Трансчеловек - Никитин Юрий Александрович - Страница 83

– И что скажет мой лечащий врач? – спросил я наконец, не выдержав.

Директор медцентра слабо улыбнулся.

– Он скажет, что как в старом французском анекдоте: есть двенадцать причин, чтобы именно вам стать первым испытателем…

– Назовите их, – попросил я, – если я правильно понял, о каком анекдоте речь.

– Во-первых, – сказал он ровным голосом, – у вас анизоцитоз, пойкилоцитоз и даже анизохромия. Это не говоря уже о гипохромии, которая сопровождается, как часто бывает в таких случаях, микроцитозом.

Страх пробежал по всему телу, болезненно заледенил внутренности. Губы похолодели, я спросил с трудом:

– А… а что это?

Он легко усмехнулся.

– Сильно тревожиться не стоит, главное – вовремя засечь такое. Анизоцитоз – это всего лишь появление эритроцитов разного размера, пойкилоцитоз – разной формы, анизохромия – разной окраски, а микроцитоз… как видно из названия, это измельчение ваших эритроцитов. Эритроциты вообще-то примерно одного размера, цвета и формы, форма иногда меняется, когда протискиваются по узким капиллярам… ха-ха… вплоть до веретенообразной, но затем снова выпрямляются. А у вас они и по размеру уже разные, одни мельче, некоторые – намного, другие крупнее. И цвет их что-то не нравится, слишком уж… Но вы пока что ничего не чувствуете? Вот и прекрасно. И забудьте о них. Ваши МЭМСы как раз и предназначены, чтобы выровнять ситуацию.

Я поежился, представив, как чудовищно огромные наномашины начинают вгрызаться в мой титановый хребет, стараясь добраться до спинного мозга, который и вырабатывает эритроциты.

Директор медцентра сказал торопливо:

– Они не тронут сам мозг. Достаточно поработать на периферии с его нервными окончаниями, чтобы подправить. Мы ожидаем новое поколение уже через месяц. Те будут вдесятеро меньше. Их можно будет запускать даже в почки и печень.

– Месяц? – спросил я в тревоге. – Мы не укладываемся в сроки! Мы обещали заказчику сдать настоящие наноботы к Новому году! Иначе придется платить огромную неустойку. Да и ассигнования нам урежут.

Он развел руками.

– Но цикл никак нельзя ускорить, вы же знаете…

Я сказал решительно:

– В задницу цикл. Пропустим звенья B, C и даже D.

Он выглядел потрясенным.

– Но утвержденный план…

– Я беру под свою ответственность, – сказал я. – По сути, наномашины средних размеров окажутся невостребованными, как только запустим в продажу предельно малые. Так зачем все эти усилия по их выпуску, если это не простая перестраховка?.. Разрабатывайте серию B, опробуйте, сразу же переходите к C. Если результаты совпадают с запланированными, оставьте контрольные образцы и сразу переходите к следующей…

Он смотрел в немалом замешательстве, каждое слово фиксируется, теперь не нужны подписи и нотариусы. От меня получен четкий и недвусмысленный приказ делать наномашины все меньше и меньше, а меня позвать только на выпуск серии Z, которые будут в сто тысяч раз мельче ожидаемых сегодня и которые в самом эритроците могут работать, как в огромном цехе.

Вообще-то я взял на себя слишком многое, и, даже если все получится так, как я надеюсь, некоторые станут меня сторониться как человека, склонного на неоправданно резкие решения. Мы резко пошли к земле, челнок начал выдвигать лопасти, вновь став вертолетом.

Внизу все еще бело, наконец посреди этого снежного безмолвия, где уже миллионы лет ничего не меняется, появилась исполинская башня-игла. Я не знаю, сколько в ней этажей, в этом веке этажами не считают, но издали похожа на сверкающую стеклянную спицу, и, лишь подлетая ближе, я рассмотрел, что это бесконечная труба, уходящая в небо. Прозрачные стены позволяют рассмотреть громоздкие агрегаты, каждый размером с атомную станцию прошлых времен. Купола громоздятся один на другой внутри трубы, так что издали кажутся члениками гигантской гусеницы.

Жилые помещения, если не ошибаюсь, расположены на вершине, но стеклянные стены трубы упрямо тянутся вверх. То ли этажи-купола будут надстраиваться еще, то ли в такой архитектуре просто причуда дизайнера: с доступом к неограниченной энергии и неограниченным ресурсам у некоторых зашкаливает чувство меры.

Когда челнок подлетел на расстояние полумили, я рассмотрел внизу геометрически правильную сеть дороги, явно строили машины без участия человека, тот обязательно бы где-то завилюжил, у психически нормального человека зубы сводит от любой слишком точной правильности или добродетельности. Думаю, кто-то не отменил стандартность задания, вот машины и настроили абсолютно бесполезных дорог на континенте, где передвигаются только по воздуху.

Основание башни похоже на расклепанный гвоздь, но полагаю, что в скальный грунт всобачено не меньше чем на пятую часть длины. Теперь заметно, что башня вообще-то на горном кряже, а дальше замерзший океан, хоть и весь в жутко вздыбленных торосах, но плато ровное, выдает поверхность океана, промерзшего страшно подумать на какую глубину.

– Зачем здесь? – спросил я.

– Магнитное поле, – ответил директор торопливо.

Я сосредоточился на добавочных видах зрения, мир заблистал красками, поплыли странные полупрозрачные струи, многие шершавые, огнистые, кисловатые, красные и синие, покалывающие, наконец я увидел, как изгибаются магнитные потоки, здесь не ручьи, а настоящие реки, кивнул, все понятно.

– Что на очереди? Стандартная схема?

Главный инженер промолчал, директор сказал словоохотливо:

– Если бы стандартная, привезли бы опытный образец прямо к вам в кабинет. Но из корпорации «Гэлэкси» торопят, господину Холдеманну уже сейчас нужны с дополнительными расширениями и возможностями. Не говоря уже про уменьшение размеров, об этом они не умолкают, как будто мы, напротив, стараемся конструировать механических слонов…

Я не отвечал, погрузившись в этот мир, где цвета обретают тактильные ощущения, запахи выглядят цветными, а магнитные поля кажутся полноводными реками, что текут, плавно загибаясь, от самого Солнца и пронизывают Землю, как нейтрино.

– Вы на месте увидите, – сказал наконец главный. – Может быть, вам что-то придет в голову, найдете какой-то способ ускорить.

– Кое-что все время приходит, – ответил я, – но если запустить на всю катушку, обойдется очень дорого…

– А эффект?

Я заметил хмуро:

– Эффект очень часто зависит от количества вложенных денег. Боюсь, сейчас именно такой случай.

Директор сказал быстро:

– Звонили от Холдеманна напрямую. Говорят, если вы возьметесь, то карт-бланш у нас в кармане!

Я покачал головой.

– Это слова. Пусть все будет зафиксировано как документ. А то хоть все сейчас и записывается, но могут сказать, что это был лишь совет или высказывалось предположение. Пока не увижу денег, не очень-то поверю. Сколько раз за последнее время обламывались.

Он развел руками, лицо скривилось.

– Не подумайте, будто я что-то за вашей спиной получил от заказчиков! Но я очень хотел бы ухватить этот жирнющий кус. Мне намекнули, что могут заключить контракт на ваших условиях. Конечно, их юристы все внимательно просмотрят, но в общем мы получим карт-бланш. В смысле, вы получите, а мы с удовольствием начнем выпуск наноботов по вашим сертификатам.

Далеко впереди блеснула яркая точка. Впечатление было таким, словно осколок солнца на земле, но вертолет, уже вертолет, несется со скоростью сверхбыстрого ракетного самолета, я увидел быстро вырастающий в размерах стальной купол, на макушке которого играет солнечный луч.

– Наш завод, – сказал главный инженер с тревожной гордостью. – Первая партия МЭМСов должна быть готова сегодня к вечеру. Самое позднее – завтра.

Завод, как я знал, находится под тремя защитными колпаками из металлов исключительной прочности. Даже космические корабли не делают такими прочными. А сам завод в самом центре, да и он разделен на отдельные ячейки, полностью автономные. Все запечатано, все управляется только снаружи, везде масса наиболее разрушительной взрывчатки, а в довершение всего – мощный термоядерный заряд, который сожжет здесь все на мили вокруг… если что-то в процессе производства наномашин пойдет не так, как запланировано.