Золотая шпага - Никитин Юрий Александрович - Страница 18

Засядько прыгнул. Гренадер вскинул палаш, защищаясь, однако Александр уже изменил направление удара, и противник рухнул. Так рубились на Сечи деды и прадеды… Пригодились годы изнурительных упражнений в фехтовальном зале.

Подоспел офицер с саблей. Засядько перевел дыхание, однако француз, взглянув на сраженных соратников, побелел и бросил саблю на землю. Засядько подобрал оружие. Офицер опустился на землю и обхватил голову руками.

– Перестаньте, – сказал Засядько сурово. – Вы же мужчина! Сколько вам лет?

– Скоро будет двадцать два, – прошептал офицер.

Засядько не нашелся, что ответить. Ему самому на днях исполнилось двадцать лет. Правда, за два месяца непрерывных боев пришлось столько раз вступать в рукопашные схватки, что другому бы хватило на всю жизнь. Трижды под ним убивали коней, дважды простреливали кивер, неоднократно он оказывался один против десятка противников, но всегда оставался цел и невредим. В сабельных схватках ему не было равных: он с легкостью сражался один против пяти и всегда побеждал. Его шпага сверкала как молния, и неприятелю казалось, что у неистового русского сто рук и сто шпаг. Он успевал трижды пронзить противника, пока тот делал один-единственный выпад.

Бывалые воины, которые начинали службу с Суворовым, дивились новичку и пророчили ему великие подвиги. Но старшие офицеры косились. Молодой подпоручик слишком самостоятелен, принимает решение за старших, не однажды брал на себя командование крупными отрядами взамен растерявшихся… Это задевало самолюбие, к тому же пошли разговоры, что молодой офицер чересчур близок с нижними чинами, не держит дистанцию. Вроде бы французов видит лишь через прицел, но успел от них набраться вредного вольтерьянства!

ГЛАВА 9

На следующее утро после удачного десанта Засядько вызвали к Суворову. Он поспешил в штаб-квартиру полководца, зная, что фельдмаршал любил быстрых людей.

Возле домика, где располагался штаб, было сравнительно тихо. У коновязи топтались, пофыркивая, две низкорослые казачьи лошадки. На пороге сидел часовой и пытался вдеть нитку в иголку. На Александра он только взглянул искоса, всецело поглощенный своим занятием, даже не подвинулся.

Засядько перешагнул порог и оказался в светлой просторной комнате. Фельдмаршал стоял к нему спиной, рассматривая расстеленную на столе карту. Один край ее загибался, и Суворов придерживал ее ладонью. Он был в простой белой рубашке, и его можно было бы принять за старичка крестьянина, если бы букли и хохолок не выдавали представителя привилегированного сословия.

На стук шагов он обернулся, пристально посмотрел на молодого исполина. Рядом с Александром он казался еще меньше ростом и более щуплым. К тому же Засядько был застегнут на все пуговицы и стоял навытяжку, а Суворов, спасаясь от итальянской жары, расстегнул рубашку почти до пояса. В глаза бросалась плоская грудь с дряблой старческой кожей, поросшей редкими седоватыми волосами.

– Чем вы руководствовались в своем решении? – спросил вдруг очень быстро и резко Суворов.

– «Наукой побеждать»! – отчеканил Засядько без малейшего промедления.

На лице Суворова промелькнула улыбка. Он ревностно следил, чтобы в армии изучали его книгу по боевой тактике.

– А чем именно?

– Удивить – значит победить! – выпалил Засядько.

Суворов довольно улыбнулся, отпустил карту. Та, шурша, свернулась. Фельдмаршал прошелся взад-вперед, исподлобья посматривая на молодого офицера.

– Что же все-таки мне с вами делать? – сказал он неожиданно жестко. – Переправившись через реку, вы оголили левый фланг шестого мушкетерского полка и австрийского корпуса. Вы хоть понимаете, что наделали?

– Я не защищался от противника, а бил его, – ответил Засядько. – Теперь австрийцам и шестому полку нечего делать. А мне не от кого их защищать.

Видно было, что фельдмаршалу нравились молниеносные и четкие ответы. Он терпеть не мог «немогузнаек» и ­тугодумов. Но в отношении этого молодого офицера он еще не принял решения. Хорошо, когда солдат быстро и правильно выполняет приказы. Однако если каждый офицер начнет действовать в соответствии с собственными планами, то армия развалится…

– Вы поступили верно, – сказал Суворов, – но дисциплина есть дисциплина. Особенно в действующей армии. Что же мне с вами делать?

– «Как солдат – я заслуживаю наказания и отдаю свою шпагу. Как русский – я выполнил свой долг», – выпалил Засядько.

Суворов от неожиданности даже отпрянул, затем неудержимо рассмеялся. Это были его собственные слова пос­ле одного из сражений в Польше. Он тогда с восемью сотнями казаков напал врасплох на пятитысячное войско гетмана Огинского и наголову разбил поляков. Начальник отдал его под суд. Однако Екатерина II прекратила дело словами: «Победителей не судят». И вдобавок Суворов получил награду.

– Ой, хитер! Ой, хитер!

Суворов даже ногами затопал от удовольствия. Видно было, что ему очень приятно вспомнить молодость.

– Самого Талейрана перехитришь! – воскликнул фельдмаршал, вытирая выступившие от смеха слезы. – Верно, победителей не судят. Аль судят?

– Вам виднее, – ответил Засядько.

– Ха-ха!.. И это верно. Ладно, такому герою стыдно все еще ходить в подпоручиках. Поздравляю вас, поручик Засядько!

Александр щелкнул каблуками, Суворов остановился перед ним, задрав голову, чтобы встретить взгляд новопроизведенного поручика, однако голос фельдмаршала звучал сурово:

– Имейте в виду, я стал поручиком лишь в двадцать пять лет! Вас ждет еще более скорая военная карьера. Будьте же ее достойны. О том, как вы владеете саблей, по всей экспедиционной армии ходят легенды, но теперь вы должны показать себя и умелым начальником.

Засядько был уже в дверях, когда Суворов остановил его:

– Вас дважды представляли к боевым орденам. Но я вычеркнул! Знаете почему?

Александр пристально смотрел на фельдмаршала. Глаза того сузились, теперь он смотрел недоброжелательно. Ноздри раздувались как у хищной птицы, на бледных щеках выступили багровые пятна.

– Ну… здесь мне позвольте заколебаться, – ответил Александр осторожно.

– Почему?

– Это может касаться таких дел, которые необязательно знать боевому офицеру.

В глазах Суворова на миг промелькнула искра понимания, но голос оставался раздраженным:

– Да, вы прекрасный боевой офицер. Я терпеть не могу паркетных шаркунов, а вы… вы…. Я любил бы вас, если бы не ваши разговорчики и рассказы на цивильные темы.

Александр вытянулся:

– Простите, не понимаю.

– Я имею в виду, – повысил голос Суворов, – в армии нет дела до того, как я веду дела в своем имении!

Александр щелкнул каблуками, вытянулся.

В роте Засядько было двое из деревни, что находилась по соседству с владениями Суворова. От них он узнал и о том, как по приказу Суворова мужиков забивали кнутом насмерть, девок по приказу генерала-барина отдавали на потеху гостям, узнал и о восхитившем многих эпизоде с заселением новой деревни. Этот случай передавался из уст в уста, обошел столичные салоны. Что потрясало Засядько, так то, что никто не осудил, всяк восхищался находчивостью бравого генерала.

А началось с того, что Суворов купил большую деревню, но совершенно пустую. Чтобы заселить, он купил у соседних помещиков молодых парней и девок. Но это домашний скот загоняют в общий хлев, на том и все, а русские – народ религиозный, православная же церковь всегда послушна любой власти: Суворов по дороге повел купленных в церковь. Перед церковью велел парням: «По росту становись!» Парни послушно встали: слева – самый высокий, крайний правый – самый низенький. Точно так же выстроил и девок. Новая команда: «Колонной по двое в церковь – шагом марш!» Поп быстренько обвенчал всех – когда церковь выступала против произвола самодуров? – а по дороге домой все растерялись, начался плач, стоны. Все позабыли, кто с кем венчался! Нет чтобы разобраться, кто кому больше нравится, но нет же, как же, с другим повенчаны… Благодетель Суворов и тут помог. Рявкнул: «Дурни, по росту становись!» И сразу все нашли свои пары. Вот какие глупые крестьяне, вот какой находчивый и остроумный фельдмаршал Суворов!..