Зубы настежь - Никитин Юрий Александрович - Страница 48

Когда ее глаза наконец поднялись к моему лицу, в них было несколько другое выражение. Все еще дерзкое, но, похоже, она уже прикусила язычок, с которого готовы были сорваться фразы типа «Я хочу…» или «Я повелеваю».

– Вы убили моего зубра! – сказала она обвиняюще.

В той стороне леса затрещали кусты, на взмыленных конях выметнулись всадники с луками и копьями. Когда они увидели их предводительницу перед таким чудовищем, каким выгляжу я, их реакция была быстрой и нерассуждающей: со звоном, от которого холодеет сердце, выхватили мечи и понеслись прямо на нас.

Я потащил из-за плеча меч, вдвое длиннее, чем у любого из них, встал в боевую стойку, сделал мечом восьмерку и мельницу, замер в красивой позе, переходя из состояния удара в полную недвижимость, как прутковский сэр Торземунд, что в задумчивости на камне сидит.

За моей спиной воевода ругнулся, сказал сварливо:

– Да черт с ним, быком этим!.. Твой он, твой!.. Мы признаем. А теперь можешь подарить нам. Мы с Рагнармиром не гордые.

Она вскинула руку, ее всадники начали замедлять бег, остановили коней за ее спиной. Она все еще не отрывала глаз от моего лица, а я все не мог оторвать взора от ее грудей, что с наивным бесстыдством выглядывали из-под распахнутой волчовки.

– Что ж… – голос ее был замедленным, – вы, как я вижу, проделали далекий путь… А зубра, которого я преследовала, убили нечаянно… Я дарю его вам.

Воевода толкнул меня в спину. Я вздрогнул, отлепил взгляд от ее груди, в глазах появилась тянущая боль, словно отдирал липкую ленту.

– Принимаем, – пробормотал я. – Черт, еще как принимаем!.. Да от тебя и не такое примем…

Ее взгляд изменился, стал тверже, скользнул через мое плечо. Я оглянулся, принцесса в сопровождении герцога подходила с осторожностью, в окружении одиннадцати богатырей. Ее синие глаза смотрели неотрывно, тонкие брови поднялись до середины чистого лобика.

Герцог сразу уставился на грудь охотницы, даже шею вытянул, как гусь, что пытается ущипнуть раскрытым клювом.

Я перевел взор на принцессу, затем на охотницу. Принцесса напоминала бутон розы, яркий и готовый распуститься, а охотница походила на горный цветок, свежий и чистый, с каплями росы на лепестках. У принцессы каждая бляшка на ее «одежде» стоит стада коров, за каждый драгоценный камешек в обуви можно снарядить войско, но один козырь все же у охотницы… Если принцесса все-таки прикрыла грудь, то у охотницы эти круглые наливные яблоки торчат вызывающе и кричаще: смотрите, ни прыщей, ни жутких родимых пятен, кожа чистая и молодая, как у новорожденного олененка.

Их взгляды скрестились. В воздухе блеснул зеленый лучик, словно от лазерного прицела. У той и другой глаза одновременно стали зелеными. Я тряхнул головой, всмотрелся снова, думая, что почудилось, но невинно-синие глаза принцессы уже полыхали зеленым пламенем, а дотоле коричневые глаза охотницы стали зелеными, как малахит, как целая скала малахита, тяжелого и несокрушимого.

Воевода кашлянул и заговорил громко и рассудительно:

– Вот значитца так… Моя принцесса, мы помогли доблестной Кунигунде, о которой я наслышан, завалить этого быка, а она его дарит нам как в знак расположения… ведь мы идем по ее землям.

Густые и широкие брови охотницы взлетели еще выше, чем брови принцессы:

– Ты знаешь меня?

Он поклонился:

– Кто не знает доблестную дщерь великого и славного Инкула, трехрогого воителя Черного Портала и Серого Мха? Внучку Кекула, правнучку Укера, праправнучку Шекура, прапраправнучку Ченокера, от которой по женской линии передается родимое пятнышко на самой…

Все слушали, раскрыв рот, а охотница, вздрогнув, прервала быстро:

– Довольно! Ты слишком много знаешь, старик. Ты сам кто?

Он поклонился:

– Воевода Вырвибок, моя прекрасная воительница! Мы с твоим дедом славно дрались в битве за мост в страну Перминию.

Она смерила его недружелюбным взглядом с головы до ног, остановила взор на торчащих пиках усов:

– А, который горного великана?.. С того похода мой дедушка вернулся какой-то странный. Запил, ни одной юбки не пропускал, потом все какие-то крылья строил, с башни бросаться… Отряд! Рысью к замку!

Лишь на миг остановила на мне взгляд, в котором было так много, что кровь во мне вскипела, в глазах встала красная пелена. Смутно видел, как в сторонке прекрасное лицо принцессы пошло красными пятнами размером с крупных жуков. Затем за плечо рванула сильная рука воеводы, злой голос проревел:

– Стой! Ты что, не чуешь чары?

Я пробормотал:

– А что, она ведьма?

– Все женщины ведьмы, – ответил он убежденно. – Все! Очнись. Их уже нет, уехали.

Он тряхнул меня сильнее, красная пелена сползла. На поляне с той стороны леса было пусто, только вдали качнулись верхушки тоненьких березок, с раздраженным карканьем взлетели вороны, и все стихло снова.

В сторонке принцесса процедила сквозь зубы:

– Дикарка!.. Так ломиться через лес могут только ди­кари.

Я промолчал, весь опустошенный, ибо душа моя неслась следом за Кунигундой, ныряла в потоках воздуха, пробовала чирикать на лету, сбивалась с ритма.

– Она совсем одичала в этом лесу, – повторила она еще надменнее.

– Ага, – согласился я.

– Она дикий человек!

– Ага…

– Она просто варварка!

Я очнулся, посмотрел по сторонам, на принцессу, перевел взгляд на свои мускулистые руки:

– Как и я.

Она фыркнула, грудь ее ходила ходуном, едва не выпрыгивая из ремней, но средневековые дизайнеры продумали фасон хорошо: мелькала только полоска еще более нежной кожи, дразнилась, но больше ни-ни, о чем принцесса, похоже, после встречи с этой лесной королевой уже втайне жа­лела.

– Ты мужчина, – напомнила она надменно, но мне вдруг почудилась жалобная нотка, – мужчине можно быть… Ну, он в чем-то даже должен быть… Но ведь она женщина!

– Женщина, – согласился я и невольно снова посмотрел тоскующими глазами в сторону зеленой стены леса. – Еще какая женщина…

Зубра освежевали, мясо разложили по сумкам. Воевода поторапливал, принцесса едва не ревела, все почему-то спешили покинуть земли дикой Кунигундии, и мы выступили в путь, дожевывая на ходу и разбрасывая кости с лохмами мяса по кустам.

Воевода, он ехал со мной рядом, начал рассказывать о походах, сражениях и жарких схватках, когда дрались на стенах крепостей, в чистом поле и в лесу, сходились в двобое с самыми прославленными рыцарями из земель Двенадцати Столбов, земель Девяти Палиц, даже из странного заморского Семиморья, откуда приезжают купцы с разными диковинками.

Дорога вышла из леса, но по лесной привычке петляла, хотя степь вроде бы ровная, как поле стадиона. К полудню миновали огромные до небес стены древнего града, сложенные из гранитных глыб, видели издали красные, будто политые кровью, селения странных людей из красной глины, видели землянки ночных людей, накрытые зелеными ветками.

Всезнающий воевода заметил, что дорога пройдет мимо знаменитого старца Листогрыза, который сто лет жил в лесу, питался листьями и дождевыми червями, но получил в дар от богов леса способность понимать язык зверей и птиц, а когда вернулся доживать старость в родное село, обнаружилось, что может еще и предсказывать людские судьбы, снимать порчу, а также отыскивать пропавших коз и указывать, где куры тайком несут яйца.

Принцессе тут же загорелось повидать мудрого старца, Роландур поморщился, можно было проехать мимо, но смолчал, отряд свернул в село. Слугам велели напоить коней, надолго не задержимся, а нас отвели на деревенскую площадь.

Домик старца был стар, готов был развалиться от любого толчка. Над дряхлым крыльцом на солнце рассыхался широкий навес, а на ступеньках сидели трое мужчин, двое крепких деревенских мужиков, а посередке седой как лунь, дряхлый, что вот-вот рассыплется, сгорбленный старик с длинными седыми волосами и длинной белой как снег бородищей.

Принцесса, радостная как бабочка, спросила звонким щебечущим голосом: