Труба Иерихона - Никитин Юрий Александрович - Страница 26

Коган поспешно уткнулся носом в свои бумаги, Мирошниченко зашел к президенту сбоку, деликатно покашлял, вставил осторожно:

– Госдепартамент США сделал новое заявление. Не нам, а так, вообще. Что в мире накалена обстановка, что китайские экстремисты стремятся к новому переделу. Что-то не припоминаю, чтобы они когда-то что-то делили… Сидят себе, как улитки, за Великой Китайской стеной…

– И что?

– Да так… Просто все наши газеты подхватили очень дружно. И по телевизору, куда ни переключи, везде о китайской угрозе. Везде передают это заявление имперцев, как будто от них нам спасение…

Кречет отмахнулся:

– Да ладно, с прессой все ясно. У них корчи, когда мою рожу видят. Приступы! Да и с госдепартаментом… Эта банда пользуется каждым поводом, чтобы внести смуту.

Коган протянул Кречету лист бумаги. Я заметил, что буквы и цифры набраны болдом – министр финансов учитывал растущую дальнозоркость президента.

– Что это? – буркнул Кречет.

– Нехорошая тенденция, – пояснил Коган. – Население России сокращается на миллион человек за год. Это общеизвестно. Но вот данные, которые мы не выпускаем в обнародование, так сказать: количество русских сокращается за год в среднем на пять с половиной миллионов.

Краснохарев проскрипел со своего места:

– Чёй-то не понял. Как это, население сокращается на миллион… и в то же время – на пять миллионов?

– А то, – сказал Коган быстро, – что взамен вымерших пяти с половиной русских… чеченцы сумели нарожать только четырех с половиной чеченят. Они ж тоже россияне, вы все еще не знаете? Вот и получается, что…

– В Чечне народу всего… – начал Краснохарев недовольно.

Яузов прервал с другого конца стола:

– Да какая вам разница! Они все чечены. Татары, башкиры, хохлы… Россия издыхает, как издохло ее православие, да простит меня Степан Бандерович, как издох наступательный дух… да простит Виктор Александрович… Гм, что это я? У меня танков немерено, а я тут заизвинялся перед штатскими…

В кабинет заглянула Марина. Глаза ее были круглые, как у совенка.

– Платон Тарасович, – позвала она свистящим шепотом. – Платон Тарасович, к вам Кириллов по неотложному делу!

Кречет рыкнул неприязненно:

– Все дела неотложные. Зови.

В кабинет вошел и остановился у порога подтянутый военный с седыми висками. Чем-то он был похож на Сказбуша, хотя Сказбуша я никогда не видел в военном кос­тюме.

– Платон Тарасович, – сказал он настойчиво, – я чувствую себя последней свиньей, прерывая ваш отченаш, но нам срочно надо установить дополнительную защиту этого кабинета…

Кречет насторожился:

– Что случилось? Шпиона поймали?

– Еще нет, – сказал военный.

– Поймаем, – пообещал Яузов и кровожадно посмотрел на Когана.

– В Детройтской лаборатории, – сказал Кириллов, – создали одну хитрую штуку… Могу принести подробное описание, если вам нужно, но, говоря коротко, новая аппаратура способна… в принципе взломать защиту этого здания.

Коган присвистнул:

– Быстро работают ребята.

– Наши не уступают, – ответил Кириллов холодновато. – Мы разработали защиту еще до того, как они закончили свою лабуду. Вчера они приступили к сборке опытного образца. Значит, пора поставить защиту. Мы уже экранировали здание напротив. Если вы прерветесь часа на три… или на это время переберетесь туда, мы здесь все оборудуем в лучшем виде!

Мы переглядывались, Кречет в некотором раздражении поднялся:

– Даю час. А пока переберемся в серый зал. Мы как-то там уже заседали.

Каменные плиты мостовой хмуро блестели, воздух был влажный и прохладный. Дождь еще чувствовался, но тучи раздвигались, похожие на громадные грязные льдины в ледоход.

Телохранители разбежались во все стороны, затерялись среди туристов. По территории Кремля бродили с предсказуемостью броуновских частиц пестрые группки под руководством гидов, хватало и одиночек. На нашу группку почти никто не обратил внимания. Мы прошли почти половину пути к зданию напротив, когда кто-то узнал, завопил, в нашу сторону ринулась целая толпа.

Правда, несколько туристов тут же проскользнули вперед, ухватились за руки. Мы торопливо двигались к цели, но Кречет начал останавливаться, пожимал протянутые руки. Крепкие парни, что маскировались под туристов, обливались потом, удерживая туристов и одновременно стараясь углядеть злоумышленников.

Действительно, нелепость, хмуро подумал я. Какие деньги ухлопаны, чтобы обезопасить здание, чтобы сохранить в секрете передвижения президента по стране, а здесь – только протяни палку и стукни отца народа по голове. Правда, его голова и удар кувалды выдержит, но можно ткнуть отравленным шилом…

– Господин президент, – вопила одна женщина, – будет ли ревизия этой наглой прихватизации? Ведь эти мерзавцы присвоили себе заводы, рудники…

Кречет с глубоким сочувствием смотрел на изможденную женщину, интеллигентную, с одухотворенным и рано постаревшим лицом.

– Как человек, – ответил он, – я на вашей стороне… Всех бы этих мерзавцев к стенке! Но я, увы, президент. Мне сейчас важнее оздоровить всю страну. К сожалению, я пришел к власти, когда эта прихватизация уже завершилась. Так что если эти энергичные прихватизаторы сумеют наладить дело, платить вам высокую зарплату, выпускать добротную продукцию… то так ли уж вам важно, кто приватизировал ваш завод? Один мерзавец или другой? Как вы их различаете?.. Ну, может приватизировать и честный человек. Допускаю такую возможность. Но если этот честный не сумеет справиться с заводом, то не лучше ли… словом, не лучше ли такой человек, который сумеет? Это сейчас он может бесконтрольно… или почти бесконтрольно набивать свои карманы, но завтра, когда система налогового контроля будет работать как часы, его доход станет ненамного выше вашей зарплаты. А ведь это для вас самое главное, правда?

Туристы зашумели:

– Правда!..

– Верно!

– Пусть и они поголодают!

– Гады они все!

– Да здравствует президент Кречет, народный президент!

Сквозь толпу усиленно пробивался турист с любительской телекамерой на плече. Еще издали закричал:

– Телекомпания «АСТ-Армада»!.. Господин президент, уважаете ли вы верующих людей?

Кречет поморщился, кивнул Коломийцу:

– Слушай… Я понимаю, что президент должен быть вежливым и корректным, особенно с прессой, ибо пресса – власть над дураками, а дураков в любом народе большинство… да и голосовать дуракам все еще разрешают… Но уж слишком больших идиотов стали запускать с телекамерами!

– А что? Что он сказал? – всполошился Коломиец.

– Он спросил, уважаю ли я людей в серых костюмах. Или что-то подобное. Как будто серые костюмы не могут носить как порядочные люди, так и мерзавцы. Убери!

Коломиец сделал повелительный знак белой рукой, но корреспондент был битый, стреляный, завопил, отбиваясь локтями от дюжих парней охраны:

– Вы предали православие!.. Вы противник истинно славянской духовности!..

Кречет молча двинулся дальше. Поверх плеч охраны тянулись руки, он пожимал, я шел следом, готовый закрыть его своим телом, сердце билось часто и сильно.

Один из туристов прокричал предостерегающе:

– Господин президент! Вас любят, но нельзя же на противозаконные действия отвечать противозаконными…

Кречет остановился, голос его грянул злой, могучий, словно выстрелило танковое орудие:

– Почему?.. И что это вообще – закон? Закон все­мирного тяготения – понимаю! Он всегда одинаков. Ему ­плевать на смену режимов, религий, идеологий. А юридические законы, которые приняли при предыдущем самодуре… нехорошо, говорят, так отзываться о предшественнике… хотя почему? Эти законы не работали при нем, а только вредили, а сейчас будут только те действия… законные или противозаконные… которые на пользу России!

– Но нельзя же, – пролепетал интеллигент, – нарушаются законы… Нужна буква закона, нужна!..

– Я занимаюсь страной, – отрезал Кречет. – Да, пусть меня назовут чудовищем! Пусть по моему приказу расстреляют… или хотя бы пошлют на каторгу юнца, который всего лишь отнял сумочку у старушки. Но зато по всей России перестанут нападать на беспомощных старух и стариков.