Стоунхендж - Стоувер Леон - Страница 8

– И еще шесть сосудов для смешения вина, три сковородки, двое щипцов для очага, черпак, одиннадцать столов, пять стульев, пятнадцать скамеек.

Список казался бесконечным, и Интеб пропускал услышанное мимо ушей, тем более что и остальные внимали вполуха, лишь иногда кивая – услышав нечто необычное. Принесли пищу на красивых блюдах – последнюю перемену. Сперва была птица: какие-то обжаренные пичужки, чуть ли не на один глоток, потом пошла дичь покрупнее, а за нею звери, добытые на охоте. Теперь же море принесло свою дань: сине-черные мидии в раковинах, каракатицы в собственных чернилах, печеные мелкие рыбешки, отварные рыбины покрупнее. В этом морском королевстве рыбу ценили. Она манила – как женщины. Внимание гостей разделилось. С ними обедали и атлантки, обнаженные груди временами уже вздымались под вопрошающей лаской. Но когда рабы внесли дары моря, женщин на время забыли.

И пока Интеб внимательно разглядывал обедающих, изучал их, он вдруг понял, что и за ним самим наблюдают не менее пристально. Это был юный Темис, третий сын Атласа, сидевший справа от египтянина. Улыбнувшись в кубок с вином, Интеб ощутил, что уж и сам оказался впутан в здешние интриги.

Юный Темис был красив и знал это… Узкие бедра, широкие плечи, среди атлантов такое ценилось, и потому царевич был в узкой повязке на бедрах, высоко открывавшей ноги. На гладкой безволосой груди вздувались могучие мышцы. Но за гордой силой виделась и восприимчивость: тонкий изогнутый нос, пухлые губы говорили, что перед Интебом не мускулистый зверь, а сын своего отца. Прямые темные волосы открывали высокий лоб, их поддерживал обруч из кованого золота. Поймав на себе взгляд Интеба, царевич приподнял кубок в знак приветствия:

– Вижу, благородный Интеб, ты критическим оком разглядываешь наш двор. Должно быть, он далеко уступает сказочному великолепию и богатству Египта, к которому ты привык?

– Я успел привыкнуть к вонючему тухлому маслу и вони козьего помета. Но в моих глазах ты мог бы прочесть удивление и восхищение. Не умаляя Египта, скажу: ваш город и дворец подобны чуду. А картины на стенах изумили мой взгляд. Мы, египтяне, в искусстве своем ценим порядок, знакомые формы и узоры даруют нам отдых. Но для ваших художников мир – это море цветов, птиц, зверей, рыб… разнообразию нет конца. А гимнасты, прыгающие через быка… они, кажется, вот-вот спрыгнут вниз и примутся кувыркаться здесь среди нас, а огромный пятнистый бык тем временем поднимет меня на рога.

– Значит, ты еще не видел пляску с быком?

– Никогда. Но я надеюсь ее увидеть. А ты не прыгаешь через быка?

– Значит, заметно? – усмехнулся Темис и повел плечами так, что мышцы заиграли под кожей, прекрасно подмечая восхищенный взгляд Интеба. – И не только прыгаю. Еще я лучший кулачный боец в этом городе.

– Я не знаю такого развлечения, сами слова незнакомы мне.

– Ты обязательно должен познакомиться с этим благородным спортом до отъезда. Представь себе двух бойцов, их обнаженные тела блестят от масла. Кожаные ремни намотаны на их кулаки; обратившись лицом друг к другу, они наносят удары, способные убить обычного человека, и отражают их. – Темис отпил вина, потом взял конический кубок с низкого столика перед собой. – Ну а эта игра тебе известна? – спросил он, тряся кубок, в котором загремели кости, и опрокидывая его на стол.

– В Египте мы знаем игру в кости, хотя правила, наверное, другие.

Темис поднял кубок, открывая три кости.

– Шестерка, тройка, двойка, могло быть и хуже. Правило простое – выигрывает тот, у кого больше. Самый лучший ход, Афродитин, – три шестерки; худший, собачий, – три единицы. Сыграем?

Но прежде чем Интеб успел ответить, он понял, что царь Атлас обратился к нему, и египтянин повернулся к царю столь же поспешно, как это сделал бы всякий в этой палате.

– А теперь скажи, дорогой мой Интеб, случалось ли тебе видеть пса шелудивее этого?

Интеб поглядел на пленника, стоявшего перед Атласом. На его руках и ногах были деревянные колодки. Избитый, грязный, окровавленный, нагой… не человек, останки человека. Эсон, сын Перимеда, микенский царевич.

Весь вечер Интеб готовил себя к этому мгновению. Тот единственный взгляд на Эсона, о котором не ведал Атлас, дал понять египтянину, что его ждет. Он понимал, что Атлас не сумеет справиться с искушением, царь захочет показать гостю этого пленника. Интеб не мог не знать его, лишь недавно покинув город. И потому Интеб не поддался чувствам, отвечал взвешенно и обдуманно. Он окинул Эсона взглядом с ног до головы, и выражение на лице его не переменилось.

– Похоже, это Эсон, сын Перимеда. Но по каким же причинам, великий Атлас, с этим благородным человеком обходятся таким образом?

Улыбка исчезла с уст Атласа, на лице его была написана холодная злоба. Все разговоры разом стихли. Подобно ядовитой змее, царь не отрываясь глядел на Интеба. Египтянин отвечал ему бестрепетным взором.

Пусть Атлас – царь Атлантиды, ее самодержец, но и он, Интеб-египтянин, послан сюда самим фараоном с дарами дружбы… Об этом можно напомнить. Египет в мире с Микенами и с Атлантидой, он выше того, что разделяет сейчас оба царства. Атлас не сразу осознал это и помедлил с ответом. С первым же словом улыбка возвратилась на его уста. Но в глазах царя… в глазах темным пламенем горела холодная ненависть.

– Благородный? Что ж, и петух благороден на верхушке кучи навоза. Для нас, атлантов, мой маленький египтянин, он просто ничто. К тому же этот молодец принадлежит к тому самому вздорному горскому племени, о котором мы только что говорили.

– Ты… здесь! – прохрипел Эсон, только теперь узнавший Интеба. – Предатель… – Микенец попытался броситься вперед, но стражи оттащили его и бросили на колени. Атлас захохотал, все тело его сотрясалось от хохота.

– Смотри же, Интеб. Тварь эта даже не понимает твоих слов, того, что ты вступился за дерзкого княжонка. Ты смел, Интеб, только не советую тебе рисковать ради грязных варваров.

– Свиньи! – выкрикнул Эсон, закашлявшись. – Мы не хуже вас!

Палата взорвалась хохотом. Эти слова, мягко говоря, противоречили обличью микенца, и даже Интеб слегка улыбнулся, показывая, что и просвещенный Египет тоже ценит добрую шутку. Атлантида и Египет, два оплота цивилизации, культуры, искусства… они стоят высоко над людьми-животными, что обитают вне пределов обеих стран, разрывают грязь заостренными палками в поисках пищи… людьми низшими во всем. Быть может, эта кучка камней в Микенах действительно выше подобных же нагромождений скал в ближайших селениях, быть может, царь ее и правит ими, но для Атлантиды это не имеет значения. Каждое ругательство Эсона доказывало правоту атлантов; они хохотали, приходилось улыбаться и Интебу.

– Смерть… – Эсон задохнулся в кашле.

– Смерть свиньям в доспехах и без них, – докончил за него Темис, и все вновь захохотали.

– Прямо как тот пес на свалке, – выкрикнул кто-то, и окруженный смехом Эсон попытался обернуться к новому мучителю, скрипя зубами в гневе и разочаровании.

– Вы, вы… все, вы… ублюдки! Своим мечом я убью…

– Мечом? – Темис насмешливо поднял брови. – Мы бы дали тебе меч, но разве ты удержишь его в своих копытах? – Хохот сделался всеобщим, и Эсон напрасно пытался перекричать его… вид его раскрывающегося рта и побагровевшего от прилива крови лица лишь вызывал у атлантов новые пароксизмы веселья.

Внезапно смех оборвался: один из рабов нес большую керамическую миску с горячим рыбным супом. Связанный, в колодках, Эсон все же сумел подняться на ноги и, когда раб оказался возле него, рванулся вперед, потянув за собой обоих стражей. Раб упал, миска опрокинулась, залив Темиса своим дымящимся содержимым. Раб и стражи столкнулись друг с другом, а Эсон проскочил мимо них и повалился на низкий столик, сумев дотянуться до шеи Темиса… столик рухнул под весом микенца.

На миг воцарилась тишина, сменившаяся криками ненависти. Стражи отбросили раба и схватили Эсона, нанося по его телу удары, пытаясь оторвать его руки от горла Темиса. Уже теряя сознание, Эсон сжимал пальцы все сильнее, и лишь когда рукоятка меча, описав широкую дугу, обрушилась на его висок, по его телу прошла судорога и он затих. Его стащили на пол лицом вниз, и один из стражей, высоко подняв руками короткий меч, уже готов был обрушить его на шею поверженного.