Мегамир - Никитин Юрий Александрович - Страница 53

– Скорее звезды встанут на другие места, чем Сашка переменится!

Енисеев смолчал о том, что ни одна звезда не стоит на месте, самые ленивые и то перемещаются в пространстве быстрее ракетных истребителей, сказал только:

– Как угодно доставьте мне на стол живого. Это не люди, помните.

Уходя, они так обвешались оружием, что стали похожими даже не на шагающие арсеналы, а на праздничные елки. Енисеев был занят уборкой на столе, не обратил на это внимания. Потом, когда рисовал схему мозга, уже во второй половине дня, его словно шилом кольнуло.

Ухватив гарпунное ружье, он выбежал из лаборатории. Солнце ослепило на миг, мир покачнулся, но Енисеев уже осторожно пошел скакать через трещины, разломы, пока не добрался до края.

Внизу, как обычно, двигались темно-красные тела ксерксов. На новой и такой незнакомой земле уже наметились новые тропы. У самого входа блеснуло нежно-белым, это вынесли просушить личинку. Чуть колышутся под ветром зеленые верхушки молодых, стремительно растущих растений. Освещенную ярким солнцем землю прочертила стремительная тень одного из прожорливейших драконов – стрекозы.

Енисеев ринулся на противоположный конец пня, постоял. Знать бы, куда ушли! Что-то случилось, явно влипли в беду, бьются за выживание…

Он уже собрался кинуться вниз, идти на поиск, положившись на инстинкт и чувствование, когда вдали среди зелени появилось слабое розовое пятно, налилось красками, увеличилось, распалось на два, и наконец Енисеев различил два алых комбинезона.

Еще через четверть часа Дмитрий и Саша подбежали к подножию деревянной крепости. Дмитрий нес на спине туго спеленутого некрупного желтого муравья, нес в гордой манере Робин Гуда, что подстрелил королевского оленя, а Саша бежала следом, всячески отвлекала встревоженных ксерксов, брызгала из баллончика, делала успокаивающие жесты.

Енисеев швырнул вниз грузик с нитью. Дмитрий с непривычной для него скромностью без шума и драки проскользнул мимо двух стражей, вцепился в нить зубами. Руки у него оставались заняты желтым муравьем, который отчаянно брыкался, дергался. Енисеев выдернул его наверх, следом взобралась запыхавшаяся Саша.

– Это его идея! – сказала она быстро. Енисеев впервые увидел на ее лице виноватое выражение. – Мускулы как у быка… то есть как у паука, а сентиментальный, как бедная Лиза… Говорит, жалко своего, давай чужого поймаем. Сказал, что знает, где шпиёны наблюдательный пункт устроили…

Бегом протащили через короткий тоннель в лабораторию Енисеева, на бегу отбивались от встревоженных ксерксов, которых множество выбежало навстречу. Дмитрий запер двери, даже забаррикадировал, завесил крест-накрест голыми проводами, врубил высокое напряжение. Саша, не довольствуясь этим, побрызгала дверь концентрированными феромонами.

– Мы и шпиона обработали, – сказала она заискивающе. – Иначе бы нас остановили еще на дальних подступах обороны. Не беспокойтесь, Евнебесий Владимирович! Все в порядке.

– В порядке ли?

– Как в аптеке!

– Ладно-ладно, сейчас проверим вашу аптеку.

Муравья разложили на столе, намертво закрепили быстросхватывающимся клеем. У пленника был широкий лоб, крупные фасеточные глаза, развитые жвалы.

Дмитрий сказал торопливо:

– Что толку брать кампонотуса? Обычные работяги. А это шпион экстра-класса! Парень явно из стратегического отдела ЦРУ или ГРУ желтого муравейника. Круглого дурака на такую работу не пошлют. Не те сведения соберет, а то и свои разболтает…

– Дмитрий, – прервал Енисеев, – перестань. Нашел где искать умных. Ладно, сойдет и этот. Не думал, что такие чувствительные. Правда, дурость эта двухлетней давности…

Дмитрий живо возразил:

– Должны мы думать о собственной безопасности? Ксерксы – наши союзники. Они охраняют нас, мы – их. Если этот парень не шибко умный, тогда он из оперативного отдела. Хотел что-то поджечь или наферомонить!

Саша закончила обрабатывать феромонами дверь, вернулась. Ее голос звучал внушительно, и Енисеев не понял, говорила она всерьез или пародировала Дмитрия. Скорее всего первое – раньше она была способна на шутки не больше, чем ее бластер:

– По закону военного времени мы на особом положении. Конвенция на шпионов и диверсантов не распространяется. Они подлежат расстрелу на месте. Мы не погрешили против закона, захватив лазутчика на своей территории. Он мог не только шпионить за ксерксами, но и за нами! Группа захвата с задачей, поставленной вами, Евкофий Владимирович, блестяще справилась. Пленный доставлен в штаб для дачи показаний.

– Ах, это я, оказывается, дал команду?

Дмитрий шаркнул ножкой, опустил глаза:

– Мы вас так поняли…

– Вы отдали приказ не совсем четко, – объяснила Саша.

– Гм… ладно, готовьте пленного к экзекуции.

Они растянули и закрепили на столе муравья так, что вражеский лазутчик мог шевельнуть только члениками сяжек. Дмитрий в последний раз проверил застывшие скрепки, а шею муравья прикрепил такими скобами, что голова, казалось, теперь вырастала прямо из стола.

– Готово, шеф! Мы побежали.

– Куда? – удивился Енисеев. – Будете помогать при исполнении приговора.

Дмитрий переменился в лице:

– Нам бы передохнуть после геройской операции…

– То, что вы сделали, называйте как хотите, но операция начнется только сейчас…

Срезав черепную крышку, Енисеев несколько часов экспериментировал с живым мозгом. В студенчестве поражался, как это с таким крохотным мозгом поднялись до скотоводства, теперь поймал себя на крамольной мысли: как при такой сложнейшей структуре мозга не создали высочайшую цивилизацию?

Правда, у человека мозг не менялся с кроманьонских времен. Тысячелетия мелькали, как спицы в колесе, но жизнь охотников на мамонтов не менялась… Пока не перебили всех мамонтов!

Не здесь ли разгадка? Муравьям не перебить крупных насекомых. Еды всегда хватает, нет стимула искать другие пути к существованию. Им даже огонь не нужен, зимой все равно любая жизнь замирает под снегом… Но все-таки Мать Природа не столь расточительна, чтобы впустую дать пройти уже не тысячам, как у охотников на мамонтов, а миллионам лет. Муравьи – социальные существа. Общественные. А общество обязательно предполагает определенный уровень цивилизации, пусть самый причудливый. Муравьи, по нашим меркам, не разумные, но зато цивилизованные. Возможно, высокоцивилизованные…

Дмитрий подавал инструменты молча, только морщился, отводил глаза. Саша держалась браво, даже острила над мягкотелым Дмитрием, но лицо ее было белым как снег, губы подрагивали.

Наконец Енисеев укрепил черепную кость на место, приклеил швы:

– Все! Отнесите подальше, пусть убирается. Анестезин скоро выветрится, у него останется лишь чувство сильного похмелья.

Саша спросила недоверчиво:

– А мозг? Что с мозгом?

– Я не нарушал связи. А болевых точек там нет. Даже у человека нет, а уж у муравья… Помните беспузого?

Их лица посерели, картину тогда наблюдали жутковатую. Муравей с начисто оторванным брюшком тащил к пеньку пойманную мошку. То ли чувство солдатского долга было тому причиной, как предположила Саша, которая готова была повесить его портрет в красном уголке Станции или хотя бы передать в армию синим беретам, то ли йоговское пренебрежение к боли, как решил Дмитрий, но муравей еще суток трое трудился, ухаживал за личинками, выносил мусор, и только потом его лапы начали заплетаться… На муравьиное кладбище он ушел сам.

– То был герой, – сказала Саша сурово. – Подвижник! А вы, Евгреций Владимирович, оказались совсем мягкосердечным… Впрочем, для вас это неудивительно, но Алексеевский меня поразил. Такое свинство!

Дмитрий засмеялся, ничуть не обидевшись:

– Экзекуция отменена? Хорошо, устроим этому желтопузому геройский побег. Представляете, что этот Джеймс Бонд доложит в штабе? Ох и наврет про геройские подвиги, расскажет, как нас всех побил, а Сашку так вовсе… Ну, всякое такое придумает! Саша, не дерись, я ж сказал, что соврет! Зато в чине повысят, орденов надают, лицезреть королевские яйцеклады позволят!