Откровение - Никитин Юрий Александрович - Страница 103

Томас беззвучно молился Пречистой Деве, что не забыла его и здесь, глаза закатились, словно созерцал иной мир, и грубо и неуместно прозвучал сиплый голос язычника:

– И ты отдал?

Голос Сатаны прогремел такой злой, что Томас поспешно открыл глаза.

– И что такого?

– Да так, – ответил калика, явно отступая перед такой яростью, – я полагал, что здесь твоя вотчина… Никто не смеет… Вон у нас если удельный князь, то и есть удельный…

Сатана прорычал, багровея так, что вокруг него встали стены кровавого тумана. Сам он начал растворяться в этом тумане, только глаза горели, яростные, как два слепящих солнца. Голос прогремел как гром, земля качнулась и затряслась:

– Это не твоего ума дело! Тебе никогда не понять, червь…

– Да ладно, ладно, – сказал калика поспешно, он отступил на шаг. – Мне оно надо?

Томас напрягся, видя по отвратительному лицу Сатаны, что тот напряженно думает, как поступить с ними.

– Ладно, – сказал наконец Сатана глухо. – Я обещал вас не тронуть. Выберетесь отсюда, так выберетесь. Конечно, тот ход я уже велел забить скалой с той стороны. А теперь… да, таких зверей хотел бы иметь на своей стороне!..

Сатана исчез, а Томас в отчаянии бросался на стены, щупал. Калика посоветовал хмуро:

– А ты крестом, крестом! Помогло раз, поможет и второй…

– Сэр калика, – огрызнулся Томас через плечо, – сейчас не время зубоскалить!

– А что еще остается?

– Эх… Тебе хорошо, твоя жизнь гроша выеденного не стоит, а меня Яра ждет. Мне есть из-за чего на стены бросаться!

Калика покрутил головой, насторожился, потом расслабился, на лице появилось разочарование. Томас тоже прислушался, почудился шорох, но снова стихло, он без устали ходил вдоль стен, толкал глыбы, едва не бился головой, подпрыгивал и пробовал кулаком глыбы повыше.

Шорох стал сильнее. Томас не успел обернуться, как Олег уже стоял на коленях в углу, вцепился в нижнюю глыбу, напрягся, побагровел. С чмокающим звуком глыба медленно подалась вверх. К удивлению Томаса, снизу ее поддерживали худые грязные руки.

Калика с трудом откатил глыбу, из темной норы вынырнула лохматая голова. На грязном лице глаза горели страхом и надеждой. Увидев Олега, человек прошептал:

– Черт возьми мир… Где мы?

– В нужном месте, – заверил Олег. – В самом нужном.

Глаза человека вытаращились, как у большой рыбы.

– Ты… что-то в тебе странное… О великий Тартар! Ты живой?

– Человек жив, пока в нем живет надежда, – сообщил Олег. – Томас, давай сюда быстро!

Из норы показалась другая голова. Крупная, с выступающими надбровными дугами, низким лбом, она производила впечатление большой силы, но глаза были пронзительные, злые и всесхватывающие. На лбу и щеке темнела корка засохшей крови, рот был обезображен, но Томас все равно признал невольника, с которым разговаривал Олег в каменоломне.

– Вовремя я? – спросил он ненавидяще.

– Спасибо, Фагим, – выдохнул Олег.

– Черт бы тебя побрал, – выругался Фагим. – Как бы я хотел увидеть, когда тебя будут пытать, рвать на куски, сажать на кол!

Он тяжело дышал, в глазах было столько ненависти, что Томас решил, что невольник бросится на Олега. Олег кивнул Томасу, указывая глазами на дыру. Томас с опаской и вспыхнувшей надеждой опустил ноги в темноту, невольник чуть посторонился, и Томас прыгнул.

Его поймали чьи-то руки, хлопнули по плечам. Он услышал в абсолютной темноте хриплый голос:

– Ползи, тут не собьешься…

Вверху Томас услышал голос Олега:

– Как ты почуял?

– Случайно.

– Врешь, – донеслось со стороны Олега. – Ты всегда точно рассчитывал все варианты… И сумел как-то рассчитать, хотя ума не приложу… Мы сами случайно…

Голос Фагима донесся злой, раздраженный:

– Не расчет… Я решил, что все же доберешься… а там влипнешь… Берегись!

Томас услышал крик, стон, хрипы, сверху посыпались мелкие камешки. Следом обрушилось тяжелое, вмяло в каменный пол с такой силой, что Томас разбил губы. Голос калики прогремел над ухом:

– Быстро! Бежим!

Томас пополз на четвереньках, бока обдирало острыми камнями. Ход был настолько узок, что дважды застревал, думал там и помереть, невольники прорубывали путь к побегу для своих исхудавших тел, но калика как-то же пролез, а он тоже не былиночка….

Едва не плача от боли и усилий, мокрый, стонущий, он протискивался, выдирался из цепких каменных тисков, разбивал в кровь лоб и локти, сипел и хрипел, а когда впереди повеяло другим воздухом, заплакал от изнеможения. Там был неумолчный грохот, сильный запах пота и нечистот. Сильные руки ухватили за голову, дернули, Томас ощутил, что высунулся в мир, где нет стен, как и пола, в страхе замахал руками. Олег дернул еще, и Томас вывалился на близкое дно гигантской ямы.

Луна была за тучами, но глаза настолько привыкли к темноте, что Томас смутно различал стены, трещины, груды молотов. Совсем близко двигались как призраки темные тела, звонко били металлом по металлу. Вспыхивали искры, в их слабом свете Томас различил, что невольники вбивают в камень стальные клинья. Веревки уходили вверх, туда поднимались каменные блоки.

– Надо выбираться, – шепнул Олег. – Воняет, будто у христиан… ну, которые плоть истязают.

Томас с гадливостью ощутил, что лежит в нечистотах, а его грудь бурно вздымается, заглатывая гадостный воздух, в котором вообще жить невозможно. Невольники топтались в дерьме по щиколотку, а где и по колено. Олег уже ухватился за одну из веревок, карабкался как мышь. Стража наверху, понял Томас, сюда нет смысла опускаться. Отсюда никуда не денешься… как считали до этого времени.

Он подпрыгнул, ухватился за толстый канат, по которому полз калика, догнал, ткнувшись головой в его подошвы. На следующем ярусе перевели дух, Томас спросил тревожно:

– Что там было?

– Стража решила проведать… – шепнул Олег.

– Значит?..

– Их задержат, насколько удастся. Но скоро отыщут ход.

Томас ухватился за следующую веревку, умному только шепни, а то и губами подвигай, он уже знает, что его ждет за кражу чужих кур. Калика карабкался на одном уровне, добрались до третьего яруса снизу. Томас тут же отыскал веревку, что вела еще выше, отдыхать некогда, так карабкались еще три уровня, пока не услышали над головами свист бичей, крики и стоны. Невольники работали как одержимые, быстро связывали глыбы и подавали наверх, а когда глыба иной раз срывалась, сами бросались под нее, чтобы не раскололась от удара.