Скифы - Никитин Юрий Александрович - Страница 59

– А, черт, – пробормотал вслух, – не газету бы… А если газету, то главредом ее! Чтобы на интервью других, а сама только по телефону да по Интернету…

И тут же пришла отрезвляющая мысль, что, для того чтобы ее сделать главредом, надо иметь газету в собственности. Но чтобы иметь газету в собственности, кем надо быть самому?

Из комнаты донесся скрипучий голос:

– Ты мне, Костик?

– Спи, – крикнул Крылов раздраженно. То дед не слышит, когда орешь прямо в ухо, то улавливает, едва пошлепаешь губами. – Это я с зелеными человечками разговариваю!

– А-а-а, тогда ладно, – ответил дед. – Если устанешь их ловить, позови. Помогу.

Затихло, а его мысли снова вернулись к Яне. Он зло пинал себя ногами, обзывал червяком и всякими дурными словами, бросал в грязь и топтал, как нечто совсем уж ненавистное и мерзкое, но устыживался ненадолго, тут же ловил себя на постыдном перелопачивании последнего свидания.

Она спит с Алексеем! Не просто позволяет себя пользовать во всех вариантах, как позволила ему, даже сама пошла навстречу, а спит с ним, кладет голову ему на грудь, обхватывает рукой за шею, закидывает на него ногу во сне.

Спит – это важнее, интимнее, чем простой коитус. Правда, у нее в Москве нет где жить, но могла бы и с ним, вот в его комнате. Дед в одной, они – в другой. Но ей это и в голову не приходит. Почему? Да потому, что Алексей в ее глазах явно сильнее. Они только языками чешут о древнем величии скифов, по-детски грозятся восстановить державу скифов… ха-ха!.. а вот Алексей действует сильно и напористо.

Партию зарегистрировал, активную агитацию ведет, уже дает интервью… вернее, сам умеет найти концы, чтобы это свое интервью навязать и проследить еще, чтобы интервью появилось в печати. А вот он все еще хлебалом щелкает, мечтает… интеллигент российский, что ни говори о разрыве с этой гребаной российскостью, тем более – с интеллигентностью.

Поймал себя на том, что старается доказать, будто им движет простейшее мужское самолюбие, выросшее из собственнического инстинкта самца. Дескать, еще чуть – и сам бы бросил, а то и мог бы отдать, подарить, а то и просто забыть о ней за кучей дел, дела-то непростые, непростые! – но вот так позволить у себя отнять, ощутить себя перед другим самцом слабее в самом древнем и мощном из чувств… нет, никогда!

Да, когда тебя пинком с работы, когда лопается банк с твоими деньгами, бомжи спалят дачу, предаст самый верный друг – эти потери несравнимы с той, когда у тебя уводят женщину. На все вроде бы есть причины: инфляция, сокращение мест, криминал, но когда уводят женщину, то этим другой самец демонстрирует свое преимущество над тобой. Самым наглядным и неприкрытым образом. И самым обидным. Оскорбительным. Нет, даже оскорбляющим.

На кухне заскрипело, это дед поднялся из кресла. Слышно было, как пошла вода из крана. Крылов прислушался, вон звякнул стакан, еще чуть… ага, журчание прекратилось. Уже два раза дед забывал закрывать кран. Правда, Крылов тоже забывает иногда, но это он, у него это от заморочек, а у деда может быть от склероза…

Он поморщился, в голову настойчиво пихались гадкие слова насчет старческого маразма, у деда не может быть маразма, он орел, мужчина, такие мрут на бегу, на лету… но в сознании глубоко сидело знание, что прадедушка умирал прикованный к постели, ходил под себя, и так продолжалось четыре долгих года, а бабушка умерла совсем недавно, всего три года тому, тоже было нелегко…

Он зябко передернул плечами. Хотя забота о последних месяцах умирающей легла не на его плечи, но запах лекарств, мочи и экскрементов преследовал еще с полгода, хотя квартиру после этого дезинфицировали, сделали косметический ремонт, заново наклеили обои, но, судя по въевшемуся в стены запаху, надо было бы заменить и штукатурку.

Или поменяться квартирами, подумал он. Но тут же мелькнула мысль, что поменяет скорее всего шило на мыло. Найдется такой же, кто не захочет жить в квартире, где умерли его старики и где все пропитано запахом их смерти…

Дед сидел с листками в руках. Щурился, далеко отводил руку, шевелил губами. На газовой плите готовится закипеть чайник, а на столе уже две большие чашки. Крылов заглянул: в одной чаю почти ложечка, в другой – несколько крупинок. И без сахара.

– Дед, – сказал он ласково, – тебе со сливками?

Дед отмахнулся:

– Тебе мало, что я кофе пью со сливками?.. Еще и чаю вкус портить.

– Врач сказал, что тебе и чай только со сливками!

– Врач, – сказал дед презрительно. – Что врачи понимают… Человек – это пока еще тайна. Ты мне другое скажи. Ваше общество, как я понимаю, разрослось, разрослось… Уже и серьезные люди обращают внимание?

Крылов снял чайник, горячая пузыристая струя дугой ударила в чашку. Забурлило, а когда он наливал в чашку деду, в его чашке по самые края колыхалась, быстро успокаиваясь, коричневая ноздреватая масса, похожая на торф.

– Обращают, – ответил он. Из груди рвался ликующий вопль, что еще как обращают, но с суровым дедом старался держаться так же красиво и мужественно, как со всеми держался дед. – Мы ломим, гнутся шведы!

– А кто шведы?

– А все, кто не скифы, – ответил он, не задумываясь.

– И русские?

– И они тоже. Дед, русские – это не нация, а название косоруких неудачников. Им прилепили все грехи, какие только можно придумать, как мы сейчас чукчам присобачиваем известный менталитет, французам – бабничество, а итальянцам – болтливость и многодетность. Хуже того, что русские с этим согласились и сами на всех перекрестках повторяют о своей косорукости, тупости, лени, неумении отличить правую руку от левой. Если нет возможности с этой дурью бороться, переубеждать весь народ, что он-де не такой, то проще из этого народа выйти. И сразу стать другим.

Дед смотрел поверх чашки чая. Взгляд из-под набрякших век стал острым.

– Многие так и делают, – заметил он. – Бегут во всякие там французы, американцы.

Крылов отпил чай, переждал, пока горячая струйка растворится в пересохшей за ночь глотке.

– Там свои проблемы, – ответил он наконец. – Кто бежит в американскость или европейскость, бежит из простого огня на склад горючего, где уже начинается пожар. Он еще не виден, но там скоро грохнет так, что Россия покажется огоньком в камине… Это всеобщее довольство и стремление нигде пальчик не прищемить обойдется дорого. Дороже, чем нам строительство коммунизма! Нужно начинать с нового народа, дед.