Трансчеловек - Никитин Юрий Александрович - Страница 60

Аркадий поморщился.

– Володя, вы чересчур, чересчур… Это же люди, в конце концов!

– О гуманизме, – возразил я, – и всеобщем равенстве хорошо говорить и чувствовать себя этаким хорошим и праведным, когда это ничего не стоит. Мол, все люди, от миллионеров до распоследних бомжей и наркоманов – равны и права имеют равные. О наркоманах и прочей дряни нужно заботиться, это считается хорошим тоном, лечить их и всячески уговаривать бросить это дело.

– А разве не так?

– Херня на постном масле, – ответил я достаточно откровенно. – Сейчас – да, по крайней мере на бумаге и права есть у каждого наркомана или рецидивиста, и суммы государство выделяет на лечение и уговаривание бросить и завязать. А завтра, простите, уже и на бумаге придется внести ясность. Наступает время, когда в самом деле скоро начнем приобретать сперва бесконечную жизнь, а потом и бессмертие. А вместе с тем и невероятную мощь. Ну, скажем, если сейчас простой человек сможет включить и выключить свет в туалете, то завтра сможет зажигать и гасить звезды. А это, знаете ли, налагает… Наркоман пусть гасит и зажигает в себя в туалете свет хоть всю ночь, но к звездам я бы таких не допускал.

И – не допустят. Это понятно, против этого даже спорить не приходится. Равноправие равноправием, но все-таки… вы же понимаете…

– Понимаю, – кивнул Аркадий и спросил быстро: – А кто мешает этих наркоманов вылечить? Исправить их генетический код?

Я криво улыбнулся.

– Скажите еще, вообще наделать искусственных существ. Ну там киборгов всяких с идеальными генами. Если людей накрывает горная лавина… или пусть даже гроза с градом, под удар попадают всякие, но если человек стал наркоманом, в то время как вокруг другие не стали, то червоточина в нем самом. Такого от одного вылечишь – в другом месте порвется. А менять гнилые гены на «хорошие»… простите, как далеко зайдем? Я полагаю, в целях осторожничания будут пока что пропускать в будущее только нормальных людей, от которых хотя бы не исходит угрозы обществу.

Он умолк, смотрел с удивлением. И другие, как я только что заметил, смотрят на меня так, будто это я решаю, кого пропускать в будущее, а кого оставить в этом счастливом мире развитого рыночного капитализма.

2046 год

Позвонила Жанна, со слезами прокричала в трубку, что Аркадий в реанимации. У него инфаркт, ну кто бы думал, никогда ничего подобного, здоров как бык, а тут вдруг…

Часа через два, когда кризис миновал, мы с Жанной вошли к нему в палату. Он лежит, желтый и бледный, как персонаж из старых фильмов о властелине мира: весь в нашлепках биодатчиков, что мониторят жизненные процессы, бедра и ноги охватывает гибкая металлическая труба, делая его похожим на самца русалки. Как я догадался, это чтобы не поднимался в туалет. И вообще не тужился, сейчас ему и такие усилия в тягость.

Врач остановил нас в дверях.

– Родственники?

– Да, – ответила Жанна, а я кивнул.

– Запустили вы его, – сказал он с неодобрением, – запустили. Даже старыми методами предынфарктное состояние засекают за пару суток, а современными так и вовсе… Он что, алармист?

Жанна замотала головой, я сказал уклончиво:

– Немножко. Он осторожный человек.

– Осторожные живут спокойней, – согласился он. Вздохнул: – Но – недолго. Пять минут на общение, не волнуйте его. После реабилитации убедите его вшить чип контролера или хотя бы мониторинга.

– Обязательно! – пообещала Жанна горячо.

Потом мы с Михаилом, разбирая все по дням, пришли к выводу, что помешало как раз быстрое выздоровление Аркадия. Хотя инфаркт обширный, но Аркадий к вечеру ходил по палате, на другой день прогуливался по коридору, а на третий день его выписали. Вернулся почти вприпрыжку, Жанна сразу же заговорила о чипе – контролере сердца, Аркадий от контролера отказался, но на мониторинг согласился.

Договорились на операцию по установке такого чипа на понедельник. Затем перенесли на пятницу, потом сдвинули еще на три дня, и хотя операция пустяковая, теперь грудную клетку давно не вскрывают, все через крохотные проколы, но что-то да мешало, а когда наконец подошел день по установке чипа, Аркадий наткнулся в Интернете на тревожное сообщение одного из хирургов, специалистов по опухолям.

Оказывается, в ряде случаев такие инородные тела становятся мишенью для всех сил организма, которые стараются его вытолкать, как занозу. Но если это не удается, то организм обволакивает такой предмет плотной капсулой. Беда не только в том, что эти чипы становятся слепыми и глухими, а что капсула может стать зародышем быстро прогрессирующей опухоли.

– Это еще что? – сказал он нервно. – Рак?.. Так от него избавиться потруднее, чем от инфаркта!

Я возразил:

– Ты не горячись, не горячись. Во-первых, газетчики наверняка все приукрасили и сгустили краски. Надо увидеть заявление самого хирурга, как оно есть, а не в пересказе Рабиновича, который по телефону напел арию Поваротти. Во-вторых, не сказано, что чип обязательно капсулируется, иначе их бы не ставили вовсе. Во-третьих, капсула только может стать зародышем, но не значит, что станет обязательно…

Он потряс головой.

– Нет, нет и нет!.. Другие по десять инфарктов переносят, и все как с гуся вода!.. У меня только первый, к тому же сейчас из инфаркта вывести, как два пальца… об асфальт. Нет, Володя, ты не уговаривай. Сам весь очипенный, вот и других совращаешь… Я уж лучше пока обожду окончательных результатов.

– Да не так все и страшно, – сказал я, – ты посмотри…

– И смотреть не буду, – отрезал он. – Они так, гады, спешат друг перед другом, выпендриваются, кто быстрее сообщит, кто быстрее запустит в производство, а то, что не до конца проверенное, – их не волнует! Им побыстрее бабки срубить. Я что, дурак? Я все вижу.

Я развел руками. По его логике я либо дурак, что поддался на дешевые приманки жуликов от медицины, либо жалкий трус, что хватается за все новинки фармакологии и медоборудования.

– Ладно, – сказал я наконец, – каждый выбирает по себе.

Он сказал с некоторой досадой:

– Я не знаю, чего ты, как с цепи сорвался! Был же такой спокойный, осторожный. Ну прямо пескарь! Всегда семь раз отмеришь, прежде чем резать… А сейчас бросаешься на все это непроверенное и очень опасное. Нет, тут ты не прав.

Возразить нечего, он прав. В самое деле, вся современная фармакология – непроверенная и опасная. Проверенное и безопасное разве что аспирин да анальгин, да и то не на все сто: вдруг кто через год откроет пугающие свойства, а весь это вал лекарств и добавок, спешно и в погоне за прибылью выброшенных на рынок, – очень опасно.

Однако… есть ли альтернатива?

Второй инфаркт застиг Аркадия в лесу, когда ушел собирать грибы. Будь это в городе, на улице или в транспорте, помощь оказали бы мгновенно, но он ненавидел «вонючий город» и старался при любой возможности выбраться на дачу, с восторгом описывал выезды на природу, нетронутую и незагаженную, рассказывал, какая у них чудная глухомань, человека на сто верст не встретишь, а зайцев, белок и всевозможных диких птиц – видимо-невидимо…

Нашли его уже остывшим, Жанна опухла от слез, мы утешали, как могли, что-то редеют наши ряды, а ведь еще и старость не пришла, что-то рано начинаем уходить из жизни. Хотя, конечно, статистические семьдесят лет потому и средняя продолжительность жизни, что одни живут до девяноста, а другие мрут в двадцать. Вот и получается, что получается.

Я посмотрел на скорбные лица, вдруг почудилось, что у всех одна и та же мысль: мол, Аркадий помер в семьдесят лет, значит, я проживу дольше среднестатистического. Не проживете, мелькнуло у меня с пугающей ясностью. Скорее всего, и я не проживу, но только потому, что приму не тот препарат или окажется с обратным эффектом, а вот вы просто пройдете свой жизненный срок, отведен­ный вам природой – тупой и слепой, что не отличает вас от червей или тараканов, – и помрете от старости как раз в то время, когда наберетесь и знаний, и опыта, и возможностей что-то полезное сделать…