Трехручный меч - Никитин Юрий Александрович - Страница 51

Она посмотрела на меня пристально:

– Вы хотите сказать, что вы… сын английской королевы?

– Я хочу сказать, что вот этот ломтик уже можно изволить кушать. Он такой тонкий, что прожарился насквозь. А эти повернем, повернем, повернем…

В ноздри бил одуряющий запах, волк оглянулся с чувством полнейшего превосходства, хотя и с некоторым недоумением, трудно понять этих людей, которые прекрасно знают пользу сыроедения, однако же жрут прожаренное мясо, откуда выпарилась вся сладкая живая кровь. Наверное, у людей это нечто ритуальное, не иначе.

Я переворачивал ломтики, аромат все сногсшибательнее. Но глазом косил по сторонам. Беспокоит сама полянка, маловата, стена деревьев слишком близко. Если что-то выскочит, этому «чему-то» хватит двух прыжков, чтобы оказаться у любого из нас на загривке. За это время не успеешь меч выхватить, я одной рукой вытащил оружие из ножен и положил рядом. Королева приподнялась, огляделась беспокойно:

– Я отлучусь на минутку.

– Нет, – возразил я, – в лесу опасно.

– Но мне надо!

– Я пойду с тобой.

Она выпрямилась, щеки окрасились в темно-багровый цвет. Вообще-то при таком освещении цвета искажены, но я все равно увидел румянец… ну видел же взрывы в космосе и сверкающие лазерные лучи?.. Глаза свернули, как клинки.

– Еще чего?

– Там опасно, – сказал я настойчиво. – Сделаем так, я зайду дальше в темноту, чтобы у вас с одной стороны был костер, с другой – я.

Она фыркнула, спорить не стала, просто ступила к деревьям и растворилась во тьме за опасной стеной. Я поспешно оставил длинный прут с ломтиками мяса, поднял меч и пошел тихонько следом.

Когда королева вернулась и уже сидела у костра, я выбрался с другой стороны, вытер окровавленный меч и тоже подсел ближе к огню. Волк и ворон сделали большие глаза, метнулись в чащу.

Королева спросила с недоумением:

– Чего это они?

– Хыщники, – объяснил я. Поморщился, пососал ссадину на запястье. – У них инстинкты. А также рефлексы. Вот у вас, королев, одни рефлексии.

Она фыркнула и больше в разговор не вступала. Волк и ворон вернулись не скоро, оба сыто взрыгивали. Волк улегся так близко к костру, что того и гляди проснется с опаленным боком, ворон уныло посмотрел на дерево, обычно он взлетал повыше и выбирал там ветку потоньше, чтобы не подобрался никакой зверь, но сейчас подумал и заявил, что разделит с нами тяготы сторожевания и всю ночь не сомкнет глаз.

С этими словами он сунул голову под крыло, опустился брюхом на теплую землю и захрапел, вздрагивая всем телом.

Королева, наклевавшись, как мелкая птичка, осталась сидеть у огня сгорбившись, изредка вздрагивает, когда в темноте хрустнет ветка, над поляной пролетит что-нибудь крупное или раздастся далекий протяжный крик пойманного зверя. Оранжевый колеблющийся свет вырывает из тьмы деревья, сучья потрескивают в жарком огне, мы натаскали достаточно сухостоя, чтобы не особенно беречь щепочки, зато вся поляна в красном победном огне.

За деревьями мелькнула тень, я насторожился, инстинктивно приготовился к протяжному вою, но прогремел могучий отвратительный хохот, словно во весь телеэкран гоготал ведущий телешоу. Холод пробежал по телу, там во тьме грубое опасное животное, тупое, но огромное, если выползет, то всей культуре в моем лице придется… тьфу, что за проклятая двойственность, имманентно присущая русской интеллигенции, я же сейчас не культура, а скорее контркультура, нечто оздоравливающее нацию мускулами и здоровым антидемократическим духом.

Я поднял меч, багровые отблески пробежали от рукояти к истончающемуся, как сосулька, узкому кончику лезвия, сорвались и ушли в нависающую над нами листву. Я невольно проследил взглядом, оттуда тоже можно подкрасться, прыгнуть… И ветки как будто бы поскрипывают под немалой, все увеличивающейся тяжестью… Королева подняла голову, взгляд тоже прикован к мечу.

– Пусть хохочет, – произнесла она ледяным голосом, но краска покинула щеки. – Это Яншун, демон ночи.

– Не вылезет к костру?

Она покачала головой:

– О таком не слыхали. Значит, не может.

– Все когда-то происходит впервые, – ответил я и посмотрел на нее. Она покраснела и отвернулась, я поспешно добавил: – Но у нас достаточно веток, чтобы костер горел всю ночь.

В кустах раздался треск, я до рези в глазах всматривался в темноту. За деревьями тени, вроде бы что-то двигается, перемещается, но, когда я тряхнул головой и перевел взгляд на костер, эти пятна все еще двигаются и перемещаются перед глазами. Королева подкладывала свежие веточки в пламя, ворошила угли длинным прутиком. С другой стороны поляны раздался гнусный утробный хохот, заскрипел, словно огромная когтистая лапа поскребла по закованному в непробиваемую чешую животу.

– Яншун, – повторила она уже увереннее. – Пугает, чтобы мы ослабели за ночь. А днем нападет кто-то другой.

– Тогда поспим? – предложил я.

Она бросила пытливый взгляд, я старался выглядеть до такой степени честным, что просто лох, сказала с нерешительностью:

– Могут напасть и под утро… Когда тянет в сон особенно.

Далеко за деревьями раздался многоголосый волчий вой. Мурашки пошли по коже, потом побежали врассыпную. Похоже, огромная стая волков перегородила дорогу, даже обложила нас со всех сторон. Но из-за деревьев не выходят, словно ждут босса или кого-нибудь посильнее и пострашнее.

Я сунул в огонь длинный шест, алые языки ухватили жадно, затрещало. Королева смотрела с испугом, я шагнул к границе с темнотой, трепещущий свет вырвал из тьмы сразу позеленевшие ветки, зашелестело, на меня быстро взглянули резко сузившиеся от огня желтые глаза, и тут же затрещало, зашумело, звери попятились, я услышал раздраженный и разочарованный вой.

Мне сильно хотелось постучать обеими кулаками по груди и поорать по-тарзаньи, вдруг да испугаются, но так истыкаю горящим факелом морду, передумал и вернулся к костру. Королева смотрела с почтительным страхом, волк с интересом, а ворон бесстыдно спал, всхрапывал и дергался, звучно скобля когтями по коряге.

– Можем выбраться даже сейчас, – объяснил я. – Эти твари боятся огня!

– А… кто там? – спросила она слабо.

Я отмахнулся:

– Жабокрокодилы не крупнее слонов. Ерунда с крыльями.

– Они даже с крыльями?

– Крыльев я не заметил, – признался я. – Это я так на ходу рождаю метаста… в смысле, метафоры. Или афоризмы, что получится.

Она поморщилась, но не сказала, что у меня получилось, а волк спросил недовольно:

– Идти ночью?

– А что? – спросил я бодро. – Мы от тропы ушли недалеко. Впрочем, а оно нам надо: выкалывать глаза в темноте? Утро вечера мудренее.

Королева подсела к огню ближе, плечи передернулись, сказала тоненьким пугливым голоском, будто вернулась в детство, когда страшишься опустить ноги с кровати, а то некто из-под ложа ухватит за щиколотку:

– Это слуги ненасытного Гакована… Их магия всесильна, она может сделать с человеком все… Потому и захватывают целые королевства… начиная вот так, сперва леса, овраги, глубокие омуты… Говорят, их чародейство бессильно только перед еще более великим чародейством любви… Вот почему иногда из захваченных королевств приезжают благородные рыцари, уцелевшие, израненные в боях, но не покорившиеся…

– Стоп-стоп, – прервал я. Сердце мое застучало громче. – Отмотай назад, давай снова. Значит, магия действует не на всех?

– На всех, – возразила она. – Исключений совсем немного. Это люди, которые… чисты. Но даже чистых можно совратить, потому выстаивают только те, кто уже охвачен другим огнем. Понимаешь?

Я подумал, кивнул:

– Да, нам тогда ловить нечего. Вас, может быть, такая магия и не тронет, вы же девственница, да?.. Ах да, простите великодушно! И чего, я вот тоже не совсем девственник. И в карты играю. Правда, на компе, девок в стриппокере можно… гм… А меч, говорите, Ваше Величество, против магии – слабо?

– Даже стрелы, – сказала она, – против могучего чародея ничто. Хотя мелкого, наверное, поразить можно. Чем он слабее, тем ближе должен подойти для совершения заклятий. Но все равно меч короче…