Княжеский пир - Никитин Юрий Александрович - Страница 95

– Будет бой?

– Не уйти, – бросил Рагдай.

– Что у них за кони?

– Просто сменные, – сказал Рагдай с досадой. – На полном скаку пересаживаются с одного на другого. Вот и скачут целый день!

Залешанин всмотрелся внимательнее:

– Значит, там не так уж много? Степняки берут по двое коней в завод. Так что там если коней тридцать, то всадников только с десяток?

– Разуй глаза, – сказал Рагдай раздраженно. – Похоже, что там тридцать коней?

– Не похоже, – согласился Залешанин.

– То-то!

Залешанин покосился на витязя. Тот дергался, втягивал голову в плечи, то бледнел, то заливался краской. Его глаза беспокойно перебегали с приближающейся тучи на свой меч и обратно. Уже стало видно тень и на земле, словно отражение той, что несется сверху.

– Что ты трусишь? – сказал Залешанин. Он чувстововал себя даже весело. – Добрая драка… Разве не жили мы все время на острие ножа?.. Так чего ж страшиться?

– Не понимаешь, – ответил Рагдай тоскливо.

– А, – догадался Залешанин, голос сразу потеплел, – ты можешь потерять не просто жизнь, а… Ничего, отобьемся. Не от таких отмахивались.

– И невеста, – молвил Рагдай тихо, – и щит… Ты когда-нибудь видел, чтобы над степняками была туча из комьев земли?

Залешанин пожал плечами:

– Если по чести, то я и степняков не видел. Разве что в самом Киеве.

– Эх… В степи побеждает не тот, у кого конь сильнее, а у кого быстрее. Их кони не подкованы, чтобы легче было скакать. А копыта без железных подков такие комья не вывернут!

Залешанин открыл рот:

– Значит, это не степняки?

– Или степняки, – ответил Рагдай медленно, глаза его впились в бешено скачущих вдали всадников, уже можно было различить отдельные фигурки, – или степняки… у которых кони настолько могучие…

Он умолк, но мороз и так прошел наконец по разгоряченному телу Залешанина. На богатырских конях могут сидеть только богатыри. Иных такие кони к себе не подпустят.

– Ну что ж, – сказал он, стараясь говорить твердо и мужественно, – мы все-таки жили… А сколько народа померло во младенчестве, в детстве?.. Я, почитай, прожил долгую жизнь… при моем-то ремесле! Сколько уже кончили на плахе, на колу, в петле?.. А тут красиво, под звон мечей и пенье стрел…

Он шумно высморкался в сторону, чтобы не поскользнуться потом, когда начнется пир мечей, вытер пальцы сзади о портки и поднял с земли палицу. Поколебался, вытащил из мешка драгоценный щит. Толку будет мало, не обучен драться по-воински, но пока сможет вертеть палицу одной рукой, пусть будет и щит, так красивше.

– Это у северян важнее сила, – торопливо напутствовал Рагдай. – У степняка – скорость! У них не топоры и не мечи, а легкие сабли.

– Но мечом можно рассечь пополам…

– Пока ты один раз взмахнешь тяжелым топором или палицей, он тебя саблей успеет трижды… Понял?

Всадники постепенно притормаживали коней. Залешанин всматривался с растущей тревогой. Степняки, но таких огромных и широких видеть не приходилось. Кони что быки, огромные и тяжелые, глаза горят, из ноздрей валит дым, копытами землю роют.

Он ждал, что сейчас кто-то крикнет, чтобы сдались в полон, все-таки хоть и с петлей на шее, но все-таки жизнь, а там и сбежать всегда жива надежда, но степняки то ли понимали, что зря воздух поколышат, то ли взятый с бою полон слаще, но неспешно окружили полукругом, со спины мешали огромные валуны, переглянулись, разом завизжали и пустили коней вперед.

Рагдай отступил на шару шагов, чтобы не попасть под палицу смерда, а Залешанин выругался, дабы разъяриться пуще, завертел над головой дубиной, взревел медведем, пугая коней.

Всадники двинулись разом с трех сторон. Залешанин, вращая палицей, сделал быстрый шажок вперед, палица в руке дрогнула, в плече отдалось, он так же спешно отступил, но палица выровнялась и продолжала рассекать воздух над головой. Всадники, визжа и улюлюкая, ринулись вперед. Конь с опустевшим седлом пробовал пятиться, его толкали, пихали, и Залешанин выбил из седел еще троих, да так выбил, что те отлетали на десяток шагов, уже сплющенные, как глиняные игрушки в могучем кулаке взрослого.

Когда они попятились, Залешанин сперва не поверил глазам. Быстро оглянулся на Рагдая. Тот, суровый и сосредоточенный, молниеносно полоснул кончиком лезвия по лицу крупного степняка в малахае, сделал выпад, и второй свесился с седла, а остальные торопливо подавали коней назад. На опустевшем месте корчилось не меньше десятка сраженных.

– Здорово, – выкрикнул Залешанин, – я уж думал, я их навалил!

– Оба вы с индюком думатели, – буркнул Рагдай. Глаза витязя не отрывались от перестраивающихся степняков, – для боя одной силы мало… хотя в тебе ее на трех медведей хватит.

– На трех? – оскорбился Залешанин. – Я пятерых заламывал!

– А шестерых?

– Больше у князя Березовского не оказалось.

В трех десятках шагов степняки горячили коней, все становились по-другому, кричали друг на друга тонкими голосами. Каждый при сабле, как и говорил Рагдай, но у богатырей и сабли по весу не уступают тяжелым мечам, так что эти огромные силачи не такие уж и быстрые. А когда сила на силу, то его палица едва ли уступающая по длине оглобле, разбивает те сабли как мальчишка сосульки.

– Перевел дух? – быстро сказал Рагдай. – Теперь дерись с умом…

Он не успел договорить, как степняки завизжали так пронзительно, что в ушах зазвенело, а Залешанин ощутил себя как муха в паутине. Он закричал сам, стряхивая наваждение. Крик был таков, что едва не лопнули жилы в горле, кони перед ним вздыбились в страхе, всадники бестолково махали саблями, пытались удержать коней, а Залешанин с лютой радостью крушил палицей все, что вертелось и ерзало на конских спинах.

Справа от себя слышал звон булата, крики, дикое ржание. Голоса Рагдая не слышал, но люди кричали, хрипели под копытами, так что Рагдай дерется молча, гордый, ну, а как дерется, слышно по другим, что не такие гордые, не такие благородные.

Когда степняки бросились на них в третий раз, Залешанин впервые разглядел, что за их спинами не толпы ждущих, когда освободится место, а оседланные кони. Некоторые уже с кровью на спинах. Оглянулся на Рагдая: