Откровение - Никитин Юрий Александрович - Страница 32

– Что только не чудится, – пробормотал он испуганно. На лице выступили капли пота. Калика смотрел внимательно, в зеленых глазах было странное выражение. Томас ступил снова, крик раздался прямо из-под сапога.

Томас подскочил, хотя вроде бы уже готов к неожиданностям. С мечом в руке огляделся, в глазах страх:

– Сэр калика! Демоны, да?

– Какие демоны…

– А что же?

– Обыкновенный базланит.

Томас вытаращил глаза:

– Что?

Олег с неохотой поправился:

– Ну, не совсем и обыкновенный… Вообще-то ему цены нет, но сейчас нам не до редких камней. Ну, ты знаешь, смарагд излечивает от ядовитых пауков, медянок и желтопузиков, изумруд лечит боли в печени, а базланит испускает такой радостный вопль…

– Ничего себе радостный, – пробормотал Томас, он вытер мокрое лицо.

– …всякий раз, когда на него наступает настоящий король.

Томас обошел каменную плиту, наполовину вдавленную в землю, подозрительно посмотрел на Олега:

– А вы с ним не сговорились?

– Томас…

– А что? От тебя всего ждешь.

– Мне-то что, король ты или нет? Наоборот, из тебя бы неплохой калика получился. Со временем, конечно.

Томас отшатнулся. И лишь много погодя, когда спустились в долину, а калика разжег огонь на берегу ручья, Томас внезапно вспомнил, что сам калика обошел этот самый базланит по широкой дуге.

Томас сам не помнил, как освободился от доспехов. Калика разжег костер, а он все сидел в ручье. Ледяная горная вода нагрелась от его тела так, что шел пар, а ниже по течению рыбешек уносило кверху брюхом. Что ж, не каждая речная рыба выдержит аромат благородного рыцарского пота. Морская разве что…

Он пошевелил, растопырив, пальцами ног. Ледяные струйки ласково щекотали кожу, очень медленно – калика там уже ест! – охлаждали раскаленное, как в горне, тело. Когда он с трудом выбрался, ноги все еще подкашивались, калика лежал у костра, зеленые глаза пристально всматривались в небо. Снова Томасу почудился гнетущий взгляд кого-то неслыханно огромного, мороз пробежал по все еще разгоряченной коже.

Калика небрежно повел дланью:

– Там мясо. Я завернул в листья, дабы не слишком остыло.

– Рыцари не перебирают, – сказал Томас бодро, ибо калика оставил ему кус, которого хватило бы и на его коня, если бы конь ел мясо. И если бы коня не продул в кости.

Помрачнев, он уже с безучастностью поглощал еду. В желудке довольно рычало, там внутри жадно набрасывались на каждый ломоть. Томас чувствовал, как усталость медленно испаряется из тела, а мышцы наливаются молодой силой.

– Ладно, – сказал он, оживая, – мы еще добудем и коней, и любимую женщину, и богатства… А о наших подвигах будут петь песни. Не так ли, сэр Олег?

Олег лежал на спине, могучие длани были закинуты за голову. По широкой груди бродил крупный кузнечик, чесал лапки, длинными усиками исследовал странное пространство.

– Подвиги, богатство, – сказал он с тоскливым недовольством, – это мечта голодных. Но так как человек почти никогда не успевает добыть хотя бы часть того, что мечтает… Но когда успевает…

Он задумался. Томас спросил враждебно:

– И что же?

Калика с таким усилием повернулся на бок, словно переворачивал гору, на лице отразилось брезгливое сострадание. Томас вскипел, но держал себя в руках. От этого заносчивого язычника пока что слишком много зависит.

– И что же? – повторил он ядовито.

Калика поискал глазами, указал пальцем на широкую гранитную плиту. Изъеденная временем, щербатая, ничем от других не отличимая. В середке едва заметная выемка, не поместится даже кулачок ребенка. Рыцарь вскинул брови:

– И что же?

– Здесь умер калика. Странник, дервиш… зови как хочешь. Он оперся о посох, задумался и так умер. Трое суток простоял, пока люди заметили, что он мертв. Привыкли, знаешь ли, что всегда в мыслях, отвечает не всегда…

Томас буркнул, все еще сердясь:

– Святой человек, значит. Но трое суток…

– Кто знает, сколько бы простоял, – заметил Олег, – но червяк подгрыз посох, и мудрец упал.

Томас сказал наставительно:

– Святой человек! Наш прелат говорил, святые мощи не поддаются тлению. Еще при жизни от святости и умерщвления плоти на них жира остается меньше, чем на лесном таракане, так что провоняться нечем. А тут еще такая жара! Но к чему ты приплел, когда мы говорили о подвигах и богатстве?

– А этот калика раньше был царем, у которого было все. И горы злата, и кольцо непростое, все демоны слушались, да и самого недаром звали Премудрым… У него уже было царство, богатство, а уж жен больше, чем у кого-либо на земле.

Томас прервал:

– Даже больше, чем у тебя?

Калика поперхнулся, задумался, сказал с неуверенностью:

– Я, собственно, никогда этим не увлекался… Тьфу, конечно же, у меня никогда не было столько жен! У него ж они все жили в одном таком дворце, двенадцать дверей, четыреста стражей, пять тысяч служанок, драконы на дверях, только с крыши и можно было… Ты не сбивай, не сбивай!

Томас зябко передернул плечами. Он уже догадывался, о ком речь, ученый дядя рассказывал одно, прелат – другое, ведь если не хочешь умереть от жажды – пьешь из одной кружки даже с сарацином.

– Хочешь сказать, что когда нахватаешь всего-всего, то дальше один путь – в калики?

Олег пожал плечами, уже потеряв интерес к разговору. Глаза его стали отсутствующими.

– Разве он один?

Томас подумал, поморщил лоб:

– Нет, еще есть ты!.. А что, таких больше?

– Томас, знал бы ты, сколько народу уходит в пещеры, леса, пустыни, горы… не спасаясь от врагов, а спасаясь от друзей! Все нажитое оставляют, ибо вдруг понимают, как это мало… даже если это горы злата. Эх, да ладно… Давай спать.

Томас тоскливо посмотрел на звездное небо. Чувство вины сжало сердце. Не уснуть, понял он. Тысячи и тысячи глаз смотрят укоризненно и осуждающе. Калика говорит: одно слово глупое скажешь – навек в дурни попадешь, а он не просто в дурни… Расплачивайся за гордое словцо, сказанное красиво, но бездумно…

– Расскажи что-нибудь, – попросил он жалобно. – Перед сном. Ладно, о подвигах не любишь, тогда хоть о походах, набегах… Ладно-ладно, и о походах не нужно. Тогда о женщинах прошлого, ты их тоже знаешь, хотя не могу понять, как это не выходя из пещеры… Правда ли, что самая красивая женщина на свете была Елена Прекрасная, из-за которой греки истребили скифов?..