Откровение - Никитин Юрий Александрович - Страница 90

– Не то чудно, – буркнул калика, не оборачиваясь, – а что женщина! Пес, что лизал цепь Амирани, – понятно, но пес – человек преданный…

Томас оскорбленно смолчал.

Олег потянул воздух носом, остановился. Томас тоже быстро огляделся. В горячем воздухе, полном запахов серы и горящей смолы, появился другой запах, странно знакомый. Тут же исчез, но калика поднял палец, повертел головой, быстро пошел между скалами.

Томас, боясь привлечь внимание грохотом железных подошв, крался почти на цыпочках, от чего заныли мышцы голени так, что едва не вскрикнул от внезапной судороги. Запах появился снова, даже не запах, а аромат, так бы его назвал Томас, исчез, сдвинутый волной воздуха, но калика уже шагал уверенно, и когда Томас услышал запах в третий раз, тот уже не исчезал, становился крепче, как запах старого вина.

Калика остановился, Томас едва не столкнул его с уступа. Чуть ниже, едва не касаясь темными панцирями подошв калики, пробегали быстрые, блестящие, как уголь на изломе, тела. Длинные сяжки нацеленно щупают воздух, шесть сильных ног несут быстро и ловко, а предостерегающе разведенные челюсти грозят неприятностями всякому, даже черту, это Томас понял с холодком по спине.

У муравьев, что бежали справа налево, в жвалах было пусто, лишь острые зазубрины блестели хищно и угрожающе, а несли обратно уже знакомые Томасу блестящие комки. Сердце учащенно заколотилось, в крупных комьях, размером с человечью голову, сразу выхватил взглядом тусклый блеск, из-за которого крестоносное войско можно было заставить снять осаду с одного города и бросить на другой.

Олег оглянулся, в зеленых глазах блеснула злость.

– Если и сейчас кинешься выколупывать этот презренный металл…

Томас судорожно сглотнул, глаза как прикипели к мелькающим самородкам, каждый с голубиное яйцо, а таких в каждом комке по нескольку штук.

– Что ты, что ты… Просто приятно увидеть этих зверюк!

– Да ну, – буркнул Олег саркастически. – То-то в прошлый раз надрожался…

– Так то там, наверху. А здесь, в сравнении, это же просто зайчики.

Олег не слушал, уходил быстро, Томас почти не отставал, а когда навстречу потянуло прохладным воздухом, сперва не поверил, ад горазд на обманы, но становилось прохладнее в самом деле. Калика вдвинулся в новую щель, шел с оглядкой, и Томас, изнывая от липкой жары, ринулся навстречу прохладе.

Стены резко ушли в стороны. Впереди открылся блистающий лед. Если и проникал сверху слабый лучик лунного света, то здесь дробился в сотнях глыб, переламывался, отражался, и все пространство было залито холодным мертвенным светом. Глыбы льда стояли ровными рядами, иные лежали, но всюду вместо привычного Томасу камня блестел лед.

Он с наслаждением вдохнул всей грудью, поперхнулся, закашлялся:

– Наконец-то! Клочок рая!

– Согласен, – откликнулся Олег, – но все же не отставай, не отставай.

Он целеустремленно двинулся через ледяное пространство. Томас снова набрал морозного воздуха, ликующе и с такой силой пропустил через грудь, чтобы добрался до самых дальних кишок. Усталость начала испаряться, как снежинка на горячей рыцарской ладони.

Олег был уже на середине зала, впереди маячила черная нора, может быть, выход, а может, чего похуже, когда сзади раздался встревоженный вопль:

– Сэр Олег!.. Это же… это женщины!

В полупрозрачных глыбах виднелись обнаженные женщины. Застывшие, замороженные, как лягушки на зиму, они смотрели кто с немым укором, кто со страхом и надеждой, кто с вызовом, но почти не было тех, кто застыл в тупом оцепенении, обреченности. Томас брел, спотыкаясь, глаза не отрывались от прекрасных женских лиц. Он готов был поклясться, что именно здесь собраны самые красивые женщины мира. Или же их делало самыми красивыми особенное выражение лица, глаз…

– Не отставай, – бросил калика раздраженно.

– Олег! Это женщины, – повторил Томас упавшим голосом. – Здесь, в аду…

– Верно, – согласился Олег саркастически, – а где им еще быть?

Томас пробормотал с жалостью:

– Какой огонь у каждой в глазах! Я не думал, что его смогут затушить все ледники мира…

– Ледники – да, – согласился Олег, – но грубое слово может. Не отставай! Или ты только на коне герой?

Томас, спотыкаясь, брел за ним, глаза не отрывались от прекрасных женских лиц, а на их тела старался не смотреть, чтобы не оскорблять их достоинство, ибо явно же не сами разделись, ад не только терзает, но и унижает, затем стал замечать короткие надписи, что въелись в лед либо у головы, либо у ног.

– Олег, за что их?

Олег пробурчал, не оглядываясь, глаза его были упорно направлены в пол:

– За грехи.

– За прелюбодеяние?

– Хуже.

Томас удивился:

– Еще хуже?

– Это ж твое христианство! Вера рабов – опора государственности. Их сюда за пренебрежение высшими интересами. Ну, их много, не перечислишь. Любовь поставили выше, из-за чего высшие интересы пострадали.

Томас возмутился:

– И за это в лед? За любовь?

– Охладить пыл, – пояснил Олег равнодушно. – Мол, слишком расточали пыл и жар не по тому адресу. Надо – Родине, племени, религии… а они – мужчинам.

Он прошел вперед, а Томас замер, восторженно смотрел на одну вмороженную женщину:

– Какая красавица! Я даже не знал, что такое возможно!.. Какое совершенство… Олег! Мне чудится, что она постоянно следит глазами за тобой. Сэр Олег, это просто невероятная красавица… Ее глаза в самом деле поворачиваются за тобой…

– Уловка скульптора, – пояснил Олег мрачно. – Если нарисовать портрет, чтобы зрачок стоял посредине, то почудится, что портрет следит за тобой всюду… А со скульптурой можно тремя способами…

– Невероятно, – прошептал Томас. – Если их ставил сам Сатана, то он гений… хоть и гений Зла! Но почему я вижу, что следят глазами именно за тобой?

– Шире шаг, – огрызнулся Олег.

Ноги скользили, он пробирался осторожно, глядел только под ноги. Железные сапоги рыцаря почти не скользили, он жадно всматривался в прекрасные лица, сердце билось мощно и сильно, а кулаки сжимались в бессильной ярости. Мир несправедлив, если таких красивых в ад! Другое дело – некрасивых, те все равно становятся ведьмами, а еще ведьмами становятся те, кому мужья достались не по любви, но эти могли бы стать ангелами…