Труба Иерихона - Никитин Юрий Александрович - Страница 63

От потери крови в глазах потемнело, но он продолжал строчить, не замечая, что ствол пулемета постепенно задирается к небу.

Последнюю очередь выпустил в зенит, но вцепившиеся в рукояти пальцы уже были пальцами мертвеца.

Десантники тоже стреляли и стреляли, пока Ляхич не крикнул:

– Прекратить огонь!

Воцарилась тишина, один из коммандос рискнул вскочить, перебежками бросился к вертолету. Сержант застыл в кресле пулеметчика, как каменная глыба. Руки вцепились в рукояти, ствол пулемета задрался к небу, и сам сержант слегка сполз на сиденье, так что теперь он словно ожидал нападения сверху, атаки небесных ангелов, и готовился защищать от них свою Америку, страну половых свобод и всяческих раскрепощений.

Столкнув сержанта на пол, десантник быстро перезарядил пулемет, развернул стволом к лесу и открыл яростный огонь. Видно было, как его трясет, не столько от отдачи, сколько от ярости, и даже Ляхич вспомнил, что этот молодой белобрысый парень и огромный сержант-негр нередко уединялись, после чего сержант выходил, застегивая «молнию» штанов, а этот всегда довольно ощупывал свою задницу…

Остальные наблюдали опасливо. Парень сумасшедший, подставился под выстрелы. Видать, у них с сержантом было серьезно. Такие могли даже пожениться по возвращении, вон как теперь трясется от горя и отчаяния…

Когда грохот выстрелов умолк, слышно было, как грохнулся ящик с патронами, Ляхич поднялся на колени, закричал:

– Прекратить огонь!.. Прекратить!

Двое по его знаку бросились к вертолету. Коммандос сделал вид, что не слышит, он рвался выпустить в сторону леса патроны из всех ящиков, но его вытащили, успокаивали, хлопали по плечам.

Джозеф сказал дрожащим голосом:

– Их всех убили?

– Или они отступили, – ответил Ляхич. – Какой дурак станет прятаться под таким огнем? Эй, Лоранс и Жерар!.. Соберите свою группу, проверьте место, откуда по нам стреляли. Пепен пусть сядет за пулемет, он у нас лучший стрелок.

Коммандос угрюмо ворчали, косились по сторонам, привыкли появляться в опасных местах только после массивной бомбардировки крылатыми ракетами и самонаводящимися бомбами. Наконец погрузились на бронетранспортер, унеслись, оставшиеся быстро заняли круговую оборону.

Раненые спешно вкалывали себе и друг другу антишоковые вакцины, делали перевязки. Полевой медик, приданный каждому отряду, тут же разложил походный стол. Раненому лейтенанту вкатили усыпляющее, и уже через десять минут медик вскрыл черепную коробку и с торжеством показал расплющенный кусочек свинца.

– Вот она!.. Мозг задет, но…

– Что «но»? – крикнул Ляхич нервно. – Что я его матери скажу?

– Он сам скажет, – успокоил медик. – Еще и приврет. Мозг задет, я удалил почти четверть, но, к счастью, эти области человеку не нужны. По крайней мере, американцу. Он сможет не только жить, но и дослужиться до кресла президента…

– Слава Америке!

Сержант Игленс с задумчивым видом принес от хирурга окровавленный комок металла. Брови поползли вверх, он тихонько присвистнул. Ляхич спросил раздраженно:

– Что там такое?

– А взгляните…

– Ну?

На широкой черной ладони пуля выглядела безобразно: расплюснутая о кости черепа, смятая, с рваными кра­ями.

Сержант покачал головой:

– Если бы я был в своей Алабаме…

– Мы не в Америке, – напомнил Ляхич нервно и оглянулся.

– …я бы сказал, – продолжил сержант задумчиво, – что это пуля моего отца. Он с такими точно выслеживает оленей…

Ляхич сказал раздраженно:

– Что вы несете? По-вашему, в нас стреляли охот­ники?

Сержант кивнул:

– Сэр, я боюсь, что именно так. Местные охотники на зверя. К тому же их там не отряд, а намного… намного меньше. Охотники не ходят отрядами.

Ляхич повернулся, смотрел в сторону леса. Джип сиротливо темнел на опушке, в сторонке залег, выставив пулемет, один из коммандос. Остальных видно не было.

– Простая пуля охотника, – проговорил сержант горько. – Правда, из хорошего охотничьего ружья.

Ляхич зло сжал челюсти, боль тут же кольнула в виски.

– Еще бы! Охотник скорее останется без штанов, но ружье старается приобрести помощнее.

– От этого зависит их корм.

– Мальчишки!

Подошел Джозеф, услышал, возразил почтительно:

– Сэр, осмелюсь заметить, но это вряд ли… Мы все знаем, что мальчишки уже на нашей стороне. Их при­кормили сникерсами, боевиками, порнухой, рассказами о свободе секса… Нет, это кто-то из стариков. Кто-то из вымирающего племени коммунистов!

Сержант прорычал люто:

– Ну со стариками-то наша армия справится!

Он зло захохотал, молодой и здоровый, похожий на гориллу в бронежилете.

…Бронетранспортер вернулся через полчаса. Десантники молча выпрыгивали из машины, почти все тут же отправились к вертолету. Сержант Лоранс, который командовал поиском террориста, хмуро кивнул Ляхичу на джип:

– Мы привезли труп террориста. Вы будете смеяться… но в лесу прятался всего один!

Ляхич отшатнулся:

– Один?.. Всего один неграмотный дикарь сумел убить двоих и ранить четверых? Не смешите!

Лоранс буркнул:

– Сэр, вам станет еще веселее, когда вы увидите труп этого террориста.

В голосе его звучал неприкрытый сарказм. Ляхич, чувствуя недоброе, заспешил к джипу. На заднем сиденье лежал простреленный в грудь и живот парнишка лет четырнадцати. Раны от пуль крупнокалиберного пулемета разворотили грудь, а из живота все еще с шипением выходил воздух. Парнишка был мертв, однако Ляхича поразило сосредоточенное и упрямое выражение на почти детском лице. Мальчишка умер, стреляя, это было видно по его плотно сжатым губам, по вздутым желвакам, по суровой складке на лбу. Возможно, он уже был серьезно ранен, но продолжал стрелять, преодолевая боль.

– Вы все проверили?

Сержант услышал, козырнул:

– Сэр, я был не последним следопытом в группе «Дельта». Но здесь следы никто не прятал, ясно даже слепому. Он там затаился один. И все пули выпустил он! Если их собрать, то ясно будет и без экспертизы.

Ляхич нагнулся, поднял из джипа залитый кровью охотничий карабин. Мощный, дальнобойный, с оптическим прицелом, но все-таки пули не боевые, рассчитанные разве что на толстую шкуру медведя или лося, но не на бронежилет. Мальчишка это знал, стрелял только в головы, не защищенные касками. Насколько же меткий стрелок мог бы вырасти из этого… этого…

Ляхич с отвращением швырнул карабин под колеса бронетранспортера.

…Армейский грузовик доставил гуманитарную помощь в поселок. Акция была подпорчена тем, что пришлось привезти и труп убитого. Ковалеф, спасая положение, велел в село, откуда террорист, отвезти все, что предполагалось распределить по трем ближайшим населенным пунктам. Жители, увидев такое богатство, забудут про ублюдка-односельчанина.

– К тому же, – сказал он с презрением, – русские самый неродственный народ на свете! Это чечены за своего пойдут мстить, а русские… Им всегда наплевать на своих. Так что дайте на мешок сахару больше в семью убитого, там вам сами станут предлагать прирезать еще кого-нибудь из своей родни!

– Ого, это бизнесмены! – заметил Ляхич.

– Да нет, это мы такое бы из соображений бизнеса… А русские… гм… даже не знаю, что у них за гадость в крови. Так что дуй в село смело. Сперва разгрузи все добро прямо на площади, увидишь, как будут расхватывать, передерутся, а потом хлопнешь себя по лбу…

– Зачем?

– Да вроде бы только вспомнил, дубина. Расскажешь, что вот, мол, так получилось. Парень принял слишком большую дозу героина… наши медики это обеспечат, не волнуйся, сорвался, обезумел. Пришлось принять меры по самозащите.

Ляхич спросил осторожно:

– А говорить им, что он двоих наших положил насмерть?

Ковалеф запнулся, словно спринтер в вольном беге, нервно пожевал губами:

– Какие ты неудобные вопросы задаешь! Никакого уважения к старшему по званию. Не зря все еще майор. Мог бы решение взять на себя…