Золотая шпага - Никитин Юрий Александрович - Страница 33

На другой день его вызвали к вице-адмиралу.

– Садитесь, Александр Дмитриевич, – пригласил Сенявин доброжелательно. – Вы так и не съезжали на берег? Ваши друзья там неплохо повеселились, отдохнули…

– Для меня отдых – на корабле, – отчеканил Засядько, желая прервать разговор.

– Ну-ну, – сказал Сенявин примирительно, – вы отличный моряк, но ведь не только же моряк? Суворов говаривал о вас как о прирожденном сухопутном воине. А если и воздушный океан могли бы бороздить корабли, то, наверное, вы и там показали бы себя с наилучшей стороны и о вас говорили бы как о прирожденном летателе, воздухоплавателе. А может быть, вы и в самом деле не моряк и не сухопутник, а?

Сенявин хитро прищурился, и его маленькие медвежьи глазки как буравчики впились в капитана. Засядько ощутил тревогу. Что мог значить этот странный разговор?

– Как сказано в Писании, – ответил он почтительно, – судите не по словам, а по делам моим.

– Дела у вас идут отменно, – согласился Сенявин. – Кстати, поговаривают, что вы интересуетесь осветительными огнями? Даже шутихи пускаете? Но ведь это несерьезно, да?

– В некотором роде, – ответил Засядько медленно. Он лихорадочно соображал, как выпутаться. – Это забава, но забава царей. Сам Петр Великий потратил немало времени на создание и конструирование шутих и фейерверков, он же смастерил осветительную ракету, которая принята на вооружение русской армией, доныне зовется «петровской ракетой»…

Сенявин озадаченно молчал, потом вдруг спросил:

– Но что лично вас привлекает в этой игрушке?

Засядько быстро перебрал варианты ответов. Что можно сказать и в какой мере? От всесильного флотоводца зависит многое. Не потрафишь – сошлет в какую-нибудь дыру, где до конца жизни проторчишь в чине капитана. А на скромное жалованье непросто развернуть работу над большими ракетами…

– Все великое начинается с игрушек, – ответил он, твердо выдерживая пронизывающий взгляд адмирала. – Флагман, на котором мы бороздим океан, сначала был построен в виде игрушки, модели.

– Те игрушки служили прототипом для настоящего, – заметил Сенявин. – А что вырастет из ваших шутих?

Пришлось решиться на дипломатическое отступление. Засядько сделал вид, что задумался, потом пожал плечами:

– Какая мать знает, что вырастет из ее младенца? Может быть, великий ученый или полководец, а может, станет мелким чиновником или хуже того – злодеем.

– Но вырастет?

– Если не умрет в колыбели.

– Гм… Вы интересный человек. Ладно, вы свободны. Кстати, а какая основополагающая идея привлекает вас в фейерверках?

– Они несут в себе движущую силу, – ответил Засядько уже от дверей. – Ядро, с какой бы силой оно ни было выпущено, все время замедляет полет. Ракета же постоянно ускоряется. Предположим, что мы начинили ее не порохом, а какой-то другой химической смесью, которая бы горела несколько часов, а истечения газов давала бы равнозначные пороховым. Тогда бы мы с этого корабля смогли обстреливать и Константинополь, и Париж, и любой другой город мира! Более того, мы могли бы…

Он осекся. И так сказал больше, чем следовало. Не хватало еще ляпнуть о других планетах!

Сенявин восхищенно крутил головой. Он сам любил парадоксы и по достоинству оценил игру ума молодого офицера. Нелепость, а не подкопаешься! Теоретически верно, концы с концами сходятся.

– Идите, – разрешил он милостиво. – Я распоряжусь, чтобы вам не чинили помех. Можете в свободное время заниматься опытами, если вас не привлекают портовые кабаки.

– Премного благодарен! – отчеканил Засядько. Вытянулся, щелкнул каблуками и поспешно вышел.

5 и 7 июня десантные войска под началом капитана Засядько и отряды черногорцев дважды неудачно атаковали колонну французов численностью в двести человек. Атака была отбита с большими потерями, хотя русских и черногорцев было три с половиной тысячи человек.

Пришлось призвать на помощь флот. Истребительный огонь кораблей заставил французов оставить Брено, и они ушли в Верхний Бергатто под начальство генерала Делагорта.

Засядько разместил солдат за склоном горы и стал ждать ответной атаки. Вскоре ворота распахнулись, показалась стройная колонна французских солдат. Выйдя из крепости, они выстроились в каре и двинулись на черногорцев, которые, отстреливаясь, стали отступать нестройной толпой. Во главе колонны шел высокий седой человек с обнаженной шпагой. То был генерал Делагорт.

Засядько залюбовался четкой и красивой штыковой атакой. Это была настоящая европейская армия, дисциплинированная, обученная, с высокой военной культурой.

– Батальон, – скомандовал он негромко, – пли!

Грянул залп. Все окуталось дымом. Со стороны черногорцев выстрелы слышались чаще. Видимо, союзники прекратили отступление и тоже стали обстреливать неприятеля.

– Вести прицельный огонь! – предупредил Засядько.

– Ваше благородие, в штыки бы…

– Огонь!

– Чтоб русский бой удалый, как говаривал Суворов…

– Дурень, я хочу не боя, а победы. И чтоб вас привезти обратно живыми.

Солдаты стреляли, перезаряжали ружья и снова стреляли. Он выждал момент и поднял своих людей в контратаку. Генерала Делагорта среди французов не было. Засядько поискал его глазами, увидел на земле распростертого седовласого человека. Генерал был сражен ружейной пулей.

Повсюду слышался пронзительный клич черногорцев и гремело громовое русское «ура». Французы дрались молча. Наконец им удалось отступить и укрыться в крепости. Засядько собирался начать штурм, но прибыл приказ от адмирала Сенявина вернуться на корабли.

Флот начал осаду соседнего города Рагузы. Все десять линейных кораблей, выстроившись полукругом, деловито бомбардировали старые каменные стены в надежде пробить брешь. Осада была вялой, так же вяло защищались французы. Все знали, что основная война ведется на европейском театре военных действий, именно там решаются судьбы мира. Дошли слухи, что русский царь не смирился с поражением и основал четвертую коалицию держав в составе Англии, России, Пруссии и Швеции. Наполеон не стал ждать вторжения, а по своему обыкновению двинулся навстречу неприятелю. Меньше чем через месяц после образования коалиции он разгромил прусские войска при Шлейце и Заале, затем окончательно уничтожил прусскую армию при Иене и Ауэрштадте. Через несколько дней вступил в Берлин, взяв себе в качестве трофея шпагу Фридриха II.

Ободренные новостями, французы осмелели. В Рагузу прибыл новый губернатор Мармон, который чувствовал, по его словам, к черногорцам одно презрение, а зол был только на русских.

Он внезапно напал на русский десантный отряд и уничтожил больше половины его состава, попутно истребив тысячу двести черногорцев. Засядько в это время находился на корабле. Завидев сражение, поспешил на берег, принял командование и организовал оборону. Атака Мармона была на редкость удачной: больше тысячи русских солдат и офицеров полегло в сражении. Александру ничего не оставалось делать, как попытаться увести людей снова на корабли, избегая потерь. Остатки десантного отряда отступали в полнейшем расстройстве.

– Сомкнуть ряды! – закричал Засядько яростно. – В каре!

Солдаты, завидев отважного капитана, пользовавшегося славой неуязвимого, приободрились, начали перегруппировываться.

– В каре! – повторил Засядько. – Быстрее!

Пригибаясь, он побежал к брошенной батарее. Артиллеристы полегли все до одного, между орудий сновало несколько французских кирасиров. Они распутывали постромки, явно намереваясь затянуть орудия в крепость.

Засядько оглянулся. За ним бежало трое солдат. «Справимся», – мелькнула мысль.

Он прыгнул, ударил саблей, снова прыгнул и опять ударил. Двое упали с рассеченными головами, третьего Александр сбил с ног корпусом, бросаясь на офицера, успевшего выхватить пистолет. В три гигантских прыжка он настиг офицера, который за это время поднял пистолет едва на полдюйма, сильным ударом свалил его, отшвырнул саблю и подскочил к ближайшей пушке. Пока солдаты возились с растерявшимися и оглушенными французами, он повернул ствол орудия в сторону атакующей французской колонны. Зарядить и поднести запал было делом мгновения.