Великий маг - Никитин Юрий Александрович - Страница 43

На правой стороне, где трое смотрят достаточно враждебно, поднялся один в красивой бархатной рубашке, весь из себя, томный и многозначительный, спросил с расстановкой:

– Господин Факельный… ваша последняя вещь, как отметили критики, отдает примитивизмом. В то же время вы, как я слышал, но пока не нашел подтверждения, стараетесь писать… гм… умно. Вы не объясните противоречие?

– Спасибо, садитесь, – сказал я. – Дело в том, что я пишу для разных аудиторий. А это значит, что с каждым надо разговаривать на его языке. Например, песня для армии должна быть примитивной. Ну, как вон «Маруся». Нет, дело не в том, что она должна быть маршевой, иначе все песенки нынешних поп-звезд сплошные марши!.. Да-да, под «Сюзанну» или «Моя любовь» ноги сами начинают топать, но те песни поумнее, выше классом, а солдату нельзя быть умным, иначе может додуматься, что на фиг вообще воевать, а командир у них – дурак, приказы дурака выполнять – преступление перед родом человеческим…

В передних рядах хихикнули, крепкий парень указал глазами на экран своего монитора. Сосед тоже заулыбался, посмотрел на меня особенно ехидно. Ладно, я к этому привык. Не ехидничают только на серостью, над Коперником или Галилеем смеялись куда больше, чем надо мной.

– Да и нам посылать в бой инженера, – продолжил я, – или начинающего программиста как-то неловко и нелепо. Бесцельная трата дорогого материала, в то время как дурака послать в бой вроде бы нормально. По крайней мере ничто ни в груди, ни в голове не протестует. Ведь эти дураки и так все подъезды загадили, по ночам под окнами либо на мотоциклах гоняют без глушителей, либо под гитары орут что-то матерное. В армию таких, в армию!.. И здесь будет чище, и в армии пригодятся. А погибнут – хрен с ними. Это умнее, чем держать в тюрьмах. Но, чтобы такой вот пошел в армию, а там отдал жизнь за Родину или еще за что-нибудь, главное, чтобы отдал, надо писать хорошо, писать именно для него! Для его понимания.

Еще несколько минут я говорил о различных аудиториях и различном подходе, звонок прозвенел неожиданно резко. Я вздрогнул, привык к более мелодичным звукам, а этот прямо-таки казарменный, солдатский. Инстинктивно отошел за стол, ибо хотя у слушателей возраст не совсем школьный, но я сам в свое время заканчивал ВЛК, мы тоже были не дети, все уже лауреаты и признанные гении, но когда звучал звонок, все вскакивали и, не дослушивая лектора, сбивая друг друга с ног, мчались в буфет.

Помню, лектор, старый, седой и похожий на классический образ композитора, покачал головой и обронил фразу, что вот читает он лекции в ВПШ, в Военной Академии, в Академии Наук, но везде человек, садясь за парту, превращается в школьника со всеми его прелестями. И даже почтенные генералы, заслышав звонок, вскакивают точно так же живо и бегут, застревая в дверях, в буфет, в буфет…

Все сидели и выжидающе смотрели на меня. Я через силу улыбнулся.

– Ладно, о приемах на следующем занятии. Лекция окончена, все свободны!

Они поднимались, очень вежливые и воспитанные, закрывали сверхплоские пальмбуки. Я, не веря глазам, наблюдал, как уступают друг другу проход, даже задерживаются за столами, давая пройти другим, а уж женщин так и вовсе пропустили вперед, несмотря, что все равны, и любую можно отпихнуть с дороги.

На часах табло показывало, что время лекции уже закончилось. Ого, да я орел, если так быстро справился с первой в жизни лекцией, сам бы не поверил. Неужели превращаюсь в говоруна? Который не столько пишет, сколько рассказывает, как пишет, как придумывает, что задумывает, в какой момент гениальная мысль посетила мою сверхгениальную голову?

В коридоре стоял Михаил, двигал пальцем на тачпаде пальмбука. Судя по движениям, играет в аркадку. Увидев, как выхожу, сунул пальмик в нагрудный карман, подошел с протянутой рукой.

– Спасибо!

– Я еще ничего не сказал, – ответил я.

– Вы сделали больше. Вы заставили слушать с горящими глазами.

На следующий день после первой в жизни лекции, когда я не выслушивал, а говорил сам, нагрянули гости. Из-за границы. Это когда-то мы вместе учились, ходили на черный рынок, на скопленные от школьных завтраков деньги покупали полузапретные боевики, а теперь мы в разных суверенных государствах. Они живут на Украине, а я вот уже москаль. И чтобы приехать ко мне, теперь мало просто купить билет…

Полдня, как водится, бестолковые разговоры, воспоминания, возгласы «А помнишь?», потом неизбежное возлияние. В последнее время совсем не пью, но в таких случаях приходится. Я же понимаю, что живу именно в этом времени, этой эпохе, здесь такие обычаи, комильфо, и если попал в свинячье стадо, то приходится хрюкать, чтобы не разорвали, не затоптали.

На другой день тяжелая голова, ни одной мысли. Не то, чтобы писать, даже править не решился: пропущу баг, а в моей Главной Книге это абсолютно недопустимо. Весь день возил их по Москве, конечно же – по магазинам. Это в дикое советское время ездили по музеям, театрам да выставкам.

Вечером они сидели за моими компами и играли, играли, играли. У них там из-за энергетического кризиса никак не введут скоростную связь, потому играют в синглы, максимум – по локалке, но в Виртуальный Мир – фигушки, нужен не просто мощный проц, но и джи-связь.

Я попробовал раскрыть ноутбук, но из соседней комнаты то и дело: «Володя, а здесь куды?», «Володя, а как это открывается?», и я сидел рядом, учил, показывал, комментировал. Не скажу, чтобы уж очень тяжкий труд, всегда приятно чувствовать свое превосходство, я благосклонно подсказывал, журил, иронизировал, получал удовольствие, но время идет, мой главный труд лежит, как колода, скоро начнет подгнивать…

С ним хуже всего то, что я его, по сути, закончил. То есть все основное написано. Вернее, написано, действительно, все. Осталось то, чем в последние годы пренебрегал. Да, именно тщательнейшее вылизывание текста. В этой книге все слова должны быть подогнаны так, чтобы их нельзя было понять иначе, истолковать, а поступки даже третьестепенных лиц, которых кто-нибудь объявит самыми главными, тоже нельзя было интерпретировать иначе…

Мерзкая работа. В уныние вгоняет тем, что я как будто сам себе противоречу насчет вылизывания текста. Но, что делать – у любой великой идеи всегда отыскивается недостаток, равный или превышающий величие этой идеи. Моя задача найти этот недостаток самому, а не ждать, пока отыщут другие, дэлэйтнуть, а дырку законопатить патчем.

Позвонил Кричевский, поздравил с удачным началом преподавательской деятельности. Сообщил:

– По джи-связи вам сбросили кое-какие документы. Некоторые покажутся смешными, но, увы, время такое. Кстати, там и расписание ваших лекций. Должен признаться, что впечатление вы сумели произвести, сумели…

– Это профессиональное, – ответил я скромно.

– В смысле?

– Профессиональные доводы.

– Не скромничайте, – возразил он. – Уверен, что это ваше личное обаяние. Врожденное.

– Врожденные у меня только родинки, – сообщил я. – Когда следующая лекция?

– Вам понравилось?

– Просто у меня гости, – ответил я. – Мне либо возить их по магазинам, либо…

– Соболезную! Надолго?

– Обещают на четыре дня.

– Искренне соболезную, – повторил он. – Обратный билет купили?

– Пока нет…

– Тогда задержатся на всю неделю, – сказал он знающе. – Если хотите, сдвинем расписание так, чтобы вы были заняты всю эту неделю. Тогда ну никак не сможете возить и развлекать, придется извиниться…

Я представил себе череду бесконечных магазинов, мои книжники превратились в солидных зажиточных юзеров, сказал обречено:

– Да, из двух зол выбираю третье…