Зубы настежь - Никитин Юрий Александрович - Страница 32

Он не понял, почему даже волк улыбнулся во всю хищную пасть. Ворон напыжился, а я просто сунул ладонь в мешок, загреб столько, сколько поместилось в ладони. Мальчонка ахнул и отступил, глаза его полезли из орбит.

– Этого хватит? – спросил я небрежно.

– Хва… хва… хватит ли… – пробормотал он, глаза его как прилипли к блистающей горке золотых самородков. – Да тут хватит… Ежели изволите, благородный герой, то и коня можно за стол!.. Хоть в красный угол, хоть на почетное место!.. Милости просим!

– Я ж не Калигула, – отмахнулся я. – Коня кормить отборным овсом и поить ключевой водой. Этого довольно.

– Сделаем, – поклялся мальчишка. – И ключ выроем прямо во дворе, и овес сейчас же посеем… А что за стол коня, так что дивного? Кони бывают куда умнее нынешних хозяев, уж не обессудьте! Зато хозяева – ого-го какие герои!

Умчался, а волк и ворон вертели головами, привыкая к гаму, веселому шуму, запахам жареного мяса, печеной рыбы. На той стороне корчмы гремела брань, трещали разбиваемые о дубовые головы сосновые лавки, взлетали кулаки, на стены брызгало красным, колыхались тени, жутко переламывались на переходах со стены на стену, вырастали на потолке и пропадали за низкими потолочными балками.

Вдоль столов прошел, выбирая место, высокий человек в темном плаще. Капюшон он постарался надвинуть на глаза, но нечто в его осанке, развороте плеч и походке привлекало внимание. Повернул голову вслед и я, взгляд зацепился за выглядывающие из-под плаща задники сапог. Я равнодушен к одежде, варвары пренебрегают модой и удобствами, но даже мне ясно, что эти сапоги шили очень умелые руки. А булатные шпоры, что мелодично позвякивают на каждом шагу, настоящее произведение искусства.

Мужик, что сидел за столом напротив, покосился в мою сторону хмуро:

– Эй, странник!.. Мы здесь не задаем лишних вопросов, понял?

– Да я так, – пробормотал я, опуская глаза, – просто золотые шпоры… гм… слишком уж для простой корчмы…

– А кто тебе сказал, что сюда пускают только простых?

А его сосед буркнул, не отрывая глаз от кружки с пивом:

– Никаких ограничений. Знатные – тоже люди…

Он перевел взгляд на волка, на ворона, что наконец слетел на стол и принялся нагло клевать из его миски. В глазах мужика не было ни вражды, ни удивления. Здесь и не такое видели, читалось в его раскосых глазах.

– Вы посидите здесь, – велел я волку и ворону, – я схожу посмотрю, что у них найдется пожевать еще.

В торце корчмы виднелась длинная стойка, за которой стоял, облокотившись локтем, грузный мужик в белом сюртуке. Я пробирался между столами, переступал через ноги, через упавших, спотыкался о перевернутые лавки и стулья, увертывался от пролетающих кувшинов, одной рукой придерживал кошель на поясе. В корчме надо смотреть в оба, а когда наконец выбрался к стойке, вместо грузного мужика в той же небрежной позе стояла зеленоглазая женщина. Огненно-красные волосы красиво падали на спину, я засмотрелся на ее роскошную фигуру, но, вспомнив предостережение, проглотив заготовленный комплимент, вежливо поклонился:

– Простите за вторжение. Я и мои доблестные спутники проголодались. Нам бы такое, чтобы всем пришлось по вкусу. Не уверен, что мальчонка принесет все правильно…

Я осекся, ибо только что за ее спиной была огромная картина с голой бабищей, изображающей, если не ошибаюсь, Данаю, а теперь там зеленел лес, на огромном пне медвежата, а старая медведица хоть и смотрела сурово на них, но краешком глаза держала и меня.

Женщина чуть улыбнулась:

– Здесь все получают то, что заслуживают.

Рядом со мной облокотился крепкоплечий мужчина, сухой и жилистый, но с неопрятной бородкой и грязными жирными усами. Он медленно отпил пару глотков, явно наслаждаясь, затем взгляд его мутных глаз упал на меня.

Чем-то ему не нравлюсь, видно, наливается злобой так отчетливо, что я видел его желтеющее нутро, а когда оскалил пасть, то клыки выглядели вдвое длиннее:

– Ты пришлый, как я гляжу…

Я смолчал. В этих ситуациях что не отвечай, все равно приведет к драке. Сперва просят закурить, а потом начинается: ах, не куришь, брезгаешь нами, или – не те куришь, это ж оскорбление, так что и сейчас я спокойно рассматривал копченые куски мяса и рыбы, прикидывал, какой кусок нам порезать, какой круг сыра выбрать, с какого кувшина вина начинать и каким закончить.

– Ах, так ты гордый…

– И хлеба, – добавил я. – Ржаного, свежего.

Мужик уже не тянул, а зло цедил:

– А мы тут гордых не любим… Наш народ должон быть простым и богобоязненным!.. А гордыня – смертный грех. Гордых мы…

– Соли не забудьте, – сказал я, заканчивая заказ. – Если есть, то еще и перчика, аджики, тертого чеснока.

Хозяйка спокойно кивнула, принимая заказ, я отодвинулся, и в этот миг мужчина ударил.

ГЛАВА 19

Я легко отклонился, мой кулак в ответ достал его снизу в челюсть. Сухо хрястнуло. Его приподняло в воздух, изо рта блестящими градинами разлетелись во все стороны белые комочки, застучали по стенам, с мелким дробным стуком покатились по полу.

Он тяжело грохнулся навзничь. Из-за столов на меня бросилось сразу пятеро, еще не поняли, что с их вожаком случился не солнечный удар. Я прижался спиной к стойке, не зайдут со спины, мои кулаки встречали точно и сильно, тела отшвыривало, как надутые мячи, первый улетел под стол, другой грохнул на стол и развалил его широкой задницей, третьего пронесло по проходу, задевая сапоги гуляк, четвертый от мощного апперкота взлетел и повис, как убитая гадюка на потолочной балке.

Пятый, самый сообразительный, выхватил длинный нож и пошел размахивать крест-накрест, словно работал нунчакой. Я отшатывался, сам ловил момент, тот начал улыбаться торжествующе, тут же я метнул кулак, точно рассчитав движение, глухо хрустнуло, будто я проломил глиняный горшок.

Я повернулся к хозяйке:

– Если есть, то соли помельче. Морской, если здесь знают, что такое море.

Она раздвинула красивые губы в улыбке:

– У нас есть все! Даже чашки для левшей. А соль хоть аттическая, хоть пермская, хоть…

Я кивнул на распростертые тела:

– Если можно, то этим накрыть стол во-о-он в том углу. Подавать все, что смогут съесть и выпить. Плачу я.

Чтобы хозяйка не усомнилась, я запустил ладонь в сумку, а ладонь у меня теперь шире лопаты. Ее глаза округлились, как у большого молодого филина, но из зеленых стали странно лиловыми. Я высыпал золото на стойку, повернулся и, чувствуя между лопаток восторженные взгляды, вернулся к столу, где нетерпеливо ждали волк и ворон.

– Ну конечно, – прорычал волк саркастически, – как же иначе? Где корчма, там и драка…

А ворон, заступаясь, каркнул:

– А что? Да ты посмотри!

На всех жаровнях шкварчало и шипело мясо, но воздух стал удивительно чистым, прозрачным, я с удовольствием вдохнул всей грудью. Даже самые дальние столы различаются отчетливо, видны кровоподтеки на лицах самых дальних гуляк, их золотые пояса и рукояти ножей с блистающими драгоценными камешками. Даже потолочные балки проступили ясно и четко, видны зазубрины от мечей, когда замах на рупь, а удар на копу…

– Ничего себе, – пробормотал я ошеломленно, – неужто это от драки?.. Ни хрена себе дезодорантик…

Ионизированный воздух трещал от свежести. Грудь поспешно раздулась, спеша успеть захватить как можно больше озона, что выделяется после любой грозы, ибо от жаровен, сковород, мангалов уже текли плотные запахи жареного мяса, рыбы, от гостей снова пошли запахи пота и крови.

От двери раздался гул голосов. На пороге остановился на миг, всматриваясь в обитателей, высокий воин в печенежском малахае и в добротных рыцарских доспехах. Железо тускло блистало багровыми отблесками, такой же блеск был в раскосых глазах воина, что бросали быстрые осторожные взгляды из-под нависающей на глаза песцовой или соболиной шерсти.

– Сэр Эдвард!

– Эй, каган!..

Сгорбившись, воин поспешно пробрался к столику подальше в угол, куда и светильники не очень-то доставали, сел, пугливо сгорбившись, закрыл лицо руками. Его хлопали по спине, плечам, он вздрагивал не столько от мощных хлопков, сколько от испуга.