Трое в Песках - Никитин Юрий Александрович - Страница 33

– Север там? Туда! Мы еще не достигли Края Мира.

Верблюды мерно зашагали, голенастые, как у кур, ноги покрылись грязью. Дождик сеялся настолько мелкий, что путешественники почти плыли в плотном вязком воздухе, мокрые, как рыбы. Первой начала ежиться Лиска, потом Таргитай застучал зубами. Олег зябко передернул плечами: безрадостная равнина тянулась от края до края. Ни деревца, ни каменной горки, ни оврага… Дождь и промозглый ветер.

Мрак сказал сварливо:

– Хотя бы грязь изничтожил! Тоже мне волхв. Творить – рыло кувшином, так хоть зничтожай вволю. Это ты можешь!

Олег затравленно зыркал по сторонам. Брови в пустыне выгорели, казались совсем красными в сером мире.

– Нехорошо делать зло.

– Что злого в зничтожении грязи?

– А может, гиперборейский люд пашет? Пусть даже на драконах или грифонах? Сей в грязь – будешь князь, говаривали поляне.

Мрак разочарованно махнул рукой:

– Полян было как грязи, а где они? Киммерийцы вбили в эту грязь по уши. А жаль, терпимый был народец.

Верблюды, которые хаживали через зыбучие пески, не проваливаясь, в грязи утопали по колено, роняли слюни, взревывали от страха. Трижды приходилось слезать, тащить за узду. Под дождиком шерсть прилипла к телам, все казались худыми уродами. Таргитай начал подвывать от жалости к самому себе.

Мрак бросил раздраженно:

– Что ты за человек, Тарх? В Лесу тебе болота не по ндраву. В Степи киммеров не любил, в Горах пропасти не нравились, в Пустыне пески не те, здесь тоже почему-то не ликуешь. Что тебе надо?

– Коней сменить, – пробормотал Таргитай.

– Коней в грязи не меняют!

– А ежели грязь не кончится? За таких сказочных зверей по дюжине драконов дадут!

Мрак вскинул брови:

– Зачем нам дюжина?

Таргитай почесал в затылке, ероша мокрые волосы, подумал, признался:

– Верно, зачем?.. Поедем на этих.

Постепенно и незаметно дорогу начал выбирать Мрак. Вслушивался, всматривался в серую пелену моросящего дождя, затем и верблюды приободрились: под копытами под слоем жидкой грязи появилось твердое. Дорога едва угадывалась, затем слилась с такой же утонувшей в грязи, взматерела и пошла петлять уже смутно различимая – в ухабах, заполненных водой выбоинах, с разбитой колеей.

Измученный Олег начал поглядывать на Таргитая. Дудошник всегда первый начинал скулить и проситься отдохнуть, но Мрак опередил радостным воплем:

– Ящер меня возьми, ежели не корчма!.. Или хотя бы едальня. Нет, должна быть корчма, иначе боги дурнее лесных ежиков.

Таргитай с надеждой всматривался в серое, видел движущиеся фигуры великанов, чудовищ, замки и крепости, крылья гигантских птиц. Всегда их видел, стоило чуть дать волю самому себе. Неприятный голос Олега вспугнул и разорвал непрочную ткань грез:

– Вижу!.. Темное, а сбоку еще – сараи для ко… верблюдов?

Таргитай вздохнул, обломки дворцов и башен кое-как собрались, образовав гигантскую корчму, где на столах – истекающие соком жареные поросята, на блюдах не помещается рыба, птица…

Вдали на перекрестке дорог проступил сквозь пелену дождя унылый покосившийся дом. Рядом кособочился длинный сарай с прохудившейся крышей, перед домом коновязь на два десятка мест. Таргитай и Олег ожили. Лиска еще больше выпрямила спину – худую, как у бродячей кошки, позвонки торчат, как зубья пилы, Мрак проворчал:

– Похоже, здесь приезжих отправляют спать на конюшню.

– Это корчма, – объяснил Таргитай и облизнулся. – Где едят и пьют.

– Корчма не бывает без постоялого двора! В таких краях, понятно.

Все трое удивленно посмотрели на Мрака, Олег спросил:

– Мрак… Разве ты бывал в этих краях? В Гиперборее?

– При чем тут Гиперборея? – огрызнулся Мрак. Добавил убежденно: – Корчма вечна и вездесуща. Даже в вирии корчма есть. Иначе что за вирий? И у Ящера есть. Род сотворил людей одинаковыми, как доски в заборе, но одел по-разному.

Из раскрытых ворот сарая слышалась возня коней, хруст жрякаемого овса. За сараем мерно бухал молот, но запаха горелого металла сквозь завесу дождя не услышали.

В дверях корчмы появился лохматый мужик, торопливо помочился у крыльца, метнулся обратно, даже не застегнувшись. В щели на миг показалось освещенное красным помещение.

Мрак соскочил, привязал верблюдов. Коновязь низковата, а повод короток – верблюжьи морды оказались пригнутыми. Горбатые звери, голодные и промокшие, раздраженно дергались, не понимая, за что их наказывают.

Невры суетливо проверили оружие, пугливо озираясь. Лиска выдернула из ножен меч, со стуком бросила обратно. Мокрое личико, синее от холода, исполнено решимости.

– Зайдем, – сказал Мрак, – оглядимся. Поедим, подумаем. Авось к утру дождь перестанет?

– Ну да, держи карман шире, – сказал Таргитай недоверчиво. – Под нами любой лед ломится.

Когда взбирались на высокое крыльцо, даже Мрак пошатывался, а черный пояс из бронзовых пластин обвисал. Дверь от толчка распахнулась, за порогом оказалось жарко натопленное помещение. Уныло, бедно, но стены из толстых бревен, поперечными балками служат стволы столетних сосен. В корчме уныло веселились с десяток едоков. Возле открытого огня сушилась мокрая одежда, все пропитано запахами пота, немытых тел, невыделанной кожи. Сам воздух показался неврам сухим и горячим – жаровни полыхали яро.

Все четверо примостились на свободном краю длинного стола, как садятся настоящие мужчины в доме и собаки в конуре: лицом ко входу. Разговоры прервались, на чужаков косились подозрительно и недружелюбно. Ни одной женщины, а мужчины как на подбор: ни молодые, ни старые – крепкие, продубленные, в блестящих плащах, из-под которых высовываются грубые рукояти ножей. Все бородатые, лохматые и нечесаные. Но и здесь как из одного стручка: русоволосые, слегка кудрявые, со светлыми коричневыми глазами.

Таргитай горбился, старался выглядеть как можно незаметнее. Мрак, напротив, расправил плечи, посмотрел гордо, чем вызвал глухой ропот. Кто-то сплюнул в их сторону, другой сделал оскорбительный жест.

Медленно приблизился, блистая кожаным засаленным передником, грузный мужик. Поперек себя шире, краснорожий, с крупными каплями пота, что, как на горячей сковороде, шипели и уходили паром.

– Жрать будете? – спросил, глядя поверх голов.

Голодный Таргитай едва не завопил, что если тут не есть, то пусть станцует что-нибудь гиперборейское. Мрак же попросту грохнул кулаком по столу:

– Мяса и каши для четырех голодных мужчин!

Глаза хозяина корчмы на миг остановились на Лиске. Ее крутая грудь, нещадно прижатая широким ремнем перевязи, могла бы с натяжкой сойти за могучие мускулы, если бы другая не торчала вызывающе.

– А для поляницы?

– Тоже!

Хозяин удалился, Мрак буркнул:

– Девки-воины здесь не диковина, видать.

– Поляницы, – повторил Таргитай, вслушиваясь в новое слово. – Поля – это распаханная полянами Степь, да? Может быть, поляне погибли не все?

– Что Степь, что Поля, – буркнул Мрак. – Лес – добро, все остальное – погань. И люди там ненастоящие.

Искоса всматривался в люд, оценивал по торчащим из-под плащей ножнам. Ножи – широкие и прямые, а мечи – тяжелые, тоже широкие, с длинными прямыми лезвиями. Таких мечей невры еще не встречали. Даже Меч, который Таргитай носит за спиной, легче и уже. В остальном посетители корчмы почти не отличаются от самих невров: крепко сбитые, кряжистые, но с белыми лицами, словно никогда не видавшими солнца. От съеденного и выпитого порозовели, даже раскраснелись, но все равно от прожаренных солнцем невров и Лиски отличались, будто их не выпускали из подземного мира, где светит черное солнце мертвых.

За соседним столом двое мужиков мерно бросали кости. Мрак услышал обрывок разговора:

– Э… я выиграл! Выпала пятерка и шестерка!

– Дурень, выиграл я. Мне выпало две тройки, но зато мой меч на ладонь длиннее.

Мрак криво улыбнулся, на душе отлегло. Род особо не ломал голову, каким народом заселить белый свет. Везде дерутся, жульничают, ловчат, карабкаются, стоят друг за дружку, чужих бьют… ежели не успеешь сдружиться или не дашь сдачи.