Мегамир - Никитин Юрий Александрович - Страница 64

– Аверьян Аверьянович, – сказал он, деликатно кашлянув, – муравьи роют.

Морозов, еще не остывший от нагоняя Дмитрию, развернулся к нему, как пушечная башня крейсера, недовольно рыкнул:

– Что значит роют? Как это роют?

– Жвалами… И лапами тоже. Обычным для них методом, как говорит Евгундий Владимирович. Передние лапы у них загребательные, средние – прогребательные, а пара задних – выгребательные… Других вроде бы не обнаружено.

Морозов побагровел, как индийский петух, раздулся в размерах.

– Они что же, в гондоле роют?

– Вот-вот, – подтвердил Овсяненко радостно, довольный, что Морозов все наконец понял. – Видимо, решили рыть тоннель. Уровень влажности не устраивает, как предполагает Евхрюндий Владимирович. Или решили, так сказать, просто углубить, улучшить жилищные и бытовые условия. Нижние стойки перегрызли, чего никто не ожидал. Сейчас выдирают пластиковую обшивку… Надо заметить, прочность стоек и обшивки оказалась ниже расчетной! Или прочность резцов на жвалах не учли…

Морозов люто сжал кулаки. Пока он планировал, как улучшить жилищные условия на долгие месяцы экспедиции – жить придется в тесной гондоле, – ксерксы уже начали действовать. Без приказа! Партизанщина, отсебятина!

– Остановите их! – велел он. – Нет-нет, запрещать не надо, это ведет к застойным явлениям. Займите чем-нибудь другим.

– Например? – спросил Овсяненко осторожно.

– Ну, чем мы всю жизнь занимаемся? Мероприятиями какими-нибудь. Пусть один носит балласт из правого угла в левый, а другой – из левого в правый. Как любая работа у нас делается. Главное, чтобы занять активным бодрящим трудом!

Воздушный шар несло на высоте в три-четыре сотни метров. Внизу проплывали рощи, светлые квадраты полей. Зрение пасовало, невооруженным глазом с этой высоты люди видели только цветные пятна с размытыми краями. Но через бинокли и зрительные трубки, которыми запаслись все, различали в деталях мегадеревья, зеленые холмы, ручьи, громады человеческих жилищ, широкие укатанные полосы спрессованной земли, что служили там дорогами для огромных машин…

Енисеев прожил в Малом Мире уже почти год, но только сейчас с пугающей ясностью понял, что площадь для заселения расширяется не в сотни тысяч раз, как считал прежде, а как минимум в сотни миллиардов. В Большом Мире города плоские, пленочные, даже с самыми что ни есть небоскребами. Зато здесь можешь поселиться у подножия мегадерева, на ветвях, в стволе, корнях. От города, что находится у корней, до города на вершине дерева – столько же верст, сколько от Москвы до Питера!

Он чувствовал, что всякое воображение пасует. В зыбком тумане смутно начал вырисовываться школьный глобус, потом проступили сотни, даже сотни тысяч глобусов, пока в мозгу во всей красе не нарисовалась чаша Центрального стадиона, заполненная с верхом глобусами, каждый размером с кулак.

И все ждут человека, сказал он себе потрясенно, как Дикий Запад ждал колонистов. Как Дальний Восток русских переселенцев… Не надо космических кораблей, сотен лет полета, не нужно переделывать природу: бороться с ней, поворачивать реки вспять… Вообще не надо пахать и сеять, все могут заняться только творческим трудом. Подумать только: все население земного шара, все человечество может быть освобождено от необходимости ежедневно думать о хлебе насущном, о том, чем бы прокормить детей…

От подмосковной полянки до лужайки на Украине дальше, чем от Земли до Марса? Но между планетами тянется мертвая пустота, а здесь – благодатнейшая земля. Конечно, не один Енисеев такой умный, чтобы не подумать о переселении сюда многих людей, если не всего человечества. Только все молчат, устрашенные самой мыслью. Но нет, даже такая мысль никому не приходит в голову из-за ее очевидной дикости. Одна Фетисова сие проповедует, но с нее взятки гладки – ребенок. Даже ее страсть к оружию, к дракам, к военной форме – такое детство, что не знаешь: сердиться или погладить ее по головке и дать конфетку.

Фетисова видит за всем этим только богатейший край, бескрайние земли. Но его, Енисеева, уже терзает мысль: случись такое переселение, не расщепится ли на таких бескрайних землях сам вид гомо сапиенс? Если на тесной земле ухитряются сосуществовать государства с разным общественным строем, всевозможными религиями, традициями, целями, то какие причудливые формы могут возникнуть на земном шаре размером с Солнечную систему?

На Земле, напомнил Енисеев себе хмуро, все-таки существует контроль со стороны ООН, международных организаций… Хоть вшивенький, но существует. Диктаторы, маньяки и демагоги во главе государств стараются не заходить слишком далеко. Лишат кредитов, объявят эмбарго, бойкот, к тому же жители слушают чужое радио, общаются с туристами, сравнивают… А что может возникнуть здесь, если от границ одного образования – рискованно даже назвать государством – до границ другого – миллионы километров?

На смотровой площадке всегда кто-нибудь торчал, глазея на мир. Забелин, Чернов и Хомяков сперва вкалывали так же бешено, как и на станции, но здесь необходимой для работы аппаратуры не оказалось, а беспечные испытатели с их панцирными друзьями действовали разлагающе… К тому же внизу проплывают просто сказочные виды…

Как-то летели над бескрайним маковым полем. Среди нежной зелени, скорее салатной, чем зеленой, ярко пламенели гигантские красные чаши, нацеленные в небо. В центре каждого рефлектора торчал оранжевый, словно раскаленный, столбик приемника. Вокруг теснился штакетник тычинок, хорошо различимых в мощный бинокль.

Когда Енисеев впервые навел бинокль, он отшатнулся от победно красного цвета. Лепестки горели жарким пламенем и, сконцентрировав жар в чаше, посылали остронаправленным пучком в небо, то ли в надежде на ответ дальней звезды, то ли посылали сигнал на «Таргитай», принимая его за летящее блюдце…

Весь мир был в ярко-красных рефлекторах, отовсюду смотрели чаши на высоких столбах, непропорционально тонких для таких огромных живых рефлекторов.

Енисеев, как единственный биолог, указывал, объяснял, называл. Забелин и Чернов, прекрасные металлурги, не узнавали даже одуванчика, лишь Дмитрий определил десятка три растений, удивив Енисеева.

Овсяненко доложил Морозову, что на данной высоте насчитал двенадцать с половиной тысяч спор грибов на кубический мегаметр воздуха. Морозов не знал, какие меры надо предпринять по этому поводу, поэтому сперва просто усомнился, что медик все их пересчитал. Обиженный Овсяненко повел его смотреть ловушки для грибных спор, цветочной пыльцы, бактерий, даже хитрых вирусов, которые изловить труднее всего.

Ночью дежурный беспечно заснул, а так как масса циклона слегка остыла за ночь, то теплый воздух в мешке поднял шар настолько высоко, что путешественники едва не замерзли. К счастью, сработала придуманная Забелиным и Черновым система срочного обогрева. До утра летели, держась подле пропановой горелки.

Поверхность Земли выглядела чужой, словно облетали ее на космическом корабле. Даже облака ползли внизу. Странно, в воздухе во множестве плавали крохотные цветные частички: круглые, овальные, ребристые, усаженные шипами, иногда едва заметные, иногда с кулак. Когда же Енисеев направил стекла бинокля вверх, то и там на пределе видимости двигались крохотные точки. Еще чуть выше, и световое давление начнет вышвыривать их за пределы земной атмосферы. Замерзшие споры начнут долгое путешествие в безднах космоса… В поисках мертвой, но готовой ожить планеты.

Возможно ли, что сама Земля засевает жизнью Вселенную?