Куявия - Никитин Юрий Александрович - Страница 69

А потом эти двое куявов, что даже не похожи на куявов… Правда, они не совсем куявы, такие просто не могут быть куявами, это наверняка потомство какого-то артанского клана, что, спасаясь от воинственных соседей, отступил в горы и там укрепился. Она часто в детстве слышала о таких родах, что уходили просто через реки или горы, не зная, что переходят в другие страны. Потом через десяток или больше лет выясняется, что те земли принадлежат Куявии, но раз уж куявы на них не обращают внимания, род артан для заселения выбрал не самые плодородные земли, а самые неприступные, то такие вот и остаются жить в Куявии, потом и сами начинают считать себя куявами…

И вот она, потеряв единственных провожатых, лежит со связанными руками. Ее повозка с богатыми дарами брата разграблена, Радило и Ветер убиты, волов скормили дракону, а ее везут пленницей в Куявию. Так не лучше ли, как и надлежит гордой артанке, оборвать свою жизнь, чтобы не даться врагу?

Она несколько минут серьезно обдумывала способы, как оборвать жизнь. Что Иггельд ее не убьет, это понятно, даже если она бросится на него с мечом, а он окажется с голыми руками. Что-то в нем говорит, что, несмотря на окуявливание, он остался где-то глубоко внутри артанином. Насчет Ратши не так уверена, он смотрит на нее, как на серьезного врага, при сильном подозрении ударит мечом… а мечи у них, надо признаться, длинные, из прекрасной стали, сделанные лучшими оружейниками. Даже рукояти без всякой нужды украшены золотом и драгоценными камешками. Похоже, это не простые воины… Правда, простые не сумели бы и забраться так далеко, и сразить двух отважных артан с такой легкостью…

Она непроизвольно всхлипнула. За спиной шелестнуло, она поняла, что Иггельд не спит, прислушивается. Проклятый куяв, все время следит, чтобы не убежала. А только что говорил, что засыпает, что не усидит на спине дракона!

Она сердито задвигалась, подтянула колени – холодно. Сверху что-то навалилось мягкое, нежное, теплое. Она со злостью поняла, что это Иггельд, решив, что она такая же слабая и нежная, как все куявки, укутывает ее в плащ. Урод, она же распорола ему бок так, что, не будь на нем кольчуги, уже проткнула бы его жирное тело насквозь!

Скрючилась еще больше, подвигала связанными руками между колен, устраиваясь. Пусть подавится своим одеялом, без него обойдемся.

Иггельд заснул на мгновение, как показалось, ужаснулся, что пленница сбежала, в страхе поднял тяжелую голову. Сквозь туман в глазах рассмотрел, что пленница скукожилась в комок, словно жалобный птенец, который старается не выпустить остатки материнского тепла. Артанка, подумал он тускло. Маленькая, отважная, но все же жительница степей с их теплым и ровным климатом. А он везет ее в горы, где днем песок плавится от жары под прямыми лучами солнца, а ночью вода замерзает в лужицах.

Блестка вздрогнула, когда тяжелая рука возникла из-за спины, укутала ее плащом поплотнее, подгребла к себе мощно и властно. Она напряглась, готовая взорваться негодующими воплями, эти грязные свиньи посягнули на ее честь, эти два скота…

Ей в макушку дохнуло теплым воздухом. Она прислушалась, снова вздох, пауза и опять такой же ровный мерный вздох. С колотящимся сердцем, готовая отчаянно завопить и защищать свою женскую честь, все же успела сообразить, что куяв уже спит, а укутал ее и подтянул к себе ближе совершенно непроизвольно, словно зябнущего ребенка.

Она застыла, еще не решив, что делать, как поступить, чтобы не уронить своего достоинства дочери тцара. Вокруг тихо, только из темноты доносится мощное дыхание Черныша. Холодок пробежал по спине, ведь это чудовище может встать и пойти охотиться само по себе, даже верным коням на ночь спутывают ноги, чтобы не забредали чересчур далеко…

Сердце стучало все тише, спокойнее, по телу расходилось приятное животное тепло. Она не шевелилась, еще не решив, что делать, а перед глазами начали двигаться картинки, люди ходили, работали, появились кони, светит солнце…

Очнулась она от ощущения тепла, покоя, улыбнулась сама по себе, раскрыла глаза. И сразу же застыла, моментально вспомнив, где она, что с нею. Вот лежит все так же под шкурами и плащом, спиной вжалась, как в колыбельку, в кольцо мужских рук. Судя по мерному дыханию за спиной, куяв все еще спит, одурманенный ее травами. Она дернулась, ощутив, что приятная надежная тяжесть на ее левой груди – это широкая мужская ладонь, почти горячая, мужская, то ли сама такая горячая, то ли впитавшая жар от ее обычно твердой, но только не сейчас, и почему-то такой накаленной груди.

Сердце начало колотиться чаще. Она чувствовала, что его ладонь буквально подбрасывает на ее груди, но он, похоже, все еще спит. Она старалась умерить дыхание, чтобы грудь не колыхалась так, а то уже прыгает, как перепуганный заяц, он же сейчас проснется, тоже увидит, как они лежат, в какой ужасной позе… и хотя между ними одеяло, все равно она чувствует властную мощь его сильного крепкого тела, его жар, его власть, его призыв.

Странно, решила она, что этот герой стал известен только сейчас, да и то лишь в конце войны, когда уже ничего не изменить. Куявия сокрушена, города сдались, а те, что остались высоко в горах, бедны, там почти нет мужчин, способных держать в руках оружие. Правда, в Куявии герои могут появиться только в дни вот таких всенародных бедствий, когда стране требуются сильные и отважные люди, все остальное время здесь в цене торгаши, в то время как в Артании герои всегда окружены славой, почестями, им достаются лучшие женщины, лучшие места, лучшие кони и лучшие места для охоты…

На востоке посветлело, снизу очень медленно небо начало принимать нежнейший розовый оттенок. За спиной шумно вздохнуло, она поняла, что это просыпается Черныш, под боком которого они устроились, сейчас этот куяв проснется и обнаружит, как низко она пала, как стыдно себя ведет…

Блестка зажмурилась, стиснула зубы и, сделав вид, что все еще во сне, отодвинулась, с великим трудом выдираясь из его горячих и таких уютных рук. Они инстинктивно стиснулись, пытаясь ее удержать, но спросонья слабые, Блестке отодвинуться удалось, так и лежала, делая вид, что спит, хотя сердце подбрасывало ее над землей, словно лапы резвого тушканчика. За спиной хрюкнуло, она ощутила, как куяв проснулся, приподнялся на локте и прожигает ее спину подозрительным взглядом. Успокоившись, сел, сказал негромко, стараясь ее не разбудить:

– Ратша!.. Ратша!.. Поднимайся, а то нас тут сонными повяжут!

Ратша ответил сипло:

– Человек спит всего треть жизни, остальные две трети мечтает выспаться, а ты мне и треть поспать не даешь. Ладно, поесть уже приготовил?

Иггельд ответил раздраженным шепотом:

– Я?

– Ну ладно-ладно, я чего спросил? Чтобы знать, будем есть или полетим голодными. С тебя и такое изуверство станется!

Он тоже говорил шепотом, словно не хотели разбудить ребенка. Блестка из-под приспущенных ресниц видела, как его крупная фигура возделась над еще темной землей, веточек в костер подбрасывать не стал, вытащил и разложил на скатерти хлеб, сыр, сушеную рыбу, вареные яйца.

– Эй, артанка, – позвал он негромко. – Поднимайся, заморим червячка. Вообще-то это твое дело – накрывать на стол, но мы, куявы, гуси не гордые…

– Вы свиньи, а не гуси, – пробормотала вроде бы сонным голосом.

– Гусь свинье не помеха, – ответил Ратша. – Гусь свинье – на один раз пожрать, верно, Иггельд?

– Верно, – ответил Иггельд хриплым со сна голосом.

– Еще говорят, – добавил Ратша, – что артанин артанину гусь, свинья и боевой друг. Это правда?

Она не ответила, бросила взгляд украдкой на Иггельда. За ночь еще больше осунулся, рана дает знать, но все равно, даже в Артании, где много великих героев, он считался бы силачом и великим воином, а женщины видели бы в нем мужественного красавца. В каждом доме, где есть дочери, родители мечтали бы породниться с ним, за его спиной как за каменной стеной.

Ратша переломил хлеб и протянул ей половинку. По случаю завтрака даже веревку снял. Она села, жевала вяло, запивала водой, к щекам прилила горячая кровь, когда вспомнила, как спала в объятиях Ночного Дракона. В самом деле красив, гад. Правда, волосы неприятно русые, зато лицо как будто из камня, суровое и мужественное, резкие выпирающие скулы, высокие и гордые, квадратный подбородок с вертикальной ямочкой, почти раздваивающей подбородок. Он выглядит решительным и властным, вроде бы и не куяв, а настоящий мужчина.