Я живу в этом теле - Никитин Юрий Александрович - Страница 59

Она подошла к моему столику. Я собирался, не вставая, ногой придвинуть ей стул, но на нас смотрели со всех сторон, и я встал, церемонно отодвинул для нее стул, а когда она вдвинулась между стулом и столом, так же церемонно придвинул. Маринка села, одарив меня царственной улыбкой. Умница, все понимает, держится красиво и величественно, но вместе с тем дразняще, чтобы самцы за другими столиками роняли слюни, мне завидовали, а вернувшись домой, сливали в ванной избыток спермы, держа в воображении эту сочную реторту с готовой к оплодотворению яйцеклеткой.

Я протянул ей меню, краем глаза посматривал на соседний стол, где в окружении накрахмаленных салфеток уже появились широкие блюда с ломтями красной рыбы, сочной ветчины, осетрины… В сердце кольнуло, я стиснул зубы, отгоняя черноту, в которой для меня не будет ни этого кафе, ни Маринки, ни солнечного света, что, переломившись в окне, скользит по столу радужным лучиком.

– Кофе, – сказал я официантке, – горячий, крепкий. И сладкий, конечно.

Маринка мило улыбнулась. Мои слова прозвучали как декларация. Сейчас все берегут здоровье, стараются продлить жизнь, а я вот такой смелый, отважный, безрассудный, такие всегда нравятся, как всякий протест против «нормального образа жизни».

Принесли кофе, крошечные бутерброды, мороженое. Маринка щебетала, щебетала, щебетала, рассказывала о соседке из соседнего дома, что держит троих собак, всех трех вяжет, в квартире столько щенков, столько щенков, это же ужас, как можно на этом зарабатывать, собаки уже истощены, в доме вонь, соседи недовольны, во всем доме ее ненавидят, она вечно со всеми ругается, я покивал, поддакивал, иногда вставлял замечания, что да, нехорошо, ай-яй-яй, а в теле разрасталась глухая тоска.

Это же я, я! Девяносто девять процентов моего времени, сил, энергии, всего-всего уходит на это вот существование в этом мирке простых людей и простых мыслей. Неужто так же жили и другие великие, к примеру, Ньютон вынужден был выслушивать бесконечные рассказы жены о фифтитюльках на платье супруги советника, ее адюльтерьере с конюхом, кивать и глубокомысленно поддакивать, когда она спрашивала, не сделать ли вот здесь на платье выточку, а вот здесь фестончики?

Жизнь уходит, стремительно уходит, каждый миг невосполним, а мы на что ее тратим? Я не Ньютон, но я рожден для чего-то великого, я же чувствую, так почему же мне приходится всю жизнь думать и говорить о мусорке, что расположили далеко от дома, о кафе, что чересчур близко, шумят, выслушивать сплетни и самому что-то мямлить, комментировать, иначе подозрительное неучастие в общей жизни обойдется дороже?

– Если бы ты знал, – услышал я и понял, что на этот раз нужно что-то ответить, – какую жертву я тебе принесла только что!

– Какую? – поинтересовался я. – Пока шла по тротуару, рядом ехал миллионер на «Роллс-Ройсе» и предлагал увезти тебя на Багамы?

– И это было, – подтвердила она. – Но еще меня пригласили в гости к одному известному астрологу. Это такой человек, который смотрит на звезды и…

Я поторопил взглядом официантку, прервал сладкий голосок:

– Это те же шаманы, но только без бубнов.

– Какой ты грубый!

– При чем тут грубость. Что эти астрологи могут в век науки?

Она фыркнула:

– И ты такой же! Камни не могут падать с неба потому, что над Землей нет никакого небесного свода, верно? Так ответила Французская академия на рассказы про падающие метеориты?.. Сейчас астрология, как я слышала, получила подтверждение оттуда, откуда не ждала!

– Откуда?

– Как раз со стороны науки, – ответила она сердито. – Со стороны астрономии! Компьютеры подтвердили, пень ты неверующий!

Неверующий, мелькнуло у меня в черепе. В отличие от всей этой массы, я не верю, а пытаюсь понять. Когда человек верит – ему хорошо и спокойно. Верит ли в Бога, Дьявола или пришельцев из космоса – неважно, все равно может на кого-то переложить ответственность. А если не верит, если старается понять…

Предостерегающий холодок пробежал по спине. Стараясь не дать голосу дрогнуть, я сказал:

– Вообще-то астрологи, как понимаю, тоже стараются что-то понять. Но в то же время верят…

Маринка спросила живо:

– Так заглянем?

– Я вообще-то не очень люблю вваливаться к незнакомым людям…

– Чепуха, – отрезала она безапелляционно. – Во-первых, он любит незнакомых людей. Контакты для него – дело важное. Во-вторых, у него сегодня Володька Крестьянинов, Сережа Зайков, Саша Новиков, даже Мухортов обещал быть… Ты их всех знаешь, они из параллельной группы.

– Это который Мухортов? – спросил я. – Обаяние в коротких штанишках?

– Нет, в коротких – Чеховский. А Мухортов – именитый велосипедист.

– Не понимаю, – пробормотал я. – При чем здесь велосипеды?

– А при чем были каравеллы, – отпарировала она, – когда морской офицер Можайский изобрел первый самолет?

А почему нет, мелькнула мысль. Конечно же, все эти астрологи, предсказатели, ясновидцы – это редкостные тупари, самовлюбленные и самоуверенные дураки, но… спинным мозгом ли, звериным ли чутьем, каким звери заранее чувствуют приближение грозы или лесного пожара, так и эти астрологи смутно, очень смутно чувствуют некую общность всего-всего, в том числе всех людей, зверей и даже Вселенной со звездами, созвездиями, туманностями и пространством-временем.

Понятно, не умея мыслить так, как надо, да и никто на Земле пока что не умеет, но, будучи людьми со всеми человеческими пороками вроде чванства и высокомерия, они берутся проповедовать, поучать, предсказывать, оперируя терминами, над которыми люди разумные могли бы околеть от смеха. Как если бы князь Юрий Долгорукий, пытаясь увиденное в нашем мире пересказать своим соплеменникам, называл самолет – Змеем Горынычем, телефон – верещалкой, а наручные часы – хитроумной детской игрушкой, где привязанный под железкой таракан таскает махонькие стрелочки по кругу.

– Допивай кофе, – ответил я.

Голос мой звучал, как и раньше, уверенно и мужественно. А какой заяц трясся у меня внутри… боюсь, что Маринка попросту испепелила бы меня презрением. К счастью, даже не догадывается.

Она внезапно расхохоталась:

– Между прочим, и по самой астрономии он кое-что знает!.. У него на крыше телескоп стоит. Ну, не совсем пулковский и не максутовский, но приличный. Я как-то заглянула, так меня будто кто в глаз стукнул! Луна совсем рядом, только руку протяни. Вся изъеденная оспой, жуть просто.

– А на звезды смотрела? – поинтересовался я с замиранием сердца.

Она отмахнулась:

– Неинтересно. В телескоп они еще меньше, чем простым глазом. Аркаша что-то объяснял про атмосферу, но я поняла только, что в его квартире атмосфера вполне для таких, как мы. Хорошо быть богатым! Ты знаешь, сколько стоит квартира в таком доме?

– Много, – ответил я, потому что по алгоритму надо ответить с восхищением в голосе и легкой завистью. Даже если перескажет наш разговор, астрологу будет приятственно, словно сметаны полакал. – Главное, в приличном доме телескоп не сопрут.

– Соседи не сопрут, – подтвердила она. – У каждого верхнеэтажника своя территория, на чужую не зарятся. Сколько метров занимает квартира, столько и они на крыше. А бомжей к дому на пушечный выстрел не подпустят. Видел, какая там охрана? Если бы родители взяли бабушку к себе, у нее роскошная двухкомнатная в Центре, то можно бы продать мою и бабушкину, чуть-чуть доплатить… а то можно и в кредит, то купили бы квартиру в этом доме. Здорово, да? Там в каждой по два телефонных номера, оптико-волоконная связь, выделенка для Интернета…

Улица загибалась, как рукав галактики, дома-башни двигались по обе стороны, исчезали, но я теперь знал, что, если оглянусь, они снова появятся. Нужно было оглянуться очень быстро, чтобы успеть увидеть черную пустоту, но у меня от такой скорости оторвалась бы голова, и я смотрел перед собой на медленно выплывающее из-за панельной серости красное здание.

Пока это выдвигался только красный, как заходящее солнце, угол кирпичного дома, но он выглядел словно фламинго среди серых утиц. Потрескавшийся асфальт под подошвами сменился ровным, свежеуложенным, опрятно пахнущим, а еще дальше – я чувствовал – пойдут широкие надежные плиты, ювелирно подогнанные одна к другой.