получения дурной вести. В последнее время ученый мир заинтересовался этим феноменом и даже дал ему научное наименование, но можно ли узнать об этом еще что-нибудь сверх того, что в трудный, мучительный миг душа несчастного, смертельно раненного или умирающего от болезни, способна послать самой близкой родственной душе с расстояния в десяток тысяч миль некий образ своего бедственного положения? Я далек от мысли утверждать, будто мы не наделены такой способностью, ибо из всех вещей, которые постигнет мозг, в последнюю очередь он постигнет себя: но все же к подобным вопросам надо бы подходить с большой осторожностью, потому что мне известен, по крайней мере, один случай, когда явление, произошедшее в соответствии с известными законами природы, было принято за совершенно сверхестественное.

Джон Ванситтарт, младший партнер фирмы "Хадсон и Ванситтарт", известных экспортеров кофе с плантаций Цейлона, по происхождению был на три четверти голландцем, но по своим симпатиям - истым англичанином. Много лет проработал я его торговым агентом в Лондоне, и когда в 1872 году Ванситтарт приехал в Англию, чтобы провести здесь трехмесячный отпуск, он обратился ко мне с просьбой снабдить его рекомендательными письмами к людям, знакомство с которыми позволило бы ему немного приобщиться к городской и сельской жизни страны. Из моей конторы он вышел, вооруженный семью такими письмами, и в течение многих недель я получал из разных концов Англии разрозненные послания, из которых узнавал, что он снискал расположение моих друзей. Потом распространился слух о его помолвке с Эмили Лоусон, представительницей младшей линии Херефордширских Лоусонов, а следом пришло и официальное известие о его бракосочетании, ибо нет у скитальца времени на долгое ухаживание, и уже пора ему было собираться в обратный путь. В Коломбо они должны были отправиться вместе на одном из принадлежавших фирме парусных кораблей с оснащением барка и водоизмещением в тысячу тонн; это плавание, сочетавшее необходимость с удовольствием, обещало стать для них дивным свадебным путешествием.

То был период наивысшего расцвета производства кофе на Цейлоне, еще до того как буквально за один сезон гнилостный грибок погубил плантации и обрек всю тамошнюю общину на годы отчаяния, покуда мужество и изобретательность ее членов не одержали одну из крупнейших коммерческих побед, известных в истории. Ведь не часто бывает, что после гибели единственной и процветающей отрасли люди не пали духом и за несколько лет создали вместо нее новую, столь же богатую. Вот почему чайные плантации Цейлона - это такой же памятник мужеству людей, как лев у Ватерлоо. Но в 1872 году ни одного облачка не появилось еще на цейлонском горизонте, и надежды кофейных плантаторов были столь же велики и столь же солнечны, как склоны гор, на которых они выращивали свои урожаи. Ванситтарт приехал в Лондон вместе со своей молодой красавицей женой. Я был представлен ей, обедал у них и в конце концов условился - поскольку и меня тоже дела призывали на Цейлон, - что я отправляюсь туда вместе с ними на борту парусника "Восточная звезда", отплывающего в следующий понедельник.

А в воскресенье вечером я свиделся с ним еще раз. Часов около девяти слуга провел его ко мне в комнату. Вид у него был встревоженный и явно нездоровый. Пожимая ему руку, я ощутил, какая она сухая и горячая.

- Не найдется ли у вас, Аткинсон, - сказал он, - сока лайма с водой? Меня мучит зверская жажда, и чем больше я пью, тем больше она разгорается.

Я позвонил и велел принести графин и стаканы.

- Вы весь горите, - сказал я. - И выглядите неважно.

- Да, я что-то совсем расклеился. Спина побаливает - похоже, легкий приступ ревматизма - и не чувствую вкуса пищи. В этом ужасном Лондоне совершенно нечем дышать. Я не привык вдыхать воздух, пропущенный через четыре миллиона легких, которые втягивают его всюду вокруг тебя. - Он выразительно помахал руками у себя перед лицом, как человек, который и впрямь задыхается.

- Ничего, морской воздух быстро вас вылечит.

- Да, тут я с вами согласен. Это то, что мне требуется. Другого врача мне не надо. Если я не буду завтра в море, я всерьез разболеюсь. Уж это точно. Он выпил стакан сока лайма и потер костяшками пальцев себе поясницу.

- Кажется, полегче становится, - проговорил он, глядя на меня затуманенными глазами. - Так вот, Аткинсон, мне нужна ваша помощь, так как я оказался в довольно затруднительном положении.

- А в чем дело?

- Вот в чем. Заболела мать моей жены и вызвала ее к себе телеграммой. Отправиться вместе с ней я никак не мог: сами знаете, сколько у меня тут было дел. Так что ей пришлось поехать одной. А сегодня я получаю еще одну телеграмму, в которой говорится, что завтра она приехать не сможет, но сядет на корабль в среду в Фалмуте. Ведь мы, как вы знаете, зайдем в этот порт, хотя, Аткинсон, по-моему, это жестоко: требовать от человека, чтобы он верил в чудо, и обрекать его на вечные муки, если он на это неспособен. Подумайте только, на вечные муки, не больше и не меньше. - Он наклонился вперед и порывисто задышал, как человек, готовый разрыдаться.