Великий маг - Никитин Юрий Александрович - Страница 18

Аманда как раз из тех, что могла бы, у нее хватает талантов, удивительно разносторонний человек, однако все еще надеется, что это временное затмение зрителей, вот-вот опомнятся и ринутся обратно, заполняя партеры, ложи и даже галерку. Терпеливо разучивает новые роли… а тем временем проедает те немногие ценности, что успела приобрести, уже продала, как злорадно сообщила бульварная пресса, особнячок, приобретенный на пике славы, а сейчас в таком состоянии, что готова продать и трехомнатную квартиру, в которой живет, а купить вместо нее простую однокомнатную…

– Да? – ответил приятный и вместе с тем задорный голос, по нему я без труда узнал Аманду. В спектаклях видел всего дважды, несколько раз попадалась в кинофильмах и телесериалах. – Слушаю?

– Здравствуйте, – сказал я, – Это Владимир Факельный, писатель. Я вас видел в спектаклях, в фильмах, восхищен, но сейчас у меня к вам несколько необычная просьба…

Ее голос прозвучал настороженно:

– Спасибо, но… что за просьба?

– Я пишу в стиле импатики, – объяснил я. – К счастью, я из тех писателей, кто сумел приспособиться к этому сумасшедшему миру. Стыдно признаться, даже преуспеваю… Но все потому, что работаю, как черт! И сам для себя застругиваю карандаши и чиню перья. Вот сейчас у меня беда, маловато подходящих сэмплов…

Она еще не произнесла ни слова, но я ощутил, что на том конце провода потеплело, приятно услышать коллегу, да еще и такого, кто преуспевает: это как бы значит, что есть надежда и для нее. Я сделал паузу, а она, как и ожидалось, тут же спросила живо:

– Сэ… как вы сказали, сэмплов?

– Да, – ответил я. – Это такие кусочки театрального действа… Словом, вы могли бы помочь мне. Гонорар оговорим отдельно, но это где-то в пределах пятисот долларов за вечер.

На том конце провода послышался подавленный не то вскрик, не то вздох, это же бешеные деньги для безработной актрисы, однако в ее голосе все еще прозвучали сомнение и настороженность:

– Да, меня интересует… даже очень, скажу честно, однако… все-таки нельзя ли чуть подробнее насчет «театрального действа»?

Я не сразу врубился, потом воскликнул:

– Ах, вот вы о чем! Простите, мне надо было сразу яснее. Черт, пишу вроде бы четко и ясно, даже повторяю, чтобы легче вдолбить в пустые головы, но когда надо говорить, то… Конечно же, ничего общего с оказанием эротических услуг. И никаких порносьемок или чего-то подобного. Это что-то ближе к нащелкиванию фотографий. Писателям всегда недостает типажей, это у нас профессиональная беда. В год надо выдавать хотя бы две-три книги, на каждую десяток персов… персонажей, если по-старинному, всю родню и знакомых уже использовал, как догадываетесь…

В ее голосе послышалось огромное облегчение:

– Фу-у, это мне подходит! Спасибо за предложение. Говорите, что для этого надо сделать?

– Записывайте адрес, – сказал я. – Работаю, как и все писатели, дома, так что здесь и помучаю вас немного перед фотоаппаратом. Или кинокамерой. Уверяю вас, не придется даже раздеваться.

Чувствовалось, что она улыбнулась:

– Теперь верю.

Звонок, я метнул взгляд на часы, ровно три, открыл дверь, Кристина вошла горячая, как разогнанный проц без кулера, безукоризненное лицо без следов косметики, только умелая татуажь, слегка увеличенные и приподнятые губы, сунула мне папку.

– Привет! Здесь некоторые проекты, прикидки, типовые договора… У вас холодную воду еще не отключили?

– Н-нет…

– Тогда я воспользуюсь?

– Да-да, конечно, – сказал я торопливо.

Вообще-то любому гостю, по правилам этикета, надо прежде всего показать, где туалет и ванная, а если туалет с какими-то прибамбасами и наворотами, то и подсказать, как ими пользоваться. А то несчастный гость то не умеет запереться, то никак не вытащит бумажку, то из воды только кипяток, однако Кристина освоилась здесь в прошлый раз раньше, чем я успел раскрыть рот. А сейчас ухитрилась прийти минута в минуту в три часа, как и договаривались, прямо не женщина, а киборг какой-то.

Кристина на пути к ванной ухитрилась сбросить шорты, ее трусики такие же ослепительно белые, как и ее кожа там, под ними, уже видел, помню, хрен забуду.

Вода зашумела, донесся легкий вскрик, смех, но я сумел заставить себя удалиться в комнату. В папке, что она принесла, не только с десяток листов, но и лазерный диск, слава богу. Я погрузился в чтение, стараясь, чтобы моя рожа не слишком уж выказывала страстное нетерпение все бросить и… ну да, пойти к ванной, побеседовать, стоя в дверях о… конечно же, некоторых проектах, прикидках, типовых договорах.

Многие из старшего поколения так и не смогли сжиться с мыслью, что их постоянно видят, наблюдают, снимают, запечатлевают. Раньше это было только на улицах, в людных местах, на вокзалах да у входа на стадион, а теперь скрытые телекамеры стоят даже в квартирах. Молодежь, понятно, приняла, как естественность, а старшие долго то и дело вздрагивали, чувствуя на себе ощупывающие взгляды телекамер. В туалетах старались встать так, чтобы заслониться от возможного наблюдения, у себя дома перестали расхаживать нагишом и ковыряться в носу, а ложась в постель с женщиной, снова начали гасить свет, как делали, по слухам, наши деды.

Одно время, говорят, даже резко снизилось число перверсий. Одно дело, если болен и ничего не можешь сделать со своей предрасположенностью к гомосексуализму, другое – если балуешься от сытости, ищешь новых ощущений. Этим пришлось в большинстве отказаться, ведь большой разницы, собственно, нет, трахнешь ты в анус женщину или мужчину, но в последнем случае попадаешь на особый лист… Вернее, в особый файл. И пусть в обществе громогласно провозглашена свобода всех этих отношений, но надо считаться и с глубоко скрытым неприятием гомосеков, так что многие решили не портить карьерку ради пустяковых вообще-то забав.

Она вошла в комнату, свежая, легкая. На меня пахнуло волной прохлады, ароматных запахов. В ванной таких нет, явно принесла с собой, зараза, как и успела, я ничего не заметил.

– Уже просмотрели, Владимир Юрьевич?

– Знакомлюсь, – буркнул я.

– И как вам?

– Еще не определился, – сказал я важно.

– О, вы тугодум?.. Впрочем, это я уже заметила.

Она снова в одних трусиках, что не трусики вовсе, а ниточка для поддерживания олдейса, и, конечно, без лифчика. Омытые холодной водой тугие груди напряглись, застыли, как вырезанные из мрамора, даже не колышутся, отвлекая от великих мыслей.

Я вперил глаза в лист бумаги, но видел всем существом, как она села напротив, легкая и прохладная, смотрит на меня так же изучающе, как я… должен смотреть на бумаги. В этом какой-то подвох, не могут такие эффектные женщины быть доступны таким, как я. Нет, понимаю прекрасно, что самый великий человек на свете – я, но понимаю так же трезво, что остальное людство до понимания такой простой истины еще не доросло, и потому у какого-нибудь банкира или хозяина большого рынка куда больше шансов заполучить таких женщин, покупая их внимание «мерсами», особняками, виллами в экзотичных морях, бриллиантовыми колье…

Все-таки боковым зрением я видел, как ее красиво очерченная грудь вызывающе смотрит прямо на меня, в неловкости поерзал, Кристина спросила ангельским голоском:

– Что-то не так?

– Все так, – ответил я, старательно изучая бумаги, потом наконец оторвал от них взгляд и прямо посмотрел ей в лицо, – но вы можете поверить, я не пользуюсь фильтрами…

Она отмахнулась с великой беспечностью.

– Ничего, я настолько привыкла, что сейчас подростки видят сквозь одежду, что начала воспринимать одежду без всякой ритуальной подоплеки, а просто как защитную оболочку от холода или пыли. Но сейчас жарко… да и пыли у вас немного.

– Совсем нет, – заверил я невольно. – Кондишен исправен. Да, конечно, располагайтесь, как вам удобнее.

Она и расположилась: руки забросила на спинку кресла, ноги раздвинула: жарко, ляжки не слипаются от пота, мои глазные яблоки то и дело поворачивало как магнитом, я затрачивал титанические усилия, чтобы смотреть либо в бумаги, либо снова ей в лицо, не зацепляясь взглядом за выпуклости.