Передышка в Барбусе - Никитин Юрий Александрович - Страница 87

– Ха, ты даешь… Ты ж заговорщик, не знаешь? Замышляешь на мой трон! На мою власть, понял?.. Удавить меня мечтаешь. Или зарезать, это я не выяснил, тут мнения расходятся. Один так говорит, другой эдак, а третий вообще глаза возводит, мыслит, значитца. Или не решил. Так что ты везде прибываешь… или пребываешь тайно. Щас ты встретился со своими злоумышленниками, выработал план, разделили, кому чем владеть, из-за чего не драться. Да ты ешь, ешь!..

Геонтий покачал головой:

– Что-то кусок в горло не лезет, Ваше Величество.

Мрак оглядел его с головы до ног:

– Да? А че ж такой толстый?.. И вот еще. Ты должен сюда перебросить не меньше чем тысяч пять хороших воинов.

Геонтий ответил с недоумением:

– Где я столько возьму?..

– Хорошо, – отступил Мрак. – Хотя бы три. Но – хороших. Которые не только на конях перед бабами. А вот еще, чуть не забыл!.. Их надо в Барбус тайно. Одень богомольцами, паломниками, странниками, купцами… Да ты ешь, ешь!..

– Спасибо, Ваше Величество, – ответил Геонтий совсем ровным голосом. – Что-то уж совсем перехотелось… И что мы будем делать?

Мрак удивился:

– Трон захватывать, что ж еще?.. Если кто и дознается, а такое скрыть будет трудно, слушки поползут, то всем все будет понятно… Я тебе расскажу, где разместить отряды… Да ты ешь, ешь!

– Спасибо, Ваше Величество, что-то горло уже давит. И что мои отряды будут там делать по вашему новому… стратегическому замыслу?

Мрак развел руками, ахнул:

– Ну ты даешь… Что за память у тебя дырявая? А кто жаловался, что для флота нету гребцов?.. Я тебе даю десять тысяч крепких здоровых мужиков, которых либо в петлю, либо на цепь и к веслам! А ты еще и нос воротишь?

Геонтий смотрел ошалело. Потом краска вернулась в бледное лицо, трясущимися руками схватил кусок мяса, с жадностью отправил в рот, запил великанским глотком вина и попросил с набитым ртом:

– Подробнее бы, Ваше Величество, подробнее… Мне ж звезды ничего на ушко не нашептывают!

После разговора с Геонтием надо бы лечь да заснуть, вдруг что умное приснится, но не смог одолеть соблазн: перекинулся волком, побегал по просторам спальни, выскользнул в тайный ход, через полчаса вышел на ночную улицу под звездное небо.

Город не спал. Он вообще никогда не спал, только под утро затихал чуть-чуть, но к этому времени вовсю работали булочники, скрипели вороты колодцев, по воздуху плыли запахи свежего хлеба, а слуги вплескивали ведра холодной воды на каменные плиты мостовой, смывали грязь и дорожную пыль.

Мрак двигался медленно, заглядывал в приглашающе раскрытые двери увеселительных заведений, вступал в разговор с запоздавшими гуляками – правитель должен знать, чем живет город.

На перекрестке улиц красиво и умело швырял ножи в воздух и ловил, не глядя, бродячий жонглер. Потом в воздухе замелькали булавы, тарелки, в конце выступления он жонглировал глиняными тарелками, сразу шестью штуками, настолько хрупкими, что щелчок ногтем мог бы их расколотить вдребезги. Жонглер настолько легко и красиво ловил, подбрасывал и ловил, что ночные зрители уже не только хлопали, но орали и свистели от восторга, а в шапку на земле монеты полетели, как листья с дерева, сорванные сильным ветром.

Поймав последнюю тарелку, он сложил их стопкой, поклонился и сказал громко и хвастливо:

– Я, Нганасан Седьмой, сильнейший из жонглеров Троетцарствия!.. Никто не сможет сравниться со мной в моем искусстве!

Ему хлопали, орали, но из толпы кто-то крикнул ревниво:

– Подумаешь, Нганасан!.. А вот в Вантите, говорят, есть жонглер и получше…

Жонглер покраснел от гнева, надулся, как боевой петух, заорал яростно:

– Ложь!.. Все – ложь! Вот все эти монеты пусть заберет тот, кто сумеет повторить хотя бы половину того, что я сделал!

Мрак поморщился, это нечестно, здесь же нет жонглеров, сказал громко:

– Половину? Да я с закрытыми глазами сделаю то, что тебе не сделать и с открытыми.

Жонглер онемел от изумления. Рот его распахнулся, лицо налилось кровью, стало багровым, как свекла. Зрители затихли, смотрели с интересом. Кто-то начал протискиваться поближе, ожидая не то состязание, не то драку.

Жонглер с трудом выдавил из себя, задыхаясь от бешенства:

– Вот все эти деньги… твои! Если проделаешь хоть что-то с закрытыми глазами, чего я не могу сделать с открытыми!

Мрак обратился к собравшимся:

– Все слышали?

– Все! – закричали в толпе. – А ну-ка, покажи, что умеешь.

Мрак кивнул жонглеру:

– Ну как? Не передумал? Признайся, что похвастал, и тогда не быть тебе в дерьме. Да и монеты останутся…

– Приступай! – закричал жонглер яростно.

Мрак усмехнулся, зачерпнул из-под ног горсть песка, закрыл глаза и, запрокинув голову, сыпал песок, пока не заполнил глазные впадины. Постоял, стряхнул песок, открыл глаза и предложил фокуснику:

– Ну давай, повтори с открытыми глазами.

В полном молчании он выгреб монеты из шапки, повернулся и пошел, а шум и веселые вопли догнали, когда он уже поворачивал за угол.

Дорога вывела к крепостной стене. Ворота на ночь закрыты, но беспечная стража разбрелась по соседским бабам, а уличная стража сюда не заглядывает. Мрак подумал было распахнуть ворота во всю ширь, а завтра утром наказать нерадивых стражей, но махнул рукой. Был бы враг близко, здесь бы бдили. А на праздник Дня Соития ворота вообще будут распахнуты, десять тысяч головорезов войдут в город, спрятав ножи под одежду.

Он поднялся на стену, здесь тоже пусто. Над головой темное небо с множеством звезд, нестерпимо яркая луна светит неестественно ярко. Земля поделена этим странным светом на яркие клинья и на совершенно черные, где тень, похожие на провалы в бездну.

С востока показались крохотные волы. Мрак напряг зрение, волы двигались тяжело, широкие ремни охватывали их могучие груди. Они шли и шли, сразу по восемь в ряд, копыта с натугой били в землю, за первыми рядами в землю упирались еще и еще могучие животные, далеко вдаль тянутся рога и горбатые спины, он все не мог увидеть, что же они тащат, широкие ремни из толстой кожи натянулись, как струны, дрожат. К любому притронься лезвием ножа – сразу хлопнет, как пастушьим кнутом, оборвется, и наконец под лунным светом высветился вроде бы каменный блок.

Он прошел по крепостной стене в самый конец, чтобы ветер шел на него. Ноздри жадно раздувались, ловили и складывали запахи, лепили из них объемную красочную картину, даже цветную, что дивно в ночи, когда все кошки серы, но сейчас он видел целую сотню волов, что волокут по земле, вспарывая ее, как плугом, огромную каменную плиту. Массивную, широкую, а вот сейчас, когда лунный свет высветил бок, он рассмотрел на камне те самые фигурки древних богов, демонов и чудовищ, что видел тогда в горах, когда посещал драконник.

Нет, сказал себе трезво, не те самые. Немыслимо за эти дни приволочь эту плиту из такой дали. Она была где-то здесь. Кажется, он что-то о ней даже слышал. Она была здесь, спрятанная или даже, возможно, забытая на тысячи лет. Но вот кто-то нашел и сейчас что-то пытается с нею проделать.

В груди похолодело, он успел подумать, что давно уже так не трусил при виде непонятного, необъяснимого. Не трусил даже при виде распахнутой пасти дракона, при виде разгневанных колдунов, почти спокойно смотрел на богов, а с одним даже дрался, но сейчас в груди похолодело, а вдоль ребер словно проползла ледяная змейка.

Теперь видно, что по обе стороны плиты идут люди в темных одеждах. Капюшоны надвинуты на лица. Жрецы, наверняка жрецы. Боги меняются, но жрецы одеваются одинаково, да и ритуалы у них одинаковые. И сейчас наверняка эту плиту волокут в некое священное место. Для жертвоприношений, что понятно. Плиты бывают разные, но вот для жертвоприношений почему-то у всех одинаковые. Во всяком случае, у всех есть вот эта канавка для стока крови.

Он проследил путь, куда тянут волы, ахнул, а ледяная змейка превратилась в толстую змею и обхватила грудь. Там то место, где всегда ночь, где лунный свет уходит в землю без остатка. Мертвое Поле. Поле, что пропиталось кровью настолько, что жителей по ночам душат кошмары, а дети рождаются уродами.