Семеро Тайных - Никитин Юрий Александрович - Страница 23

– Злой колдун! – поддержал другой.

Олег поспешно двинулся посреди улицы, не драться же с детьми. Он не тот древний пророк, что за подобные детские крики наслал на шалунов медведей, и звери разорвали сорок детишек…

Ободренные – незнакомец почти бежит, – дети погнались с победными криками. Олег втянул голову в плечи. Камни и комья твердой земли били в спину, попадали по голове. Из окон и из дверей выглядывали взрослые – что за крики? – с любопытством и недоброжелательностью смотрели на чужака.

Внезапно кто-то крикнул сердито, град ударов прекратился. Навстречу Олегу шел молодой мужик, очень худой, одет бедно, но с веселым лицом.

– Брысь! – крикнул он снова, стараясь сделать голос грозным. – Вы знаете меня, Горнила Закопченного! Если рассержусь, то рассержусь!.. Я беру этого человека под защиту!

Олег с изумлением оглянулся. Его мучителей как ветром сдуло, только вдали по улице слышался стук убегающих ног, а за плетнями вовсе затихло.

– Благодарствую, – сказал он с облегчением. – Я вижу, тебя здесь боятся. Кто ты?

– Да не боятся, – засмеялся человек, назвавшийся Горнилом Закопченным. – Просто я единственный кузнец в этой части города. Их родителям я кую подковы…

– Родителям?

– Их коням, – поправился Горнило со смехом, – а детям делаю свистульки из глины. Детям, понятно, за так. Вот и боятся меня рассердить! Пойдем, сегодня мне заплатили за решетку на боярском окне. Я купил еды, прошу разделить ее со мной.

Дом его оказался поблизости, а когда Олег переступил порог, он поразился чистоте и бедности, в которой живет этот молодой кузнец, а еще удивился его постоянной улыбке, еще шуткам, жизнерадостности. Из еды кузнец купил только хлеб, правда свежий, да головку сыра, но в доме нашелся еще кувшин с чистой родниковой водой.

– Люди здесь не злые, – сказал Горнило за трапезой. – Просто наш город стоит вдали от дорог, здесь все друг друга знают. Когда-то его основали две семьи, что решили выбрать эту долину для жилья, потому все здесь одинаково длинноносые, у всех волосы русые, а брови мохнатые и широкие. Ты с твоей шевелюрой как диковинка! Мне отец рассказывал, что есть города и земли, где все люди либо с волосами цвета спелой пшеницы, либо с черными как ночь, а есть даже вот такие рыжие, как ты, незнакомец…

– Твой отец повидал мир, – заметил Олег.

– Да, он был купцом, – ответил Горнило. Глаза его слегка подернуло печалью, самую малость, но Олег заметил, смолчал, только проронил негромко:

– Люди могут быть всякими… Но как придумать так, чтобы стали хорошими?

Горнило скупо улыбнулся, жестом указал Олегу на хлеб и сыр.

– Для сына купца ты живешь небогато, – заметил Олег.

– Купцы бывают разные, – ответил Горнило. – Правда, мой был довольно богатым… Ты ешь, не стесняйся! Я молод и силен, завтра должен перековать тройку коней, так что будут и хлеб, и сыр!

На миг мелькнула мысль унести со стола далекого богача хорошие яства, устроили бы пир с этим добрым человеком, но посмотрел на довольного кузнеца, в сердце кольнуло сомнение.

Не стоит обесценивать дар кузнеца. Так он предложил чужаку половину своего богатства, и когда тот принял, то хозяин чувствует в полной силе свою доброту и щедрость. А появись на столе жареный кабан, щедрые дары кузнеца сразу померкнут.

Глава 12

Олег проснулся от стука в дверь, крика:

– Горнило! Открой дверь, несчастный!

Постель кузнеца была пуста, Олег вскочил, чувствуя себя снова свежим и готовым к любым неожиданностям. На пороге встал грузный мужчина в богатой одежде, отшатнулся, увидев Олега:

– А ты кто?

– Гость, – ответил Олег лаконично. – Что надо?

Мужчина оглянулся, за его спиной начали останавливаться любопытные. Двери в соседних домах приоткрылись, выглянули женщины. Одна, прислушавшись, указала на далекую хижину, откуда уже поднимался сизый дымок – Горнило пораньше разжег горн.

Мужчина тоже понял, что кузнец спозаранку уже взялся за работу, но лишь отступил на шаг, прокричал громко, обращаясь как к Олегу, так и ко всем, кто жадно вслушивался:

– Я хочу, чтобы сегодня же его здесь не было!.. Он задолжал мне двадцать серебряных монет!.. Последние пять он взял под заклад этой своей конуры! Теперь она моя!

Олег удивился:

– Зачем такому богатому человеку такая лачуга?

– Я здесь поставлю свою конюшню, – ответил мужчина гордо.

Он удалился, прохожие начали расходиться. Женщина, что указывала на кузницу, подошла к Олегу. Глаза ее были печальные.

– Ты его гость?.. У Горнила горе, но он такой, тебе не покажет, чтобы не огорчать.

– Ему придется уйти?

– Да. А то и вовсе из города.

– Может быть, – сказал Олег задумчиво, – это и хорошо. Человек должен видеть мир. Особенно мужчина. Правда, Горнило не похож на тех, кто любит ходить даже на соседнюю улицу. А правда, что у него отец был богатым купцом?

Женщина скорбно улыбнулась:

– Не просто богатым.

– Да?

– Очень богатым! Но он оставил все свои земли, дома, стада, все-все имущество – другим.

– Он не любил сына?

Она в растерянности пожала плечами:

– Да нет, любил… Мне было уже двенадцать лет, когда он умер, а Горнилу было десять лет… Отец всегда с ним играл, учил грамоте, но когда пришла пора помирать, он собрал всю родню, а это чуть ли не треть восточной части города, и сказал: «Пусть моя родня, где расположены мои земли, мои дома и мои стада, возьмет из них все, что пожелает, и пусть все, что пожелает, отдаст Горнилу». Ну, понятно, что они взяли себе все, не оставив ему ничего, кроме самого жалкого клочка земли, где теперь его лачужка. Да и ту уже, считай, отобрали… И кто бы отбирал! Если чужой, то как-то понятно, но когда родной дядя?

Она сердито плюнула под ноги, застеснялась и, закрыв лицо платком, поспешно засеменила вдоль улицы. Олег проводил ее задумчивым взором, посмотрел на небо – солнце уже высоко, мысли вернулись к книге на дне мешка, и ноги сами понесли обратно в дом.

Горнило вернулся перед обедом. Усталый, пропахший горячим железом и покрытый копотью, обрадовался, увидев Олега:

– Решил задержаться?.. Вот и хорошо! Гость в дом – бог в дом. Отдохни, я сейчас принесу холодной воды из колодца, а хлеб и сыр у нас еще остались…

– Я воды уже принес, – сообщил Олег. – После обеда я пойду, но сперва хочу дождаться возвращения твоего дяди.

Горнило помрачнел, глаза его погасли. Молча подошел к кадке с водой, долго плескался. Смывая пот и копоть, из-за которой и получил прозвище, вытерся насухо, глаза прятал, а голос прозвучал приниженно, словно это он сам совершил недостойное:

– Я все-таки думал, что мой дядя не станет вот так… Он сказал, что приведет власти?

– Ровно в полдень, – подтвердил Олег.

Горнило сел за стол, локти разъезжались на столешнице, словно держали непомерную тяжесть. Губы раздвинула виноватая улыбка:

– Прости, я не хотел, чтобы ты знал о моих бедах. У тебя тяжелая дорога, ты должен уходить с легким сердцем.

Он умолк, брови его начали подниматься. С улицы нарастали голоса, крики, затем послышались тяжелые шаги, когда в ногу идут гридни в тяжелых доспехах. В дверь требовательно постучали. Горнило медленно поднялся, на лице было обреченное выражение.

Олег встал легко, в два шага пересек комнату. Дверь распахнулась, он вышел за порог, щурясь от яркого солнца. Улицу запрудил народ, а впереди стоял тот самый грузный человек, одетый еще богаче. За его спиной пятеро стражей, а с ними немолодой угрюмый человек, явно из числа княжеских управителей.

За спиной Олега появился Горнило, вышел и встал рядом. Дядя закричал гневно:

– Ты все еще здесь?.. Нет, мое терпение лопнуло! Я помогал тебе, как мог, но сейчас не могу больше разоряться. Этот дом и этот участок земли теперь мои, ибо ты брал деньги при свидетелях, уважаемых людях, и они подтверждают!

Угрюмый управитель нехотя кивнул, он смотрел на Горнила сочувствующе, но правда есть правда, на ней общество держится.