Мрак - Никитин Юрий Александрович - Страница 59

– Скажи правду.

Додон покачал головой:

– Глупо.

– Скажи правду!

Он повторил устало:

– Глупо… Боги слишком просты. У них была только правда. Потом от людей узнали еще и неправду… Но у людей кроме правды и неправды есть еще множество полуправд, правд во имя спасения, горьких правд, лечебной лжи, лживой правды, правдивой лжи, лжи во имя правды… Боги не понимают, как правда может разрушить то, что спасла бы ложь. Но мне все обрыдло! Пусть катится все в пропасть, я скажу тебе правду, раз уж ухватила за горло. Да, меня вывел из каменного мира другой. Не Волк.

В палате пронесся вздох. Повеяло холодом. Волк страшно заскрежетал зубами. Его воины поправили пояса так, чтобы все видели вблизи их ладоней рукояти мечей.

Рогдай нашелся первым.

– Не Волк? – Голос воеводы был радостным. – А кто?

– Другой, – ответил Додон нехотя. – Я предпочел бы, чтобы это был Волк. Потому и сказал. Волк мог бы в самом деле меня найти и вывести на свет. Но удача выпала… рабу и разбойнику! Тому самому, который сбежал с ристалища, тем самым лишив и вас радости зреть удалой бой!

Снова в палате пронесся полустон-полувздох. Хозяйка покачала головой:

– Странно делитесь на знать и рабов… Для богов различимы только мужчины и женщины. Ты клянешься встретить его достойно?

– Царское слово, – ответил Додон, – крепче адаманта. Не дал слово – крепись, а дал – держись. Слово не воробей… Да-да, не двигай бровями, понял. Клянусь здоровьем и короной, хоть требуешь чрезмерного. Ну, где мой настоящий спаситель?

Хозяйка повернулась к толпе. На каменном лице глаза вспыхнули красным огнем, будто в черепе бушевало пламя. Она повелительно вытянула руку:

– Вот он!

Глава 27

От пальца Хозяйки Медной Горы словно бы метнулся горящий дротик. Толпа расшарахнулась в стороны. В глубине стояла кучка мужчин в лохмотьях, с нечесаными волосами, угрюмыми лицами. Двое держали под руки тучного воина в шлеме и кольчуге. Он все норовил лечь, его с трудом вздергивали на ноги. Когда он мотнул головой, разбрасывая слюни, Светлана с удивлением узнала пьяного, как чип, Ховраха. Похоже, все они проделали долгий путь. Когда поняли, что палец Хозяйки указывает на них, то отступили, утаскивая с собой Ховраха.

Последним отодвинулся человек с длинным чубом на бритой голове и золотой серьгой в левом ухе. Оставшийся мужчина, видимо, решил, что бесполезно горбиться и опускать лицо, выпрямился.

Он был высок, по-звериному силен, черные, как вороново крыло, волосы падали на лоб. Глаза прятались под черными сдвинутыми бровями, лицо с перебитым носом было в шрамах, по-разбойничьи красивым, злым и яростным.

На плече сидела крупная толстая жаба. Выпученные глаза были прикрыты пленкой, но гребень на спине угрожающе вздыбился.

Додон несколько мгновений угрюмо смотрел на этого варвара в звериной шкуре. Настолько прост, что ломится через жизнь, как могучий лось через кустарник. И все ему удается, головы ни над чем не ломает, сердце от боли не рвется, по ночам не просыпается в холодном поту.

Зависть ударила в голову, настолько черная и нежданная, что он заорал дико:

– Разбойник!.. Вор!.. Убивец!.. Хватайте его!

Гридни, выхватывая мечи, бросились со ступеней. Мужчины, отступившие за спину Мрака, выхватили из-под одежды мечи и длинные ножи. Ховрах всхрапнул, как конь, высвободился и вытащил из перевязи топор. Его шатало, но голос был зычный, как у злого дива:

– Слава тцарю Додону! Бей…

Гридни остановились, ошарашенные таким кличем. Ховрах готов драться с ними, но он тоже за Додона! А Хозяйка, не давая времени раздумывать, проговорила властно:

– Ты тцар… или не тцар?

Додон застыл с раскрытым ртом. Лицо стало синюшного цвета. Грудь вздулась, как у петуха урюпинской породы, руки бессильно задергались, а пальцы стиснулись в кулаки.

– Э-э-э, – прохрипел он, – погодите вязать…

Гридни с облегчением попятились. Мужики за спиной Мрака спрятали оружие и, видя, что ему пока что смерть не грозит, растворились среди простого люда. В толпе стоял гул, все лезли друг на друга, стараясь рассмотреть, что происходит, но не переступали невидимую черту, и Мрак стоял в одиночестве, пока не подошел пьяный Ховрах, встал рядом.

– Твой настоящий спаситель, – сказала Хозяйка властно.

Додон смотрел исподлобья. Глаза блистали, как у паука, выгнанного из темного угла на яркий свет. Воеводы растерянно переглядывались, только на лице Рогдая проступило облегчение. Пусть разбойник, пусть тать, пусть гном или чудо лесное, только бы не Горный Волк!

В толпе уже послышались выкрики, слились в общий радостный шум. Матери поднимали детей над головами, чтобы те увидели героя, спасшего тцаря. Героя, который совершил подвиг и не явился за наградой.

Додон стискивал кулаки, ощутил, как пахнуло знакомыми благовониями. Это, оттеснив Рогдая, придвинулся Голик. От него мощно несло душистыми маслами, но и они не могли заглушить запах степных трав и едкой дорожной пыли.

– Народ ликует!.. – шепнул он на ухо. – Похоже, этот день легко превратить в праздник.

– Это же тот вор, – прохрипел Додон задушенным от ярости голосом, – который все испортил, все порушил!

Голик удивился:

– Да? А я думал, Хозяйка Медной Горы помешала больше.

Додон прохрипел с натугой, будто сидел на раскаленной сковороде и терпел боль:

– Что делать?

– Улыбаться приятно, – прошептал Голик. – И приветствовать. Приветствовать отечески! А там придумаем.

Додон с трудом заменил гримасу бессильной ярости на подобие улыбки:

– Точно?

– Выигрывай время, – шепнул Голик. – Потом сотрем в порошок. Никакие богини не помогут.

А Мрак услышал радостный визг. Со ступенек во двор сбежала Кузя. Она еще издали раскинула руки, бежала со всех ног, едва не падала, стремилась явно к нему.

Слегка обалделый, Мрак присел на корточки и приготовился подхватить ребенка. Кузя налетела, как крупный щенок, едва не сбила с ног. Мрак подхватил ее, поднялся, а Кузя быстро карабкалась на него, цеплялась к нему, целовала, счастливо смеялась, пробовала совать крохотные пальчики в его уши:

– Я знала!.. Я знала, что вернешься!

– Ну-ну, – сказал Мрак ошарашенно. – Какая ты… быстрая…

Светлана строго прикрикнула:

– Кузя!.. Перестань! Сейчас же слезь!

И, повернувшись к Мраку, с извиняющейся надменной улыбкой объяснила:

– Прости ее, герой. Моя сестра росла избалованным ребенком.

Кузя ахнула негодующе:

– Ты почему с ним так говоришь?.. Будто не узнаешь!

Голик и Рогдай уже отдирали ее от Мрака. Она цеплялась за его шею, лягалась, верещала:

– Дураки!.. Не узнаете?.. Мрак, они тебя не хотят признавать!

Светлана объяснила Мраку:

– Глупенькая… У нас был волк, черный и лохматый, его звали Мраком. Не понимаю, что на нее нашло.

Кузя цеплялась за черного и лохматого, но ее утащили. Она оглядывалась, в глазах заблестели и сразу же хлынули чистыми ручейками слезы. Жаба на плече Мрака тяжело вздохнула. То ли сочувствовала, то ли с облегчением, не желая делить Мрака еще с кем-то.

Мрак ощутил, как защемило в груди. Чистое детское сердечко признало его сразу. Кузя даже не понимает, как это другие не видят в нем их прежнего друга-волка!

В зале нарастал тревожный говор. Волк выпустил руку Светланы, отступил к своим воинам. Они с откровенной враждой поглядывали на гостей, алчно ощупывали взглядами золотые гривны на боярских шеях, алмазы и яхонты в женских серьгах.

А Хозяйка, уже потеряв интерес к делам смертных, неспешно вернулась к гранитной стене. В каменных плитах пола за ней багровели вдавленные следы. Теперь не только Мрак чувствовал, что через палату прошла медная гора. Запах горелого камня стал сильнее.

На миг обернувшись, она сказала уже равнодушно:

– Мрак, я вернула долг. Больше на меня не рассчитывай.

Она вошла в каменную стену, словно в утренний туман. Потрясенные люди видели, как исчезает ее силуэт, удаляясь и колеблясь, затем камень снова стал зримо твердым и непроницаемым.