Скифы - Никитин Юрий Александрович - Страница 44

– Нам повезло!.. Собачников будет меньше. Да и пенсионеры не выползут на лавочки.

– Старость надо уважать, – сказал Раб Божий.

– Уважаю, – согласился Крылов еще бодрее. – Только – издали. А когда начнут советовать на постамент возвести бюст Ленина, ты что им ответишь? А бабки здесь настойчивыя…

Раб Божий зябко передернул плечами. Это молодежь косяком прет в церковь, пусть даже из любопытства, но у старичья нет Бога, кроме Бога Ленина, а Сталин – пророк его. А то и вовсе Бог нового поколения…

– Да, – ответил он с дрожью в голосе, – меч надо будет водрузить как можно скорее… Пока бабки не разобрались, что мы ставим не совсем Ленина.

А Откин предложил:

– Скажем им, что это и есть Ленин. Его таким видит художник!

– Не поймут бабки, – вздохнул Гаврилов. – Они ж все на соцреализьме выросли. А ты им буржуазный авангард всобачиваешь! Пошли, я уже договорился с шофером. За три сотни отвезет. Час на подачу, час на разгрузку.

Откин присвистнул:

– Час на подачу – понятно, это все дерут, но разгрузим за две минуты!

– Другие драли дороже, – объяснил Гаврилов. – Пошли, это еще легко отделаемся.

Уже по дороге Откин спросил:

– А крановщику сколько?

– Какому крановщику? – удивился Гаврилов. – Все ручками, ручками. Вот этими белыми, которыми только за джойстик хватаешься…

Раб Божий на крыльце остановился, пряча лицо от злого ветра, вымолвил с чувством:

– Ну, с Богом!

– С богами, – поправил Гаврилов сердито. – Чистыми светлыми богами славян, светло изукрашенными…

Ветер трепал верхушки деревьев, по улице мелкие смерчи носили обрывки газет, оберток мороженого, окурки и прочий сор, на крыше загремела жесть, а когда вошли в скверик, там угрожающе раскачивались молоденькие деревца.

Собачники враждебно смотрели на грузовик – здесь только для пешеходов, на что заранее были приготовлены контрдоводы, что у вас собаки не на поводках и даже без намордников, но собачники только подались чуть дальше в сторону детской площадки, корчмовцы же ринулись открывать борта.

В душе Крылова заныло. Он, как собака, что чутьем угадывает приближение землетрясения, ощутил ошибку. С самого начала надо было привлечь профессионалов. Нет, с проектом и даже изготовлением Меча получилось, но вот установка…

С гиком и преувеличенно лихими воплями каменную глыбу с торчащим Мечом подтащили к борту. Собачники стали подходить, любопытствуя, пошли расспросы. Крылову хотелось цыкнуть на своих, оборвать, растоковались, даже работать прекратили, агитируют, но лишь взялся тащить сам, закряхтел погромче…

Первым устыдился Klm, с ломиком подбежал, поддел, а Гаврилов и Денис-из-Леса принесли веревки. Klm и Откин вернулись с толстыми досками, уперли одним краем в землю, другим подставили к борту. С четверть часа приподнимали глыбу, пока не удалось взгромоздить на край досок.

На машину залезли Матросов и Тор, зацепили глыбу. Крылов крикнул сверху, чтобы там внизу придерживали. Если рухнет, то глыбе ничего, даже если скатится, но Меч погнется. Плохая примета.

Собачники смотрели удивленно. Один, вокруг которого носился молоденький ротвейлер, поинтересовался:

– А разрешение вы получили?

Крылов не успел цыкнуть, как Откин громогласно удивился:

– Разрешение? Какое разрешение?

– На установку этого безобразия!

– Это не безобразие, – обиделся Откин. – Это священный символ скифов! Они на него насаживали каждого сотого пленного. Да и жертв… Чтоб кровь текла на землю. Уф, тяжелый, зараза…

У Крылова дрогнуло внутри, когда один из собачников приложил к уху коробочку сотового телефона. Губы его шевелились, он говорил и поглядывал на странных ребят, что, оказывается, даже не получили разрешение властей… Андерграундники, значится! А быть андерграундниками в стране, где разрешено все, вплоть до труположества, это вовсе ни в какие ворота не лезет!

Постамент заваливался то на одну, то на другую сторону. Все взмокли, озверели, тащили на вершину бывшей клумбы уже без шуточек, хмурые, сосредоточенные. Крылов снова подумал, что надо было скинуться да нанять профессиональных грузчиков. Хотя бы из числа тех, что дежурят возле мебельных магазинов. Зато водрузили бы сразу, получили бы за скорость на бутылку водки и пошли бы довольные…

Распахивая землю, как плугом, глыба наконец всползла на вершину. Всего-то на метр выше окружающей площадки, а все в мыле, будто тащили на вершину Эвереста!

Тор, от него прет как от коня-тяжеловеса, гулко выдохнул:

– Все!

Klm кинулся на постамент грудью, попробовал качнуть, подтвердил:

– Ага!.. Хрен свернешь!

– Если ветром, – согласился Откин. – Но если ворона сядет…

Крылов посмотрел на грозящее небу острие. В самом деле, можно бы сделать острее, чтоб уж наверняка даже воробей не сел. Хотя нет, не сядет. Не так остро, но все же отполированное лезвие…

Гаврилов ходил вокруг клумбы, обозревал со всех сторон. По его примеру пошел и Бабай-ага, тоже смотрел то так, то эдак, а на взгляд Крылова, меч и есть меч, это не скульптура раздирающего пасть льва Геракла, что сзади смотрится иначе, чем сбоку или спереди.

Уже собрались заглянуть в ближайший пивной бар, надо-де обмыть меч, обмывание – тоже старинный ритуал, видоизмененный из жертвоприношений пленных именно этому мечу, как из дома напротив высыпала целая толпа. Впереди бежал молоденький ротвейлер. На бегу подхватил толстую суковатую палку, понесся, держа ее поперек пасти. За ним торопился хозяин, а следом двигалось с десяток парней и мужиков в странной одежде. Крылов не сразу признал московских казаков, они даже писали себя на старый манер «козаки», что давало повод звать их хохлами.

Черт, да в том доме доживает век когда-то созданное на волне энтузиазма «Козаки Москвы», нечто балалаешное и матрешисто-самоварное. Но на День города они надевают свою клоунскую форму и гордо выходят на улицы…

Ротвеллерист крикнул издали:

– Жиды пархатые!..

Крылов опешил: чего-чего, но этого не ожидал, да и другие корчмовцы растерялись. Казаки надвинулись, трое остановились перед противниками, постепенно накаляясь, по их мордам Крылов видел, что они мучительно ищут повод начать ссору, остальные же сразу двинулись к памятнику.