Куявия - Никитин Юрий Александрович - Страница 35

Иггельд видел сперва нечто мерцающее на серо-зеленой поверхности, Черныш замахал крыльями чаще, теперь он несся так, что догнал бы выпущенную из лука стрелу, встречный ветер свистел в ушах и дергал за волосы. Иггельд сбросил с головы капюшон, приложил ладонь козырьком к глазам.

На большом пространстве земля из зеленой стала серо-коричневой, и казалось, она слегка мерцала, словно покрытая рябью волн. Такое он видел только однажды, год назад, когда пролетал над полем, по которому двигалась исполинская стая саранчи. Саранча еще не отрастила крылья, но и такая, пешая, передвигалась с огромной скоростью, пожирая все на своем пути. После нее оставалась черная земля. Даже высокие деревья превращались в почерневшие, как после пожара, обглоданные до коры скелеты.

– Саранча, – вырвалось у него.

Поблескивающие искорки выглядели слюдяными крылышками, но точно так же с высоты блестит в солнечных и даже лунных лучах и обнаженное железо.

– Саранча? – переспросил Ратша. Голос звучал угрюмо. – Да, ты прав. На очень быстрых конях.

– А это значит, – проговорил Иггельд, – она уже отрастила крылья.

Ратша смолчал, Иггельд чувствовал его горячее, как у дракона, дыхание. Оба понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда, и сейчас Ратша не удивился, когда Иггельд сказал громко:

– Черныш!.. Большими кругами!..

Крылья не сделали и взмаха, дракон едва заметно накренился, ветер чуть-чуть изменил направление. Они так и остались в центре мира как приклеенные, а мир внизу начал поворачиваться по дуге. Мерцающее пятно, что уже разбилось на множество крохотных скачущих на одинаково коричневых конях всадников, уплыло в сторону. Черныш снизился еще, уловив желание Иггельда, так летали довольно долго, наматывая широкие круги, пока Ратша не вскрикнул:

– Вон там!.. Десяток воинов!

Артане, обнаженные до пояса, мчались на быстрых степных конях тесной группкой, дракона не замечали, тот держался сзади, а чтобы тень не опередила, свернул, постепенно снижаясь, снова начал догонять быстро, как летящая птица. Ратша взял дротик, второй передал Иггельду.

Не сговариваясь, метнули одновременно, всадники неслись впереди, тяжелые дротики уменьшились, Иггельду почудилось, что растворились в воздухе. Черныш пронесся над артанами, снизу вроде бы крик, Ратша сказал со злым удовлетворением:

– Попал… Точно в загривок! Не такая уж у них и дубленая шкура.

– А я? – спросил Иггельд.

– Ты почти попал, – утешил Ратша. – Коня точно ранил.

– Бедный конь…

Их сильно качнуло, Ратша ухватился за ремни, умолк, Черныш развернулся по крутой дуге. Ратша снова подал Иггельду дротик, сам уже держал, всматривался, а когда проносились над артанами, с силой метнул. Артане, не испугавшись, выхватили луки. Стрелы, блистая на солнце крохотными искрами наконечников словно льдинками, взлетали быстро и часто.

– Не высовывайся! – предупредил Ратша строго.

Две-три стрелы пронеслись мимо, по дуге их вернуло обратно, остальные щелкали по панцирю Черныша. Иггельд сжался в страхе: одно дело – знать о неимоверной прочности лат дракона, другое… Черныш, поняв, что требуется, попросту завис над всадниками, те все еще неслись вскачь, но все больше расходились в стороны, стреляли и стреляли, стараясь найти уязвимые места в туше настигающего их крылатого зверя.

Ратша прокричал:

– Садимся! Их только восьмеро!

– А нас? – крикнул Иггельд.

– Нас? Нас целых трое!

Иггельд понял, на душе страшно и темно, велел Чернышу:

– Вниз!.. Посадка!

Черныш удивился, голос папочки встревоженный, будто бесстрашный и всегда все знающий и умеющий папа робеет, чего быть просто не могло, сложил крылья и пошел к земле, резко выставил крылья парусами, гася скорость, плюхнулся всеми четырьмя. Ратша тут же соскользнул на землю, уже в полном боевом вооружении, со щитом и мечом, Иггельд замешкался, но схватил услужливо протянутый меч, крикнул:

– Черныш!.. Рассей их!.. А вон того, видишь?.. принеси мне. Выполняй!

Черныш, что при первых звуках знакомой команды сразу начал в нетерпении грести лапой землю, сорвался с места. Это ж самое любимое: гонять, давить, хватать и приносить добычу. Во-первых, драконы – все и так гоняльные, давильные, хватальные и приносящие в гнезда добычу. Во-вторых, можно отвести душу и насладиться осознанием, что теперь не он боится этих больших и страшных существ на огромных храпящих конях, а они, ставшие такими маленькими, бегут от него в ужасе, а он их ловит, как цыплят. И, самое главное, так сказал великий и горячо любимый папа, что всегда прав, всегда все знает и умеет.

Артане повернули коней и понеслись на них, пригнувшись к конским гривам. Иггельд видел только широкие мускулистые спины да толстые руки с блещущими в них острыми топорами. Холод прокатился по телу, он стиснул челюсти, да не увидит Ратша, как его трясет, взял меч обеими руками и приготовился встретить натиск. Артан восьмеро, значит, двоих Ратша уже сумел ссадить с коней. И еще ссадит…

Черныш выметнулся навстречу, издал страшный грохочущий рык, от которого ноги подогнулись, сердце застучало часто-часто. Оглянулся на Ратшу, тот побелел, едва не выронил меч, а щит опустил вовсе. Черныш распахнул пасть, растопырил лапы и крылья и так врезался в отряд. Если бы не сумели сдержать коней, то сшиблись бы и, возможно, опрокинули бы объединенной массой, но кони испугались до визга, садились на круп, вставали на дыбы, поворачивали и уносили всадника, не слушаясь шпор и раздирающих рот удил, а Черныш налетел, начал опрокидывать вместе с конями, хватал пастью, бил лапами.

Двое всадников сумели справиться с конями и помчались на Иггельда и Ратшу.

– Мой левый, – предупредил Ратша.

Иггельд чуть не сказал, чтобы брал хоть обоих, но вместо этого сделал шаг вперед. Артанин налетел на огромном горячем коне, сам огромный и страшный, свирепый, с поднятым топором. Полуголый до пояса, он тем не менее выглядел облаченным в латы, настолько широка грудь, а обцелованная солнцем кожа цвета старой меди. Иггельд вскинул меч, послышался резкий звон, руки тряхнуло, артанин проскочил мимо, тут же развернул коня и ринулся на него снова. Коричневое от солнечного загара лицо перекошено бешенством. Он снова занес топор, искорка сорвалась с лезвия и кольнула глаз Иггельда, он отпрыгнул, извернулся и нанес встречный удар.

Кончик длинного меча задел кисть руки с топором в ладони. Как в кровавом тумане, Иггельд видел проскользнувшего дальше всадника на горячем коне, а кисть с зажатой рукоятью топора остановилась в воздухе, перевернулась, топор пошел острием вниз, а рукоять, брызгая кровью из вцепившейся мертвой хватки руки, последовала за ним…

– Берегись! – закричал Ратша.

Иггельд, все еще в оцепенении, медленно повернулся. Артанин, блестя огненными расширенными глазами, выхватил левой рукой кинжал и гнал коня прямо на проклятого куява. Иггельд отскочил, инстинктивно выставил перед собой меч, все так же держа обеими руками. Артанин прыгнул с коня, растопырившись, как лягушка, замахнулся ножом. Руки Иггельда тряхнуло, нож мелькнул перед лицом, он выпустил рукоять меча и отступил, а артанин, пронзенный насквозь, упал и забился в корчах.

Черныш все еще гонялся за всадниками, хотя в седле оставались двое, потом уже один, а кони с опустевшими седлами носились с безумным ржанием.

Подошел Ратша, вытер лоб, глаза пытливо всматривались в лицо Иггельда.

– Струхнул?

– Какое там струхнул, – едва выговорил Иггельд. – Меня всего трясет…

– Так всегда, – сообщил Ратша. – Первый раз человека жизни лишил. Потом привыкаешь. Вот курицу зарезать не могу… а человека – легко. Он же пришел с боевым топором! Знал, что идет убивать. Знал, что могут убить. Сам выбрал эту дорогу. Так что правильно, не терзайся. А вот курицу – не могу…

– Да, – прошептал Иггельд. – Да, Ратша… Прости, но меня все равно трясет.

– А ты смотри на Черныша, – предложил Ратша. – Сразу все понял. Видишь, как гоняет! Если коня скормить, он взлетит?