Зубы настежь - Никитин Юрий Александрович - Страница 95

Меня перекосило от стыда и унижения. Этой бронированной твари достаточно дунуть в мою сторону, я уже почти мертв, а она еще и мой молот цапнула, она еще и…

Не помня себя я бросился на эту гору тугих мышц, покрытых костяной броней. Моими голыми кулаками руководило нечто, что внутри нас… или над нами вовсе, я сам рычал и ревел, на моих зубах хрустело, я бил, лягал, бодал, делал захваты, слышал, как трещат мои ребра, мои кости, чувствовал вспышки боли, но сквозь красный туман в глазах, сквозь заливающий глаза водопад крови с усилием поднимал мертвые кулаки и бил это чудовище, что в ответ рычало так, что тряслись горы, и в ответ крушило меня моим же молотом.

ГЛАВА 11

Страшные удары впечатывали меня в стены, подбрасывали в воздух. Иногда я не успевал увернуться от чудовищной ступни, и меня вбивало в землю, словно камешек кувалдой. Сквозь красную пелену чудовищный силуэт то пропадал, то надвигался угрожающе близко. Во рту было солоно и горячо. Я плевался кровью, руки мои дергались, разбитые до мяса… уже до костей, кулаки искали ненавистную морду гиганта. Я бил, уже сам шатаясь и падая от собственных замахов.

Наконец, когда ударил по воздуху, а в красном тумане видел только качающуюся стену, я с нечеловеческим трудом поднял тяжелую, как осадное бревно, руку, сковырял с глазных яблок уже застывающие на них сгустки крови.

Гигант лежал вверх раздробленной мордой, огромные лапы раскинул, в левой – мой молот, правая неестественно вывернута. По всему телу роговые щиты изломаны, словно сухие глиняные черепки расколотили вдрызг, а затем мелкие кусочки приклеили на те же места. Все щели между пластинками заполнены вязкой багровой жидкостью, а под самим роговым зверем натекла целая лужа.

Молот в руке гиганта выглядел игрушечным. Та часть древка, что выглядывала из чудовищной ладони, блестела, перемазанная красным, а железную болванку заляпало еще и знакомо серым, похожим на глину. Я судорожно начал ощупывать голову, взвыл, пальцы снова прошлись по шишке, что уже доросла до размеров гусиного яйца.

– Предатель, – прошептали мои разбитые в кровь губы. – Ты его ударил всего раз!.. Тоже мне, молот героя! А сколько шарахал меня?

Послышался шорох. В трех шагах сверху осторожно спускался, цепляясь за все выступы, волк. Ворон шумно летал сверху, бестолково каркал, указывая, куда какую лапу поставить.

Оказавшись на высоте человеческого роста, волк соскочил, встряхнулся:

– Ну и страсти… С такой высоты спускаться, умереть легче. Мой лорд, поздравляем с победой! Мы гордимся.

– Еще как, – сообщил ворон. – Нам сверху было видно все! Да, это был бой…

Волк подошел к молоту, что так и остался в лапище ро­гового зверя, обнюхал, вскинул голову. Желтые глаза вспыхнули.

– Вот что значит священная ярость берсерка, – сказал он гордо. – Понял, пернатое?.. Наш лорд предпочел его уделать голыми руками!

– Это врожденное благородство, – возразил ворон. – Чтобы не иметь преимущества перед невооруженным противником. Принцип такой! Принцип благородства.

– Да насрать мне на эти благородные принципы, – возразил волк. – Это проявление священной ярости! Жажда ощутить все упоение схваткой… когда р-р-рвешь врага голыми клыками, не упускаешь ни одного сладкого мига… А молотом что: р-р-раз по голове – и всего-то делов! Нашему лорду это неинтересно.

В груди у меня хрипело, клокотало, квакало, хлюпало. Я восстанавливал хотя бы дыхание и все никак не мог остановить, а тут еще эти знатоки устроили разбор, с какой лапы лучше было наносить удар в нижнюю челюсть, а с какой в верхнюю, у меня вовсе помутилось в голове и в желудке.

Волк сказал одобрительно:

– Мой лорд, даже это пернатое заметило, что вы… мой лорд!.. начали щадить этого… ну, когда его правая лопнула в локте… Когда все суставы наружу…

– И болталась на одной окровавленной жиле, – добавил ворон мечтательно. Быстрый красный язычок мелькнул по краям клюва. – Такой непрочной и такой сочной…

– Я?.. – спросил я непонимающе. – Щадить?

Они многозначительно переглянулись, а волк напомнил толстым жирным от гордости голосом:

– Мы заметили, мой лорд! Мы заметили ваше естественное в этих случаях благородство, когда вы тоже начали бить его тоже только левой. Чтоб, значит, было по-честному!

Я посмотрел на свою правую. Под ногтем безымянного пальца темнела корочка крови. Колючка явно только что выпала, но я инстинктивно еще берег руку, стараясь не шелохнуть и пальцем, организм дергался при одном только намеке на рану под ногтем!

Ворон сказал многозначительно:

– Подумать только, он даже не помнит!

– Врожденное благородство! – согласился волк.

– Голубая кр-р-ровь, – изрек ворон. – Будем рассказывать по возвращении, что нам выпала честь… да что там честь – честища! – идти рядом с самим потомком! Да-да, тем самым. Даже – Тем Самым!.. Что ни жест, так исполненный благородства и значительности. Что ни движение, то исполнено глубинного… я не побоюсь этого слова, сокровенного смысла, всю полноту которого могут понять только Посвященные… да и тем хрен в сумку! Они ж все вымерли, а новые все до одного шарлатаны, жульё и прохвосты.

Я опасливо потрогал затылок. Шишка уже с гусиное яйцо. Это же надо так разогнуться, а если бы у меня была голова не воина, которые меднолобые и вообще чугунноголовые, то не знаю, не знаю…

Голос мой дрожал, как слюнявчик на ветру:

– Ну вот… все!.. Черт, сам не ожидал…

– Чего? – каркнул ворон.

– Что все получится так… быстро. Что легко, не сказал бы, но – быстро…

Ворон перепорхнул на грудь поверженного гиганта. Под крепкими когтями скрипело, будто водил напильником по стеклу. Попробовал клевать между щитками, защемил клюв, я видел, как напряглись сухие мускулы птичьих лап, едва выдернулся, злой и взъерошенный.

Волк насмешливо фыркнул. Ворон поглядел на него раздраженно, повернулся ко мне:

– Мой лорд… ты, как и положено отпрыску знатного рода, ни разу не грамотный?

– А что? – спросил я настороженно. – Ну, ни разу. А что?

– Имя ему – легион! – каркнул ворон. – Я как-то жил на колокольне монастыря, так что я теперь все священные книги наизусть!.. А ты думал, только анекдоты из жизни монахов? Не такие уж мы и декамеронисты. Там сказано, что Зло – неистребимо. По крайней мере, в этом мире. Потому что…

Он запнулся. Волк зарычал. Шерсть по всему загривку встала дыбом. Я насторожился:

– Почему?

– Потому что, – ответил ворон многозначительно. Перья топорщились, я чувствовал в нем смущение и непонятное желание увильнуть. – Так сказал Учитель.

– Учитель?.. А, который Сашу Рогатого… При чем тут первый энциклопедист?

– Ни при чем, – каркнул ворон. Он шумно почесался. – Так говорится. Когда нет доводов, ссылаются на авторитеты. Не знал?.. Боги, что за страна, из которой такие вот прут? Побывать бы, поглядеть на земли непуганых… лордов.

Я чувствовал напряжение, повторил:

– Слушай, мы ведь не простые спутники. Мы – друзья. А от друзей разве скрывают?

Ворон перебрался на череп гиганта, попробовал клевать глаза. От ударов по щиткам вспыхивали искры, но широкий клюв не пролезал в узкие щели в костяной броне. Ворон переступил с лапы на лапу, клюнул в месиво на месте раздробленного носа, отпрыгнул, попробовал даже чесаться, искать блох, но я смотрел неотрывно, ждал. Наконец он каркнул с великой неохотой:

– Спроси эту серость. Ну, которая черная. Он у нас честный!

Волк сердито рыкнул. Я перевел вопрошающий взор на мохнатого спутника. Волк прорычал:

– Ладно, пернатый! Ты чужие книжки читал, ты и отвечай.

– Книжки хоть и чужие, – отпарировал ворон, – но знания принадлежат народу! Мне то есть. Тебе тоже, но ты от своей доли отказался… как я понимаю, в мою пользу. Так что я за нас двоих грамотный, а ты за нас двоих злой и серый… Мой лорд, Зло неистребимо потому, что рождается не здесь. Не в нашем мире! Сюда только достигают его щупальца. Но сам Черный Спрут… за его гранью. А наша священная обязанность – герои мы аль не герои? – бдить и обрубать поползновения сразу же, как только, так сразу. Мы – на страже! На заставе богатырской! На священных кордонах цивилизованного мира, который только мы спасаем и охраняем! Мы их всех, гадов, перебьем, пусть только сунутся!!!