Княжий пир - Никитин Юрий Александрович - Страница 96

Вспышка, неуловимое изменение, на месте волка поднялся с четверенек некрупный согнутый старик, весь ­костлявый, с выпирающими ребрами, худыми чреслами. Ноги были худые и тощие. Он торопливо схватил со скамьи у портика чью-то хламиду, набросил на плечи, запахнулся, лишь тогда спросил раздраженно:

– Никто еще не придумал, как превращаться вместе с одежкой?

Маги молчали, потрясенные, а Василий с трудом отыскал свой голос, ставший противно тонким, без ноток властности:

– Кто ты, неведомый?

Старик, уже в хламиде, похожей на серый грязный халат, вытер лоб широким рукавом:

– Да вот… фу… стар уже стал так скакать!.. Эх, где моя молодость… Меня зовут Опис. Странное имечко, но так звали моего далекого пращура, который… гм… словом, одна птаха шепнула мне, что… ну, вы собираетесь изобидеть одного из моей родни.

Он по-хозяйски сел, указал им на скамьи напротив. Маги послушно, как дети, сели, только Василий задержался, раздраженный, но пересилил себя, опустился напротив, голос его стал громче:

– Кто ты, назвавшийся Описом?.. Так в древности звали гиперборея… ставшего отцом древних богов Аполлона и Артемиды… Видимо, твой пращур. Что ты хочешь? Зачем разрушил мой сад?

Старик в великом изумлении пожал худыми плечами:

– Я? Я лишь гулял по нему, это вы его ломали и крушили… да еще с каким удовольствием! Правда, я сам люблю ломать и жечь…

Он мечтательно улыбнулся, зубы выглянули на миг, не по-старчески белые и острые, клыки высунулись нестертые. По телу Василия пробежал недобрый холодок.

– Ладно, – сказал он, сердце ныло в предчувствии поражения, – ты показал свою мощь, старик. Хотя не думаю, что ты сильнее… Но и ты не сможешь повредить нам. Ибо наши источники мощи разные…

Внутренним слухом он различал слова, которые спешно составляют Укен и Шенг, даже Фивантрокл и другие маги опомнились, лихорадочно ищут щели в странной защите гиперборея. Теперь бы задержать разговорами, отвлечь сладкими словами, расспросами.

Старик отмахнулся:

– Да какие там разные.

Василий насторожился, сердце радостно застучало, спросил как можно небрежнее:

– Разве нет?

– Нет, – ответил старик победно, – вы тоже черпали оттуда же.

– Мы? – спросил Василий быстро. – Но я не чувствую.

Старик сердито отмахнулся:

– А ты напрягись, напрягись! Тыщу лет черпали, а сейчас не могете?

Василий пробормотал:

– Тыщи лет?.. Когда это было?.. А, понимаю. То были не мы, наши предки.

– Пращуров надо уважать, – ответил старик сварливо. – Вот и недоуважались!

Он поморщился, очень уж тупо стучались в его незримый щит младшие маги, сдвинул брови, и троих магов швырнуло оземь. Василий успокаивающе взглянул на старика, мол, молодые да горячие, не сердись, а сам знаком велел продолжить, только потоньше, из-под укрытия. Рано или поздно щель отыщется, а тогда достаточно быстрого выпада даже слабейшего из магов. А против усилий двенадцати магов не устоит никакая мощь.

Разговаривая, старик взял в руки вазу, хмыкнул скептически, хотел было поставить обратно, но вдруг глаза расширились:

– Гляди, это ж никак Арпоксаю по зубам досталось?.. Ха-ха!.. А это рядом Липоксаю ногу перевязывают?

Он расхохотался, руки тряслись. Василий сказал обеспокоенно:

– Осторожнее!.. Эта ваза стоит…

У странного старика даже слезы выступили от изнеможения. Не глядя, попытался поставить на место, она выскользнула из слабеющих пальцев. Василий сжался, ваза с сухим треском ударилась о мраморные плиты. Блестящие черепки разлетелись, как мелкие льдинки под ударом молота. Волхв, утирая слезы, пролепетал, кислый от ­смеха:

– Надеюсь, стоила не слишком дорого… ха-ха… Что, в самом деле?.. Никогда бы не подумал!.. На что только золото уходит… А по дорогам сироты ходют.

Он оперся о стену, пальцы уперлись в роскошную картину, вышитую на тончайшем шелке, которую Василий за несметные сокровища получил из Египта. Не глядя, сдернул небрежно, вытер вспотевший лоб, звучно высморкался, отчего шелковая ткань вздулась парусом, отбросил, как туго набитую подушку.

Василий ошеломленно и в ярости смотрел на это надругательство, а в свернутой кулем шелковой занавеси булькало, двигалось, переливалось, квакало гадко и ут­робно.

Маги стояли с каменными лицами. Старик покосился на них, голос был благожелательным:

– Не трать, кума, силы… спускайся на дно.

– Что? – не понял Василий.

– Говорю, на меня это не подействует.

Василий не нашелся что ответить, а Шенг сказал напряженно:

– Это должно действовать на всякого, что надевает личину зверя или птицы…

Старик сказал ухмыляясь:

– Но не на меня.

– Почему?

– А кто сказал, что я человек?

В мертвом молчании Укен вскрикнул:

– Но пробовали и заклятия против демонов!.. Я знаю все о демонах!

Старик отмахнулся:

– О демонах никто не знает много… Впрочем, а я при чем?

– Но как же тогда… либо человек, либо демон! Третьего не дано.

Старик почесал в затылке:

– Да? Если не дано, тогда мы взяли сами. Понимаете, дети, я из невров. Знаете, что это?

Маги мялись, отводили взоры. Василий ощутил холодный озноб:

– Древние легенды говорят о людях-волках… Не о волшебниках, которые могут становиться волками, а о… Великий Боже! Так ты один из тех, которые были еще при… Не могу вышептать, а не то что вымолвить… Невры – это те, что под личиной волков спрятались в ковчеге Ноя!.. Это те, что пошли от Лилит и падших ангелов…

Старик равнодушно отмахнулся:

– С чего бы мы прятались в ковчеге? Там была лишь малая часть. Остальные дети Адама и Евы спрятались в глубоких пещерах, где и переждали Большую Воду… Правда, стали гномами да разными… Словом, дети, я вас предупредил. Вы ж знаете, что с каждым поколением народ становится ученее, но в магии – слабее. Так что подумайте…

Он поперхнулся, откашлялся, сплюнул на пол. На белом мраморе расплылось коричневое пятно, взвился столбик желтого пара. В основании столбика шипело, отвратительная язва проела мрамор насквозь.

– Чагу пил, – объяснил он доверительно. – Но переварил, крепковата…

Он сплюнул снова, едва не угодив на сапог грузному Укену. Тот отпрыгнул с неприличной для его веса поспешностью. Маги остановившимися глазами смотрели на новую ноздреватую дырку в мраморе. Будто на отполированную глыбу льда плеснули кипящей водой!

– Что такое чага? – спросил Василий.

Внутренним зрением видел, как Фивантрокл и Шенг скрепили цепь сильнейших заклятий, добавили двойной щит вокруг магов, и почти безучастно слушал, как старик по-старчески словоохотливо начал объяснять:

– Это такой гриб! Вырастает на старых березах, лечебный! Тыщу болячек снимает как рукой, а еще пригаживается при сглазе и порче… Ежели у вас есть березы, я научу варить отвар, только давайте по-хорошему: не трогайте моего племянника… стодвадцатиюродного со стороны соседки.

Василий оглянулся на своих, сказал быстро, прежде чем кто-то успел раскрыть рот:

– Мы еще не решили.

– Вот и решим вместе, – обрадовался старик.

– Как это?

– А вместе, по-любовному. Вовремя я прибыл, вам не придется отказываться от слова.

Фивантрокл и Шенг склепали последнее звено. Василий, продолжая вести беседу со старцем, добавил к их заклятию свою мощь, сам направил в грудь гиперборея, где в левом уголке сердца гнездится уязвимое место мага, задержал дыхание и выплеснул всю их накопленную мощь в одном страшном выпаде.

Через остатки сада пронеслась незримая волна полного уничтожения. Она затихла, едва достигнув дальней стены, но каменные плиты потемнели, по ним потекло коричневое, застывало грязными волнами, сосульками. В том месте, где пронесся кулак магов, исчез даже пепел от кустов.

Старик обеспокоенно почесался, огляделся в страхе:

– Чегой-то меня в жар бросило… И зудит, мочи нет… У вас тут вшей нет?

– Н-нет, – ответил Василий мертвым голосом.

– Точно? А то с гнилого юга везут всякую заразу… Так о чем мы гутарили?