Хаос и Амбер - Бетанкур Джон Грегори - Страница 14

– Я здесь, лорд Эйбер и лорд Оберон! – воскликнул Гораций чуть надтреснутым голосом.

Эйбер сообщил ему:

– Оберону теперь лучше, но за ним надо смотреть во все глаза. Оставайся при нем всю ночь. Если что – зови меня. Все понял?

– А «что» – это как?

– Это что-нибудь опасное или необычное... Короче: угроза для жизни.

Гораций облизнул пересохшие губы.

– Слушаюсь, сэр.

– Подведешь, – продолжал Эйбер сурово, – будешь отвечать за все, что случится с твоим господином. Передо мной отвечать будешь, а еще – перед нашим отцом.

– Слушаюсь, сэр.

– Ничего не случится, – решительно заявил я Эйберу. Я-то был уверен: если бы я так не надрызгался, то мог бы и дотопать сюда без посторонней помощи, и на ногах бы держался сносно. – Если и дальше так пойдет, то через денек-другой я окончательно поправлюсь.

– Надеюсь, что так оно и будет, но рисковать не имею права, – столь же решительно ответил мне Эйбер. – Папаша меня не так обожает, как тебя. И если с тобой что-то стрясется, он с меня заживо шкуру спустит. После того, как я спущу шкуру с твоего дворецкого.

Стало слышно, как Гораций сглотнул слюну.

– Прекрати, – сказал я. – Ты его пугаешь.

– Того и добиваюсь.

– Он совсем мальчишка.

– Хватит его оправдывать. – Эйбер растерялся, обернулся – наверное, посмотрел в ту сторону, где располагались его покои. – Может быть, все же лучше мне остаться с тобой. Если ты решишь, что есть хоть какая-то опасность...

– Нет, нет. Ступай, ложись баиньки. – Я несколько раз красноречиво махнул руками, и пол опасно накренился. – Я же вижу, как ты умаялся. Больше меня, уж это точно. Долгий у нас выдался денек. Ступай, ложись в кроватку, и я тоже лягу, а утром позавтракаем с папочкой. Наговоримся всласть.

И все же Эйбер медлил.

– Да все со мной будет в порядке, – заверил его я. – Худшее позади.

В конце концов мой брат кивнул, в последний раз одарил Горация свирепым взором и отправился вдоль по коридору к своим апартаментам.

Я развернулся и вернулся в комнату. Гораций вошел следом и закрыл дверь. Оглянувшись через плечо, я обнаружил, что физиономия Порта переместилась на внутреннюю поверхность створки и теперь взирала на меня с выражением ожидания. Порт кашлянул, и я понял, что о чем-то позабыл.

– В чем дело? – осведомился я.

– Не желаете ли оставить мне какие-либо распоряжения, сэр?

– Разбудишь меня с утра?

– Я не будильник какой-нибудь, – несколько язвительно ответил Порт, – а дверь. Я не показываю время, не свищу каждый час и не бужу людей. Я имел в виду: кого мне следует впускать к вам?

– Ну, это я не знаю... – Я растерялся. – Эйбера, отца, Горация, других слуг, если им надо будет тут прибрать. – Тут я ухмыльнулся и добавил: – Ну а еще, конечно, всех хорошеньких полуодетых девиц, если таковые окажутся поблизости.

Порт усмехнулся.

– Помимо упомянутого вами Эйбера, которому Мэттьюс не доверял, ваши инструкции в точности совпадают с распоряжениями вашего покойного брата.

Я задумчиво склонил голову к плечу.

– А ты в курсе, почему он не доверял Эйберу?

– Точно не знаю, лорд Оберон. Кажется, все было каким-то образом связано с женщиной, но подробности мне неизвестны.

– А больше он тебе никаких распоряжений не оставлял?

– Вашу сестрицу Блейзе дозволялось впускать в любое время дня и ночи.

Это показалось мне странным. Почему-то я мысленно отнес Мэттьюса к лагерю Локе, то есть – к воякам. Моя же сводная сестрица Блейзе, обожавшая шпионить и держать руку на пульсе всего, что происходило в доме, как мне казалось, не должна была пользоваться в семействе особой любовью.

– А почему – не знаешь?

– Нет, сэр.

– А как насчет Фреды? – спросил я. Эта сестра нравилась мне почти так же, как Эйбер, и мне было интересно, каковы были ее отношения с Мэттьюсом.

– Насчет госпожи Фреды никаких особых распоряжений мне не поступало.

– А кто-нибудь еще мог, при желании, войти сюда?

– Нет, сэр.

– А кто-нибудь еще был особо упомянут, как Эйбер?

– Нет, сэр.

Что ж, кое-что объяснялось... Эйбер и Мэттьюс между собой не ладили... вероятно, за этим не крылось ничего, кроме банального соперничества братьев. На подобное я вдосталь нагляделся после того, как попал в Джунипер. И если двое талантливых, сильных, тщеславных и необычайно дерзких братьев полюбили одну и ту же женщину – тут уж, конечно, жди беды.

Гораций поспешил ко мне, чтобы помочь мне разуться.

– Что скажешь об этом местечке? – спросил я у него, когда он стащил мой правый сапог.

Мальчишка растерялся. Я понял, что он говорить на эту тему не желает.

– Давай-давай, – подбодрил я его. – Мне нужна правда.

– Сэр... Мне тут не очень нравится.

Он вернулся к работе и стащил с меня левый сапог – так же проворно и ловко, как правый. Сапоги он отнес к двери и выставил в коридор, чтобы потом вычистить.

– И почему же?

Гораций растерянно ответил:

– Тут все... как-то... неправильно.

Я кивнул, понимая, что он имеет в виду. У меня было в точности такое же ощущение. Все здесь было пронизано смутным ощущением неправильности. Углы, не соответствующие законам геометрии, запечатленным у меня в сознании, камни, источавшие разные цвета, лампы, свет от которых шел кверху, к потолку... все это выглядело странно и совсем не утешительно.

Когда я принялся расшнуровывать рубаху, мой взгляд упал на высокое зеркало, чуть повернутое к кровати. Наконец-то, увидев свое отражение, я понял, почему все так переживали из-за меня. Я осунулся и побледнел, вокруг глаз залегли темные круги. Вид у меня был такой, словно мне довелось пережить самую паршивую из всех военных кампаний в истории. И все равно я был уверен в том, что через пару-тройку дней буду в полном порядке. На мне всегда все заживало как на собаке.

Со вздохом я стащил с себя штаны и бросил их Горацию, а он аккуратно повесил их на спинку стула, стоявшего возле письменного стола, поверх рубахи. Затем я нырнул в кровать и оказался между двумя чистыми, хрустящими простынями.

Я поворочался и улегся на спину. Жизнь была не так уж плоха. Мягкие подушки, удобная постель, крыша от дождя над головой... да, для солдата, каковым я был, эти вещи даже в таком полуперевернутом, диком мире являли собой роскошь. Не хватало только хорошенькой милашки рядом со мной... я бы предпочел пышнотелую вдовушку... и тогда моя жизнь была бы окончательно счастливой.

Гораций сходил в соседнюю комнату и вернулся с трехногой табуреткой. Табуретку он поставил в изножье кровати и взгромоздился на нее. Уперев локти в коленки и положив подбородок на руки, он уставился на меня. Ему предстояла долгая ночь. Я заметил, как он тихонько вздохнул.

– Потерпи, – посоветовал я ему. – Вряд ли мы тут надолго задержимся.

Было у меня такое чувство, что после того, как отец узнает об обыске, учиненном в его отсутствие, он так разозлится, что решит смыться из Владений Хаоса.

– Наверно, лорд Оберон. А что мне делать, если что-то случится? Позвать лорда Эйбера, как он велел?

– Ничего не случится.

И снова он вздохнул.

– Но если все-таки случится, – сказал я, – ты для начала постарайся меня разбудить. За Эйбером беги, если разбудить не сумеешь. Мне совсем не хочется, чтобы он с тебя заживо шкуру содрал.

– Вот и мне тоже не хочется! – облегченно выдохнул Гораций.

Я закрыл глаза. Каким же долгим и тяжким оказался день. Слабость, поздний час, количество выпитого – все это в конце концов сложилось вместе и одолело меня.

Я уснул.

Мне начал сниться сон...

...и я почувствовал, как сон влечет меня к безумию.