Куявия - Никитин Юрий Александрович - Страница 83

Он ахнул, качнулся, из его груди вырвалось жалкое:

– Я не… лакаю!.. Но был пир, я не мог… отказаться… Это неуважение…

Она фыркнула:

– Не мог отказаться? Так ты еще и не мужчина?

Он всхрапнул яростно, лицо побелело, ей показалось, что сейчас набросится на нее, изобьет, сорвет с нее одежду и швырнет на ложе, но ярость тут же перешла в гнев, лицо страшно побагровело, глаза налились кровью, затем и гнев утих, грудь опала, словно надутый бурдюк, в который ткнули ножом, он снова набрал воздуха, уже не вздувая мышцы, ответил погасшим голосом:

– Прости. Похоже, я снова сказал или сделал глупость.

Она остановившимися глазами смотрела, как он повернулся и пошел все быстрее к выходу. За ним хлопнула дверь, а шаги, как ей почудилось, перешли в бег. Все произошло чересчур быстро, Блестка в бессилии прислонилась к стене, откинула голову и закрыла глаза. Под опущенными веками снова появилось его лицо, то гневное, то страдальческое, с детским недоумением и обидой в глазах.

В ушах постоянно звучал ее строгий, уверенный голос, от которого мурашки бежали по коже, а сердце замирает в сладком страхе. Она сказала, что артане все равно сюда придут. Придут и сметут все, как человек сметает горстку муравьев. Нелепо, конечно, единственную дорогу перекрывает неуязвимый Город Драконов, но от ее голоса стало страшно, в теле поселился ужас.

Полдня он раздавал указания, кому чем заниматься, потом свистнул Черныша. Тот примчался с такой скоростью, что едва не сбил с ног, поспешно плюхнулся на землю, пока папочка не передумал, в глазах жаркая надежда, давай, мол, залезай быстрее, полетим к морю, я теперь могу даже попробовать перелететь, если не бесконечное, на том берегу увидим дивные страны и народы…

– Никаких морей, – ответил Иггельд вслух, он уверен, что правильно истолковал это шевеление лап, движение хвоста, едва слышное хитрое похрюкивание. – В другой раз, в другой раз…

А куда, спросил Черныш молча. Ты только скажи куда, и мы сразу же вот прямо сейчас…

– Вон на ту гору, – ответил Иггельд. Ему показалось, что дракон под ним поежился, хотя, скорее всего, это он сам поежился, а чувствительный дракон просто повторил его движение. На той горе, далекой, одинокой, с плоской вершиной, чернеет одинокая башня. В чистом мире, где внизу оранжевые, залитые солнцем горы, а вверху купол голубого неба, черный столб между ними выглядит чужим, враждебным, зловещим. Солнце не отражается блеском на боках, из-за чего башня выглядит черным плоским провалом на синем небе, похожим не то на узкую и высокую дверь в занебье, не то на пролом в небесном куполе.

Крылья били сильно и часто, вскоре горы оказались далеко внизу. Башня отсюда смотрелась как обыкновенный круглый камешек, непривычно черный на фоне светло-серого камня. Иггельд вздохнул, сказал вынужденно:

– Хватит, Черныш. Мне самому не хочется, но… надо.

Черныш полусложил крылья и пошел вниз все укорачивающимися кругами. Иггельд напрягся, колдун явно наблюдает за ним, а этого никто не любит, тем более если колдун может сбить их с той же легкостью, с какой охотник достает в небе стрелой утку, Черныш тоже явно нервничал, промахнулся при посадке и, пролетев над краем пропасти, зашел еще раз, тяжело плюхнулся шагах в двадцати от башни.

– Лежи тихо, – предупредил Иггельд. Сам он тоже сидел тихо, прислушивался, всматривался в темное основание башни. – Если кто появится, не смей ворчать, понял?

Черныш закрыл глаза, а потом со вздохом еще и накрыл их лапой. Иггельд выжидал, не зная, что делать дальше. Если колдун не выйдет сам, надо как-то самому искать к нему дверь. Вообще-то к чародею надо было бы появиться намного раньше. Возможно, еще в первый же день, когда прибыл в эту Долину. Но тогда он и сам думал только о том, чтобы выжить и не погубить слабенького дракончика, да и чародею какой интерес к полуживому пареньку, у которого за пазухой детеныш дракона, не крупнее толстой жабы? Но потом, когда укрепился, когда стал смотреть по сторонам, не мог не заметить эту башню. Башни колдунов потому и ставят как можно выше, что их огненные стрелы летят вниз на любые расстояния, лишь бы колдун видел, куда метнуть стрелу. А половина Долины Иггельда с вершины башни как на ладони. Другая половина, правда, прикрыта отвесной стеной гор…

Он вздрогнул: у основания башни возник человек. Невысокий, одет в черное, только седая голова с длинными волосами выделяется ярко, кричаще. Иггельд торопливо соскользнул по гладкому, как у огромной рыбы, боку, пошел к колдуну, на ходу поклонился, замедлил шаг, остановился в пяти шагах.

– Я понимаю, – сказал он извиняющимся голосом, – что я должен был появиться раньше…

Колдун смотрел без раздражения, лицо усталое, даже изможденное, с глубокими морщинами. Иггельд подбодрился, колдун не выглядит грозным богом, перед которым надо падать ниц, лицо умудренного жизнью человека, хорошее лицо и невеселые, все понимающие глаза. Сейчас, став единовластным правителем Долины Грез, должен бы ощутить свою мощь и разговаривать даже с колдуном достаточно надменно, но, напротив, как пугливый заяц трясся и все оглядывался по сторонам: а правильно ли поступил? Хотя, конечно, этот заяц там, внутри, никто его не зрит, для всех он, Иггельд, грозен и жесток, человек с сурово сдвинутыми бровями и быстрыми движениями.

– Я равнодушен к внешним знакам почтения, – ответил колдун, голос звучал тоже устало, без высокомерия и надменности. – Ты прибыл… ты и говори.

– Артане захватили Куявию, – сказал Иггельд без предисловия, – башни, что защищали Куябу, разрушены. Артане в своей злобе сровняли их с землей, а камни велели уцелевшим жителям тащить к озеру и сбрасывать в глубины. Чародеи убиты сразу, убиты жестоко.

Чародей потемнел лицом.

– Знаю, – ответил он хриплым голосом. – У нас связь… своя.

Он остановился на полуслове, а Иггельд торопливо продолжил:

– Понимаю. На каждом уровне могущества связь своя. Простолюдин к соседу пешком, а кто побогаче – на коне. Я могу на драконе, а тцарам посылают вести даже с голубями.

– Хорошо, – сказал чародей. Глаза его остро блеснули. – У нас своя связь… Да и сейчас есть. Мы знаем многое, но можем, на беду, мало. Наши источники силы здесь, в горах.

Иггельд сказал осторожно:

– Я не стараюсь выпытать какие-то тайны… Мне можно сказать только то, что можно. Но чем больше я буду знать, тем понятнее, как лучше защитить Долину. Я боюсь, что если артане сумеют сюда добраться, то ваши башни и здесь… не все смогут. Или не успеют.

Чародей побагровел, сдержался, сказал с подавленным недовольством:

– Чтоб ты знал и не подозревал, будто что-то прячем за спиной, скажу тебе правду. Люди жили и не знали, что вот уже тысячи и тысячи лет длится незримый магический дождь. Только чародеи видели эти мелкие капельки, что падают с небес на поля, дома и весь мир. Но вот однажды дождь прекратился. Мы не знаем, надолго ли. Может быть, даже навсегда. Большое замешательство наступило в мире магов. Многие покончили с собой, другие… судьба других еще гаже. Но потом обнаружилось, что если в песках и на равнинах магическая влага уходила в землю, ее можно было собирать в чаши, корыта, тазы… Увы, было поздно! Только в горах эта влага ушла не в песок, а стекала, не впитываясь, в подземные пещеры. Если там не было щелей, влага оставалась, ее не высушивало солнце, не выпивали корни деревьев или звери. Когда мы наткнулись на такие пещеры, то над ними и построили эти башни. И ревностно защищаем свои сокровища, пока эти озера не иссякнут, обладаем немалой мощью, что неподвластна смертным.

Иггельд слушал, затаив дыхание.

– Я этого не знал, – обронил он.

– Ты первый, – сказал чародей сурово, – кому я выдал эту тайну. Но, правду сказать, это не только знак доверия, но и жест отчаяния. Мы не настолько сильны, как о нас думают. Башни, что защищали Куябу, вовсе не башни колдунов, как все думали, на самом деле башни устрашения. Магическая влага собиралась только здесь, в горах. А Куяба на песке… Разрушены башни в Предгорье, но можно восстановить, там в подземельях все еще волшебная вода, но башни у Белой Вежи разрушены страшно и невосполнимо… Артане со своими подкопами, сами того не сознавая, нарушили стену пещеры с подземным озером, вся влага ушла в щель! Чародеи стали бессильны раньше, чем артане закончили подкоп.