Трехручный меч - Никитин Юрий Александрович - Страница 2

Конь снова фыркнул, обнюхал мои плечи, широкие, вздутые мышцами, похожие на огромные головки сыра, коричневые от солнца. Руки мои снова длинные, толстые, перевитые жилами и хорошо проступающими под кожей группами продолговатых мышц, боевые браслеты на запястьях и предплечьях, а грудь настолько широка, что я сам вынужден поворачивать голову, чтобы рассмотреть правую и левую половинку, где вздуваются твердые, как щиты из гранита, грудные мускулы.

– Ну что же, – сказал я, любуясь своим звучным мускулистым голосом, – отправимся спасать мир!.. Кто, как не я? Что, вообще-то, понятно.

Медленно испарялась тоска, только что стал императором Вселенной, но не успел поимператить, а очень хочется, одно утешает, что вернусь в ту же минуту, что и отбыл. Разве что с двух– или трехдневной щетиной на мужественном, потемневшем от солнца лице. Или с четырехдневной, если не уложусь в три дня.

Единорог напрягся, я запрыгнул, как и прежде, пренебрегая стременем, а это значит, обрушился всем немалым весом, а уже там, в седле, разобрался с оружием, перевесив меч в ножнах за спину, широкая перевязь со странным орнаментом красиво легла через плечо. В том месте, что над плечом, перевязь в три слоя, к тому же с металлическими шипами, понятно, дополнительная защита от рубящих ударов сверху.

Через поляну по головкам цветов и верхушкам трав промелькнула широкая угловатая тень. Тяжелая туша дракона плывет по небу ровно, без рывков, не проваливаясь. Взмахи мощных крыльев не подбрасывают тело вверх, словно те помавают просто для эстетического эффекта, сами по себе, а дракон на них посматривает даже с некоторым удивлением.

Как же летает – мелькнула мысль из прошлой жизни, но я взял ее за горло, потряс, придушил, бросил под ноги и слегка потоптал подошвами варварских сапог. Жук, как говорят знатоки, по всем законам аэродинамики, тоже летать не может, но он этих законов не знает и потому летает. Хотя это вряд ли самый весомый аргумент, ведь я тоже не знаю этих законов, но не летаю же? А я еще тот жук, да и драконом меня уже называли.

В стороне над деревьями раздалось торопливое хлопанье крыльев. Верхушки кустов затрепетали, как зеленая ряска в старом озере под порывом сильного ветра, пронеслось крупное черное тело, подобно гибкому дельфину в погоне за рыбой, через мгновение огромный ворон красиво и грозно пролетел по кругу, выбирая, где бы сесть, но деревья в стороне, да чтоб еще на удобной ветке, каркнул недовольно, на голову не сядешь, да и на плечо вряд ли пущу, хоть и варвар, не фиг когтями дырявить мою варварскую кожу.

Я охнул, когда он все же спикировал на плечо, защищенное перевязью, а один из когтей, промахнувшись, вогнал в не такую уж и дубленую кожу.

– Привет, – сказал я, – старый друзьяка!

Ворон счастливо каркнул:

– Ур-р-ря!.. Снова спасать мир?

Я ответил с некоторым стыдом:

– Хуже…

– Что случилось?

– Увы, на этот раз… совестно сказать, но всего лишь собственную шкуру.

Ворон посмотрел сочувствующе, но не смолчал, не утерпел, злорадно каркнул:

– Ага, мой лорд, и вы изволили о сверхценности всякой жизни вспомнить?

– Да на фиг мне всякая, – возразил я с истинным чувством демократа. – Пусть хоть все друг друга поубивают, лишь бы не было войны… Или я это уже говорил? Да ладно, зато красиво. Кто-то ж мог не услышать мои мужественные речи в прошлых квестах?

– Ну-ну, – сказал ворон саркастически. – Еще скажите, мой лорд, насчет Екклесиаста.

– А что с Екклесиастом?

– А у него все возвращается на круги своя. Это я вежливо насчет повторов.

– Во-во, – сказал я, приободрившись. – Если даже у Екклеси… как, говоришь, этого яйцеголового звали?

– Склероз? – спросил ворон сочувствующе.

– Да пусть хоть и склероз, но лучше два раза умную мысль сказать, чем один раз – дурость.

Ворон кивнул.

– Да, мой лорд, да. Вы совершенно правы. Лучше два раза умное, чем один раз дурость. Даже три раза умное… Но десять, гм…

Затрещали кусты. В сторонке раздался топот, это сорвалось с места стадо свиней, с другой стороны над зелеными зарослями мелькнули ветвистые рога: олени зачуяли что-то страшное, спешат из опасного места. Я потянулся к мечу, краем глаза увидел, как игривые белки торопливо взбежали по стволу чуть ли не на верхушку.

Ветки распахнулись, на поляну выбежал огромный волк. Крупноголовый, лобастый, с широко расставленными узкими желтыми глазами. Пасть смеется, мой запах услышан и распознан, еще когда я рассматривал муравья, сел у ног Рогача, глядя на меня снизу вверх с радостным ожиданием:

– С возвращением, мой лорд!

– Рад тебя видеть, – сказал я с облегчением, хорошо, когда в друзьях волк, который может разведать, что ждет впереди, и ворон, который сверху видит еще больше. Если не в лесу, конечно.

Ворон вздохнул:

– Сколько волка ни корми, все равно придет к обеду.

Волк даже не посмотрел в его сторону, буркнул:

– Разве я к обеду? Я на зов новых приключений!.. Это ты ищешь, где бы пожрать, пасть ненасытная!

– Не ссорьтесь, – сказал я. – Раз уж судьба снова свела нас, попробуем решить загадку, что нам подсунули.

Ворон спросил важно:

– А в чем суть загадки?

– Не знаю, – ответил я. – Но меня перенесли сюда в момент, когда в том мире я готовился жениться и вступить на вселенский престол. И чувствую, что не выберусь, пока не пойму нечто. А потом надо как-то обратно.

Волк поинтересовался:

– А вселенский престол, это как? Больше или меньше, чем в нашем королевстве?

Ворон переступил с лапы на лапу, вздохнул горестно:

– Сколько волка ни корми, а все равно дураком смотрит. Мой лорд, когда отправляемся?

– Сейчас, – ответил я.

– В какую сторону? – спросил ворон. – На восток? На запад?

– Ты еще про юго-восток скажи, – огрызнулся я. – Умные люди не умничают, а пальцем показывают. Прем пока что из леса, а там увидим. Где-нить населенные пункты поблизости есть?

Волк поинтересовался громко:

– А что, где-то и умные есть?

– Не будем показывать пальцем, – сказал я милостиво.

– Правильно, – согласился волк. – Сразу врежем по наглой морде! В смысле, по клюву.

Конь мой сам отыскал тропку, справа и слева навстречу поплыли, покачиваясь величаво, огромные деревья. На протоптанной дорожке следы копыт, но не конские, не конские. Я бы сказал, что лоси, но какие здесь могут быть лоси, а вот единороги – наверняка, это еще те лоси, если дикие, не укрощенные девственницами.

Над головой верещат птицы, по деревьям двигаются отряды крупных жуков, муравьи тащат добычу, крупные бабочки порхают как пьяные, зато элегантные стрекозы шмыгают из стороны в сторону красиво, целеустремленно, зависают неподвижно, как вертолеты, хватают добычу на лету.

Лес расступался, дорога все шире, появилась колея от тяжело груженных телег, а затем и следы вырубки: пни, свежесрубленные деревья, груды зеленых веток. Мощно пахнет древесным соком. Постепенно распахивался простор, с небес донеслись серебристые курлыкающие звуки, я вскинул голову, ожидая увидеть, как по синему безбрежному небу медленно плывут, мерно взмахивая крыльями, косяки… нет, клинья журавлей… или гусей, не помню, но точно какие-то из этих крупных пернатых, если верить классикам, курлыкают во время полета по синему и безбрежному.

По синему безбрежному медленно плывут, мерно взмахивая крыльями, косяки… нет, точно клинья! – драконов. Отсюда похожи на журавлей: такие же вытянутые вперед, как у бегунов перед ленточкой, шеи, поджатые к брюху лапы, работающие как у птеролетов крылья. Впереди крупный самец, на его голове не то сверкающая корона, не то гребень в виде короны. Рассекает плотный воздух красиво и мощно, за ним пристроились два самца чуть помоложе, но тоже могучие бойцы, а дальше, на крыльях расширяющегося клина, летят вперемешку самцы и самки, подросшие дракончики.

Пока я размышлял над свойствами зрения в этом мире, когда из такой позиции могу рассмотреть корону на макушке пролетающего прямо над моей головой дракона, справа в лесу затрещали кусты. Волк насторожился, а ворон, тяжелый, как кабан, как только крылья держат, беспокойно завозился на плече. Когти соскальзывали с широкой кожаной перевязи, больно царапали кожу.