Зачеловек - Никитин Юрий Александрович - Страница 83

Здесь горы давали приют именно пещерами, отсюда и пошли так называемые пещерные люди, здесь они рождались, размножались и умирали, а каждое следующее поколение немного расширяло, пробивало новые ходы, соединяло с пещерами соседей – когда настоящими ходами, по которым можно проползти или пробраться на четвереньках, а когда и просто длинными дырами, благодаря которым легко переговариваться, а вход в такую пещеру соседей может оказаться за много километров. А то и вовсе с другой стороны горного хребта.

Эти пещеры уходили на километры вглубь по наклонной, иногда выходили к подземным озерам с удивительно чистой водой, где плавают дивные безглазые рыбы, белые, как тело стыдливой женщины, там же в пещерах размещали оружие для готовящихся восстаний против древних царей, имена их забыты, потом здесь прятались первые христиане, здесь тайком переписывали откровения апостолов новой веры…

В последние десятилетия здесь крепко обосновались террористические группы, и сколько против них ни пытались планировать операции, всякий раз те и другие несли потери, боевики отступали, но, так как пещер бесчисленное множество, все горы источены ими, как голландский сыр дырами, чаще всего боевики заходили в спину, и правительственные войска с позором отступали, с трудом вывозя раненых.

После таких стычек боевики с гордостью рассказывали о своих победах, а им для победы достаточно уцелеть, в то время как для правительственных войск нужно только полное истребление противника, любой иной результат – поражение, и ряды боевиков всякий раз быстро пополнялись за счет молодых энтузиастов, готовых отдать жизни за победу дела Аллаха.

Сейчас над горами выгнулся темный шатер ночного неба, тучи скрыли звезды и узкий серпик луны, в долине темно настолько, что не видно, где кончается небо и начинаются горы, не видно земли, по которой ступают легкие ботинки с противоминными подошвами. Впрочем, для Джона Завойко и его солдат ночь такая же ясная, как и день, каждый видит на сотни метров даже мельчайших муравьев, что вышли на ночную охоту, а при желании могут масштабировать любое изображение, не теряя качества. Умная аппаратура в шлеме фильтрует все, на что падает взор, отмечает расстояние, силу ветра, а если вдруг в ночи вспыхнет ослепляющий прожектор или луч лазера, мгновенно поляризует стекло, солдат даже не заметит, что его зрение было спасено.

Они передвигались абсолютно невидимые, словно легендарные ниндзя, воины-призраки, хотя призраками называть трудно крепких могучих мужчин, закованных в высокопрочную броню, которую не пробить и снарядом из танкового орудия, а под этим чудо-доспехом еще и кевларовый костюм, тоже выдерживает очередь в упор из крупнокалиберного пулемета. Гладкие без щелей сочленения суставов дают свободу действий, как если бы человек двигался всего лишь в легком тренировочном костюме для пробежки.

Слегка удлиненные шлемы придают неземной вид, тем более что шлемы, как и костюмы, полностью герметичны, переговоры даже с соседями идут через спутниковую связь, лиц не видно из-за акрилового стекла с дисплеем и защитой от всех видов излучения. Тут же в шлеме, помимо слухового устройства, и воздушные и биологические фильтры, так что в этом костюме можно выпасть за борт на дно океана и пешком добираться к берегу, можно бродить по пояс в озере металла или серной кислоты, костюм выдержит, а фильтры исправно будут подавать очищенный и охлажденный воздух.

Несмотря на безлунную ночь, все видели так же, как и днем, аппаратура автоматически подстраивается к освещению, а также гасит собственные тепловые излучения, чтобы часовые врага не смогли засечь их по красноватым силуэтам.

К Завойко приблизился Фоулер, сержант, похожий на марсианина, какими их изображали в старых фильмах. В высокопрочных пластиковых ботинках, способных выдержать взрыв фугаса, что пробивает днище тяжелого танка, он выглядел выше и стройнее, а голос из динамика, подправленный вручную, прозвучал сурово и мужественно, как у знаменитого в их детстве героя боевиков Шварценеггера:

– Господин полковник, за этим гребнем можно будет увидеть цель.

– Хорошо, – ответил Завойко отрывисто, – переговоры прекратить, соблюдать все меры предосторожности.

– Есть, господин полковник!

На стекле-дисплее его шлема все фигуры выделялись четко, и трудно представить, что противник их не увидит, пока не столкнется нос к носу. Впрочем, они врага увидят сразу же, как только тот окажется в прямой видимости или же за укрытием, толщина которого не свыше пяти дюймов железобетона.

И – начнут действовать!

Истребитель полковника Перри несся на бреющем полете в ночном небе, хотя какое небо, когда по брюху едва не чиркают верхушки барханов. Обе руки полковника лежат на коленях, пальцы подрагивают от жажды бросить пальцы на тумблеры либо ухватиться за рычаг управления тягой двигателя, но на переобучении его как раз и отваживали от этой дурацкой привычки, ведь компьютер принимает решения в сто миллиардов раз быстрее, он лучше сумеет вести скоростной самолет.

Поговаривают, что на сходящих сейчас с конвейера машинах уже и рукояток старых нет, даже привычного рычага управления двигателем, а только клавиатура управления, где красным помечены «горячие» клавиши. Но даже их нельзя касаться, если находишься в такой вот опасной близости от земли.

Тем не менее он вынужденно признавал, что сам никогда не смог бы провести истребитель на такой скорости и на такой высоте. Самолет и сам прощупывает впереди путь радаром, и вовремя принимает со спутника информацию обо всем, что впереди, что движется навстречу или наперерез, что может только появиться из-под земли или на курсе…

На цветных дисплеях впереди и по бокам проплывают яркие картинки изумительного качества: одна показывает землю внизу, но не с истребителя, на такой скорости ничего не увидишь, а со спутника, другие – двигающуюся армию саудитов. На верхнем – общий план, едва заметные точки на желтом полотне пустыни, а чуть ниже – подробный, особенно выделяя передние танки, по которым он и должен нанести удар.

Иногда самолет неуловимо быстро совершал нырки, Перри даже не видел на такой скорости, из-за чего и почему, догадывался лишь, что на пути был песчаный холм или невысокая горка. С каждым мгновением антирадарное покрытие поглощает все больше и больше всевозможных сигналов от локаторов противника, Перри молил Всевышнего, чтобы арабы не сумели засечь его самолет до тех пор, пока не нанесет удар, главное – выполнить задание, а там будь что будет, его славянские корни придавали происходящему окраску бесшабашности. Или грудь в крестах, или голова в кустах.

Правда, у арабов продвинутая китайская техника, но все-таки их технология отстает на шажок от американский, всего на шажок, на крохотный шажок, но в современной быстротечной войне это может оказаться решающим фактором.

В наушниках раздался голос командира эскадрильи:

– Внимание, осталось триста миль… Изменений нет.

– Роджер, – ответил Перри.

Барханы кончились, самолет несся над ровной землей, едва не касаясь ее брюхом. Перри почти чувствовал, как сигналы от чужих радиолокаторов бомбардируют обшивку, сам ежился, стараясь втиснуться поглубже в кресло пилота, словно это поможет укрыться самолету, считал секунды, истребитель несется быстрее пули, осталось сто миль… семьдесят… сорок… Только бы не опознали до того, как будет готов к удару. На подходе к цели все равно засекут, но какое-то время будут пытаться распознать непонятный объект, слишком много ложных маячков, а это даст еще несколько секунд…

Экраны показывали, что ракеты противника «воздух – воздух» на местах, ни одна не смотрит в его сторону, тем более не отслеживает его движение. Двадцать миль… летающая крепость арабов все так же плывет по кругу, треть ее сенсоров неуклонно следят за небом. Проклятые американцы могут ударить прямо из космоса, от их ракет не уклониться, не уйти, но их можно успеть сбить выпущенными навстречу контрракетами.