Проходящий сквозь стены - Никитин Юрий Александрович - Страница 59

– Заметано!

– Вот и хорошо, – сказал я. – Когда собираешь народ?

– В пятницу часам к восьми. Чтобы успели после работы помыться и накраситься заново. А в субботу отоспятся.

– На всю ночь нацеливаешься? Ладно, приду в половине девятого.

– Все, жду!

Неизвестно зачем заглянул в квартиру к Анжеле. Потом уже сообразил, что как муху тянет на говно, так и человека иногда от слишком светлого и чистого тянет вываляться в луже.

Анжела на диване голая, ноги раздвинуты, старательно мастурбирует чем-то оранжевым, взгляд устремлен на глазок вэбкамеры. Лицо перекошено наслаждением, как сказала бы моя бабушка – плотским, что значит – плохим, но хотя сейчас в это слово не вкладывают ничего плохого, все-таки все мои чувство говорят, что вот это, что делает Анжела, – плохо. И не столько что, а как. Мастурбировать все мы умеем, иногда приходится, но все-таки не зацикливаюсь, а вот она, похоже, уже зациклена. Если не сдвинулась на этой почве.

Понаблюдал с жадным интересом, признаюсь, все-таки понаблюдал, однако попятился не потому, что вот такой весь из себя, а в самом деле стало как-то иначе, что ли, слов таких не знаю даже, почему вдруг решил больше не смотреть, вышел из стены с пониманием, что больше не приду. Развратных девчонок хватает, смотрю на них с удовольствием, мне тоже от их доступности что-то да перепадает, с ужасом представляю тот мир, о котором говорила бабушка, когда ни поцелуя до свадьбы, но все-таки у человека есть не только гениталии.

Но настроение хреновое, какое-то смутное. Вернулся в машину, салон радостно принял меня, как верный пес, что нетерпеливо ждет обожаемого хозяина, мотор тихонько заурчал, я вырулил на главную дорогу, там через три светофора поворот и еще десять минут катить по узкой улочке, заставленной автомобилями, к офису фирмы, в которой я глава и хозяин, а потом, не заходя в нее – что я в ней не видел? – к Вовану на вечеринку.

Вован, насколько помню, жил с родителями в трехкомнатной. Довольно суровые и нелюдимые, хорошо ли примут вечеринку, я сильно сомневался, но, пока пробирался по забитым пробками улицам, Вован позвонил и сообщил ликующе, что предков удалось спровадить на все выходные что-то там копать на даче, будь она неладна, сколько он там земли перелопатил, Суэцкий канал бы уже мог прокопать от Лондона и до Гондураса.

Грохот музыки я услышал, еще выходя из лифта. Дверь по звонку открыла яркая блондинка с глубоким узким разрезом почти до пупка, так что тугие сиськи просятся высунуться в щель и уже почти-почти, я сразу же засмотрелся, она окинула меня оценивающим взглядом.

– К Вовану?.. Вован, к тебе еще один!

Появился раскрасневшийся Вован, блондинка тут же удалилась, я проводил ее взглядом, Вован обнял меня, от него уже пахнет вином, сказал счастливо:

– Жизнь – хороша!.. Пойдем, я тебя представлю.

– Не надо, – сказал я. – Ты же знаешь, я теряюсь, когда много народу. Лучше начну потихоньку из угла.

– Как знаешь, – ответил он, и снова я ощутил в его тоне облегчение. – У всех своя манера развлекаться. У женщин, к примеру, – закатить истерику…

В большую комнату он все-таки меня провел, чтобы не подумали, что я забрел случайно, но тут же оставил. Я устроился в угловом кресле, рядом на столике тарелка с орешками, Вован вскоре принес мне бутылку вина и фужер, я кивнул и, налив до половины, взял со скучающе-рассеянным видом.

Стол накрыт в большой комнате, а в двух других и на кухне расставлены маленькие столики с шампанским, вином и коньяками. Везде открыты роскошные коробки с шоколадными конфетами. Их настолько много, что при одном только виде захотелось селедочки, хотя бы самой дешевенькой.

Люди яркие, даже мужчины, чувствуются люди с достатком. Некая аура солидности, обеспеченности. Даже от женщин веет уверенностью, я таких побаиваюсь. Галочка была такой же уверенной королевой, я обожал ее издали, но сразу трусливо отводил взгляд, стоило ей повернуться в мою сторону. А здесь все, как на подбор, такие уверенные и хищные…

Душа компании и вообще центр внимания – Эльвира, яркая и остроумная, малость эпатажная, как в одежде, так и в поведении. Красивой не назовешь, но живость и блеск ума, что виден в каждой реплике, держат мужчин возле нее, в то время как у Ляли и сиськи больше, и сама как куколка, но к ней столько же внимания, как и к ее подруге Жене: у этой почему-то смиренно-испуганный вид, всем улыбается виновато-застенчиво.

Еще заметна Ванда, ее как будто выдернули из деревни, где все встают затемно, кормят скотину, а потом в поле под жарким солнцем то ли жнут, то ли молотят: крепкая, как яблоко, налитая силой и здоровьем, черные, как крылья ворона, волосы густые и буйно растущие во все стороны, круто изогнутые дуги бровей широкие и густые, на переносице почти смыкаются, а глаза всегда сверкают задорным огнем.

Несмотря на плотный загар, горячий румянец у нее часто проступает на щеках. А губы, и без того полные, налитые сладким соком, как спелая черешня, темнеют, становятся невыносимо сексуальными. Я залюбовался ее руками, крепкими, сильными, без выступающих рельефных мускулов, однако под кожей чувствуется крепость тугих мышц. Пальцы, как ни странно, очень изящные, тонкие, ей бы изысканные маникюры носить, однако ногти острижены коротко, это чтобы по клаве стучать без помех, очень крутая и современная.

Надержавшись бокал, я поставил его обратно на столик. С балкона доносится игривый смех, довольные мужские смешки, как будто кто-то сумел задрать телке юбку, а другие одобрительно ржут.

– Что-то вы заскучали, – раздался голос сбоку.

На меня выжидающе смотрит блондинка на шпильках и с глубоким вырезом. В руках два полных бокала, один протянула мне. Я нехотя поднялся, принял бокал, отказаться трудно, когда смотрят так требовательно.

– Я не очень компанейский человек.

– Почему? – спросила она требовательно. – Работа мешает? Или семья?

– Ни то, ни другое, – заверил я.

– Что-то третье?

– Третье только плохим танцорам мешает, – объяснил я деликатно.

– Так почему же?

– Характер такой.

Она сделала небольшой глоток, медленный и умелый, снова я неотрывно смотрел на этот раз на полные ярко накрашенные губы. Она не отрывала от меня изучающего взгляда.