Труба Иерихона - Никитин Юрий Александрович - Страница 98

– К завершению, – ответил он тихо.

В горле был комок. Тяжелый пистолет в кобуре сзади за поясом неприятно тянул к земле.

– Ого, – сказала она с интересом, – ты возжелал оргазм под этими звездами?.. Да ты… этот… как это… забыла это смешное слово…

– Кто?

– Ну, – протянула она с капризным смехом, – что-то связанное с архитектурой… не то барокко, не то доризм…

– Романтизм, – подсказал он.

Она обрадовалась:

– Вот-вот! Ты – романтик.

Он остановился. Виолетта тут же осмотрелась, деловито сбросила платье. Ее тело заблестело в лунных лучах, уже не мраморное, а словно тоже сотканное из небесного серебра, чистое и прекрасное.

– Ну, – сказала она с веселым требованием. – Снимай штаны!

Он замедленным движением опустил пальцы на пояс. Глаза Виолетты смеялись. Полные губы раздвинулись, дразнящий язычок мелькнул, как язычок пламени, дразня, провоцируя, призывая, заставляя кровь отхлынуть не только от головы, но и от мозга, направиться туда, вниз, где самые мощные радости…

Пальцы Дмитрия наконец доползли по ремню до кобуры. Тяжелый, как крылатая ракета, пистолет едва не выскользнул из ладони. Виолетта ахнула, хорошенький ротик раскрылся в безмерном удивлении.

– Ты что?.. Стал садистом?.. Или это у тебя такая игра?

Дмитрий сцепил челюсти. Мышцы трещали, он все никак не мог поднять пистолет. Подхватил другой рукой, пистолет начал подниматься с таким усилием, будто отрывал от земли нагруженный грузовик.

Виолетта смотрела расширенными глазами. Дмитрий стиснул челюсти до хруста в висках. Заломило скулы. Пистолет наконец поднялся, черное дуло смотрело на Виолетту. Прямо в левую половину груди.

Дмитрий пытался поднять его выше, но руки не слушались.

– Что у тебя за игры? – спросила Виолетта недоверчиво. – Ты весь побелел…

Он с силой нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел, пистолет едва не вырвало из ослабевших ладоней. Виолетта отшатнулась, сделала шажок назад. Глаза ее неверяще смотрели в лицо Дмитрия, затем взгляд опустился на свою грудь. Прямо под грудью чернело отверстие, толчками выплескивалась черная, как кипящая смола, кровь.

– Прощай, – прошептал Дмитрий. – Прощай…

Она опустилась на песок медленно, невесомая, как чистый лунный свет. Дмитрий застыл, словно каменный столб, между двумя биениями сердца проходила вечность, а Виолетта все падала, опускалась, наконец легла навзничь. Ее нежное тело распростерлось в провокационно-зовущей позе. Ему даже почудилось, что она по-прежнему смотрит на него с двусмысленной улыбкой.

Пальцы разжались, пистолет выпал и уткнулся в песок. Он был похож на крохотного темного страуса, что спрятал голову, не желая видеть, что натворил. Дмитрий не отрывал тоскующего взгляда от ее прекрасного лица, которое ни один мужчина не посмеет обезобразить контрольным выстрелом.

Когда он с трудом заставил себе повернуться и двинуться назад, пистолет все глубже зарывался в песок.

Боевики сидели у костра, когда в кругу света показалась сгорбленная фигура. Дмитрий видел, как краска отхлынула у всех от лиц, на него смотрели со страхом. Иван прошептал:

– Дима… что случилось? Ты… у тебя голова как в ­снегу!

Ас-Зайдин толкнул, Иван умолк. Все задвигалось, зашевелилось, и, когда Дмитрий тяжело опустился у огня, фигуры бесплотно исчезли, у костра остался только Моджади, тоже словно нереальный, с большими темными впадинами на месте глаз, худой, со струящимися, как перегретый воздух, чертами лица.

– Шайтан искушал пророка Ису, – заговорил Моджади тихим голосом, Дмитрий не сразу сообразил, что он говорит про Иисуса Христа. – Шайтан искушал Мухаммада… Шайтан искушает всех, но мало находится тех, у кого хватает сил дать ему отпор…

– К чему ты? – спросил Дмитрий тускло.

Он чувствовал, что из него выдрали какие-то важные жилы, отныне жизнь навсегда потеряла какие-то важные краски.

– У тебя хватило сил, – проговорил Моджади совсем тихо. Голос его прерывался, Дмитрий с удивлением понял, что суровый воин едва не плачет от жалости и сочувствия к нему. – Ты сильный… Шайтан тебя не одолел!.. Не одолел, а ведь ему служат уже большие и богатые страны… Даже в моей стране очень многие ему служат, ибо он сумел их победить: кого соблазнив, кого обманув, кого купив…

– Какой шайтан, – сказал Дмитрий тоскливо. На губах стало солоно, он ощутил, как по щекам катятся, обжигая кожу, крупные жгучие капли. – Она ничего не требовала!.. Ни к чему не склоняла… Только отдавала все, что у нее есть…

– Пророку Исе, – сказал Моджади тихо, в его суровом голосе проступила великая нежность и жалость, – тоже… шайтан от него ничего не требовал. Шайтан только предлагал! Самых красивых женщин, богатство, обещал сделать царем всего мира… Но прими пророк, которого мы чтим и который у вас вообще бог… прими дары шайтана… сумел бы стать… свершить то, что свершил?

Дмитрий молчал. На Руси народ никогда не сушил головы над тайнами бытия, мироздания, выбора путей. Всегда хватало забот с огородом, сенокосом, а если оставалось время, то – скоморохи, ряженые, цыгане с медведем…

– Всех нас Аллах… – сказал Моджади, тут же поправился торопливо: – Или Яхве… Или просто Всевышний сотворил из глины, которую взял из-под ног. То есть сотворил из грязи. Вот мы и живем, как эта грязь. Но Всевышний вдохнул в нас и часть себя, бессмертную душу… Всего лишь искорку! Ты просто не давай ей погаснуть.

Дмитрий раскачивался, как от дикой боли. В голове стоял грохот, а сердце разрывалось от боли. Надо бы корвалол или что-то от сердца, но здесь никто не знает, что такое сердечное, все здоровые как быки. Рухнет от инфаркта, опять же не поймут, что с ним…

Моджади говорит правильно, но что ему от этих правильных слов? Да, в Империи тешат грязь в человеке. Это намного проще и легче. Да, в этой чудесной девушке не было и следа божественной искорки, что обезьяну делает человеком. Но что ему до этой искорки, когда перед глазами стоит ее удивленное лицо, расширенные глаза!

И будет стоять до конца его жизни.

Обычно я ползаю по Интернету дома, но сейчас в кабинете Кречета вошел во всемирную Сеть, торопливо сканировал самые последние новости.

Ага, на всех сайтах, во всех средствах массовой информации – ужас перед новой волной терроризма. Взрывы автобусов, паромов, авто, убийства отдельных граждан. Мелкие организации, у которых недоставало сил на более крупные акции, взялись с энтузиазмом уничтожать американцев-одиночек.

Меня даже удивила истерическая торопливость всех этих взрывов, убийств, поджогов. Накипело, у многих накипело… Нужен был только толчок, оправдание. Возведение убийства нечистых в акт служения правде, Богу, Истине. Мы дали этот толчок. Обосновали необходимость очищения мира от скверны. И – мир начал очищаться!

Да, я помнил, что еще албанцы, встречая Олбрайт, расписали стены надписями: «Американский президент – король всего мира!» Возможно, то была инициатива самих албанцев, хотя подозрительный Сказбуш и здесь видит работу специально засланных агентов… или хотя бы самих албанцев, работающих на ЦРУ. Мне это до лампочки, не люблю увязать в деталях, ибо за рассматриванием листьев перестаешь замечать контуры леса. Главное, что Империя перешла в наступление по всему фронту.

Но немаловажно и то, что Россия перестала отступать по всем фронтам. А кое-где решается на контратаки. Как вот эта новая идея «Встретил юсовца – убей!», проповедуемая… правда, исподтишка по всему миру.

Мир вступил в новую фазу конфликта.

Мирошниченко поспешно положил на стол перед Кречетом листок:

– Только что получено заявление госдепа Империи. Они полагают, что задача, поставленная перед экспедиционным корпусом, выполнена полностью! Поэтому корпус отзывается на базы постоянной дислокации. Уже готовят торжественную встречу, ордена, награды…

По кабинету прокатился полувздох облегчения, полумат. Металлические шторы, казалось, мгновенно превратились в мягкие, уютные, домашние. Коломиец вздохнул, Коган потер ладони, а Яузов, напротив, злобно прорычал: