Куявия - Никитин Юрий Александрович - Страница 81

Защелка наконец встала на место. Он торопливо поднялся, перевел дыхание, пленница сделала вид, что поправляет волосы, смотрела на него пристально. В темных глазах мелькнула насмешка, но вместе с нею проскользнуло и другое выражение, которое он истолковать не смог.

– Это для твоего же блага, – сказал он неуклюже, словно оправдывался. – Зато теперь можешь выходить из комнаты. Дом, правда, покидать нельзя… но зато по дому, гм… Кстати, Пребрана укажет тебе, что делать по дому. У нас здесь все работают!

Она отрезала:

– Я пленница. Разве пленных заставляют работать?

– Заставляют, – ответил он. – Мне плевать, как там у вас в Артании! Или даже в Куявии. Но здесь, в моей Долине, работают все. У нас здесь жизнь тяжелая, бездельников не терпят.

ГЛАВА 10

Иггельд ушел, дверь не только не стал запирать на засовы, оставил распахнутой вовсе. Блестка подошла к окну, вскоре появился внизу он, там уже в нетерпении прыгал и колотил хвостом землю Черныш. Иггельд что-то сказал дракону, тот радостно взвизгнул, бросился лизаться, но Иггельд крикнул строже, дракон плюхнулся брюхом на землю, закрыл глаза и сделал вид, что ну прям умирает от страха.

Иггельд быстро взбежал на загривок, пристегиваться не стал, Черныш с силой оттолкнулся и прыгнул в небо, как огромная стремительная лягушка, что в самом деле умеет прыгать далеко и красиво… нет, даже как исполинский кузнечик, в отличие от лягушки там, наверху, растопырил удивительные крылья, его понесло быстро и легко над крышами домов, вскоре исчез за близкими горами.

Блестка вздохнула, отвернулась.

В оковах она пробыла недолго, наступил вечер, вскоре пришел Сбыслав. Губы распухшие и почти черные, справа кровоподтек от ее молодецкого удара, хмуро и молча уставился на нее с порога. Сгорбленный, с длинными редкими волосами, он выглядел жалко, а когда наконец убедился, что она не станет его добивать, пробормотал:

– Мне велено на ночь снимать эти… это железо.

– Ого, – сказала она насмешливо, – меня перестали опасаться?

– Но двери на ночь будут запираться, – закончил он. – И еще… Завтра наши женщины начнут перебирать старую одежду, надо починить для зимы. Если ты не умеешь, тебя научат…

Она удивилась:

– Кто сказал, что я буду чинить вашу грязную одежду?

Он растерялся, пробормотал:

– Иггельд… Он всегда говорит, что кому делать.

– И вы слушаетесь?

– Да…

– А что с теми, кто не слушается?

Он растерялся еще больше:

– Как это? Ведь это же Иггельд говорит!

– Ну и что? – спросила она насмешливо. – Мне плевать на какого-то вашего Иггельда. Я не рабыня, я не служанка. Я – захваченная в плен. И пусть ваш Иггельд катится в преисподнюю, но я ничего в его доме делать не буду.

Сбыслав попятился от нее с ужасом, будто она сама вылезла из преисподней и собралась его тащить к Ящеру, потом опомнился, с большим трудом снял с нее оковы, унес, слышно было, как громко звякнули задвигаемые засовы.

Утром оковы снова оказались на ее ногах. Слуга сопел и кряхтел, едва не сломал пальцы, стальные скобы легко раздвигал только Иггельд, а Сбыслав измучился, взмок, наконец металл повис на ее лодыжках, туго прихватив короткие голенища сапожек. Слуга тут же удалился, оставив дверь открытой, точно повторив жест Иггельда.

Она не выходила из комнаты до вечера. Вообще-то не собиралась покидать ее вовсе, после полудня тихая служаночка принесла большую миску с горячим, вкусно пахнущим супом, выложила на стол хлеб, сыр, ломти мяса. Блестка с подозрением принюхалась, проверила: мясо похоже на баранину, хоть чуть-чуть и отличается, видно, из тех сумасшедших овец, что с равнин перебрались в горы. Во всяком случае, не свинина – точно.

Уже маленькая победа, ведь могли еду не приносить, дабы вынудить ее работать, а потом и заставить обедать вместе со слугами. Она позавтракала, пообедала и поужинала разом, вышла и постояла наверху, глядя на работающих, затем вернулась и легла. Вскоре явился Сбыслав, с тяжелыми вздохами опустился перед нею на колени, Блестка изволила лежать, он с великим трудом снял тяжелые оковы и унес.

Блестка услышала, как загремели засовы, отвернулась к стене. Что-то должно произойти, что-то назревало, она чувствовала это всей кожей, как звери чувствуют приближение бури. Она закрыла глаза, отвернулась к стене и постаралась поскорее заснуть. Но под закрытыми веками еще долго пылало взбешенное лицо с серыми глазами, губы шевелились, он что-то говорил, но сколько Блестка ни пыталась разобрать слова, их заглушал шум, треск, это появился Черныш, подхватил их обоих на спину и понес над горами, лесами, реками, и на этот раз лететь оказалось совсем не страшно. Совсем не страшно, еще и потому, что ее придерживала и прижимала к крепкому горячему телу сильная мужская рука.

Наутро Сбыслав снова явился с оковами, но и еду принесли сразу, уже не пытались ее сломить голодом. Удовлетворенная маленькой победой, она вышла из комнаты и прошла по второму этажу, не стараясь приглушить грохот железных цепей. Работающие внизу сразу вскинули головы, она уловила в их рыбьих глазах страх и непонимание. Сверху рассматривать вообще удобно, Блестка окинула всех высокомерным взглядом, сразу замечая, кто занимается шитьем, кто на другом конце зала готовит похлебку для множества людей, кто на третьем столе месит тесто, кто разделывает рыбу…

Сейчас трудятся только слуги, что работают в доме, а к вечеру стянутся подружки из соседних домов, принесут шитье, придут с прялками или вышивками, будут перемывать кости мужчинам, отсутствующим подругам – привычное времяпрепровождение, словно и не уезжала из Артании.

С обеда она спустилась вниз, все так же надменно задирая подбородок. Тяжелые цепи грозно звякали по ступенькам при каждом шаге, она даже в оковах вызывала страх, слуги и воины поспешно убирались с ее пути, бормотали заклятия, на что она лишь презрительно вскидывала бровь. Как будто неведомо, что грозные боги Артании легко защищают своих артан от всех чар и магии тупых и ленивых куявов, невежественных славов и пронырливых вантийцев!

Куявы, как она помнила, рабский и трусливый народ. Они привыкли покоряться сильнейшему, а когда сильнейшего нет, они покоряются тому, кого считают хоть чуть сильнейшим, чем остальные. По своей рабскости они полагают, что от них ничего не зависит, что все предопределено, расписано и давно решено богами, а человек должен только покориться и в конце концов за это смирение попадет на небо, где его будут кормить и не будут заставлять работать.

Артанские боги, не желая повелевать рабами, дали своему народу полнейшую свободу. Ни во что не вмешиваясь, они награждали только тех, кто бесстрашно жил, отважно воевал и красиво умирал за Артанию. Те, кто погибал, защищая дом и семью, героями не считались – это долг и обязанность каждого мужчины, в небесные чертоги допускался лишь тот, кто погиб, защищая честь и достоинство Артании. Кто погиб, защищая Артанию до последнего вздоха, до последней капли вздоха.

Я – артанка, напомнила она себе. Я не сдамся. Не отступлю. Я приучена бороться до последнего вздоха.

К вечеру внизу раздались радостные крики. Она бросилась к окну, успела увидеть, как Иггельд соскользнул с огромной туши дракона. Черныш лизнул ему руку и тут же помчался проведывать своих друзей из числа драконов. Иггельд, улыбаясь, отвечал на приветствия, потом вскинул голову и бросил быстрый взгляд на ее окно. Блестка, словно предупрежденная, отступила в тот миг, когда он только начал поднимать голову.

С сильно бьющимся сердцем она ждала, когда же закончится ужин, когда он перескажет своим, где был и что видел, потом все-таки не выдержала и, подобрав цепи, чтобы не звенели, вышла из комнаты. Сверху хорошо виден богато накрытый стол, во главе сам Иггельд, рядом его друг Ратша, дальше Апоница, еще несколько человек, которых она привыкла видеть в его обществе. Иггельд ел торопливо, но ей показалось, что он бледен, задумчив, а мысли витают далеко.