Князь Владимир - Никитин Юрий Александрович - Страница 23

С корабля метнули канаты, на причале подхватили, подтянули, привязали, наложили мостки, и вот Добрыня величаво ступил на родную землю. Поклонился земным поклоном, а Волчий Хвост даже встал на колени и поцеловал землю.

Расталкивая толпу, на причал пробился Сфенел. Обнял Добрыню, почти такой же огромный и тяжелый, отстранил на вытянутые руки, всматриваясь в загорелое лицо:

– Зрю, доволен… Все удалось?

Добрыня улыбнулся:

– Про то княгиня должна узнать первой.

Брови Сфенела сдвинулись к переносице. В глазах мелькнул предостерегающий огонек.

– Ежели на то пошло, то первым должен узнать Святослав. Но князь сейчас в походе…

– Как же ты остался? – удивился Добрыня.

Брови Сфенела уже не сдвинулись, а сшиблись на переносице.

– На то воля Святослава. Он там, а я блюду его интересы здесь. Все еще непонятно?

– Понятно, – ответил Добрыня, он чуть побледнел, голос стал почтительнее. – Сфенел, я расскажу тебе по дороге.

С корабля добровольные помощники таскали сундуки, ларцы, мешки, тюки дорогой ткани. Волчий Хвост остался руководить, Добрыня ушел со Сфенелом. Владимир отнес на берег тюк с паволокой, как вдруг его схватила за плечо грубая рука.

– Ты чего меня толкнул?

Перед ним стоял Варяжко, отрок самого Святослава, друг Ярополка, сына великого князя. Он был не простым другом княжича, а закадычным, что означало друга задушевного, ибо у русов бессмертная душа живет за кадыком, и от них к славянам уже начали переходить слова «схватить за душу» или «задушить», когда хватали за горло. А Варяжко был русичем, сыном настоящего руса и славянки из племени вятичей. Он был на полголовы выше Владимира, шире в плечах и тяжелее.

– Я нечаянно, – сказал Владимир, он дышал тяжело, тюк едва не переломил его надвое.

– За нечаянно бьют отчаянно! – захохотал Варяжко.

Его кулак без размаха ударил в лицо. Боль ожгла губы, он ощутил во рту соленое. Не успел сжать кулаки, как Варяжко со смехом ударил сбоку в голову.

Земля и небо поменялись трижды местами. Он приподнялся на дрожащих руках, увидел приближающийся конец сапога. Откатился, вскочил на ноги, но снова кулак с ленивой небрежностью ударил по губам.

– Ну, – голос Варяжко был злой и насмешливый, – мне рассказывали, что ты прямо герой! Упражняешься с мечом, на конях скачешь… Покажи, на что ты годен!

Он стоял перед ним уверенный и насмешливый. Кулаки сжал, но не нападал, давал время прийти в себя. На них оглядывались, двое-трое даже остановились посмотреть на драку подростков. Другие шли мимо: драки – дело привычное, а корабли из Царьграда всегда праздник.

Владимир стиснул кулаки и бросился на обидчика. Напасть на русича – преступление, но тот сам вызвал его на драку. Значит, дозволено. И он в злости и жажде размазать врага по земле все же вспомнил то, чему учили его Сувор и Добрыня.

Варяжко пропустил два сильных удара в лицо, едва удержался на ногах. Глаза его расширились от удивления. Он умело уклонился, выбросил сам кулак навстречу. Владимир ощутил удар так, как будто в него попала глыба из баллисты. Преодолевая боль, он умело закрывался локтями, подныривал, доставал кулаками противника, но пальцы всякий раз натыкались тоже в искусно поставленную защиту из рук, локтей, предплечий, а кулаки Варяжко все же прорывали его защиту, били больно.

Разбитые губы кровоточили, затем кровь потекла из разбитой брови, заливала глаз. Он торопливо смахивал ее, стараясь увернуться от жестоких кулаков. Услышал чей-то предостерегающий голос:

– Эй, отроки!.. Драка-то небось до первой крови?

И голос ненавистного Варяжко:

– Нет!

– А как же?

– Пока один стоит на ногах!

Владимир из последних сил бросился на врага. Он видел торжествующую ухмылку. Румяное лицо Варяжко оставалось целым, только на костяшках пальцев появились ссадины. Он почти не запыхался, теснил умело. Владимир обреченно понял, что Варяжко – не княжичи, что любят поспать и поесть. Этот сам явно упражняется до темных мух в глазах. А так как черной работы у него нет, то может упражняться все дни…

Сильный удар в голову потряс. Перед глазами вспыхнули искры, будто в догорающий костер швырнули камень, ноги подломились. Но еще до того как упал, сильный завершающий удар пришелся снизу в челюсть и буквально поднял его на воздух.

Тьма наступила раньше, чем он ударился оземь.

Святослав, огромный и весь в железе, пропахший дымом костров и конским потом, вошел в горницу быстрым неслышным шагом. Его сравнивали с пардусом, ибо двигался как пардус: неслышно и молниеносно, был свиреп в бою и умел с любой дружиной быстро одолевать немалые расстояния.

Его острые серые глаза быстро пробежали по горнице, ухватив всю разом, с двумя детьми и женой, тесными стенами и двумя окошками. Там, за решеткой на окнах, призывно синеет бескрайний простор, там просыпается душа и рвется в полет, там степь бросается под копыта его коня, а он в бешеной скачке слышит призывные звуки медных труб, зовущих к победам, славе, настоящей мужской жизни!

А в горнице под взглядом острых глаз каждый ощутил потрясение, будто сильные руки великого князя больно ухватили за плечи.

– Дети мои, – сказал он негромко, но страшная сила чувствовалась в его голосе, – я опять на брань… Но гибнет не тот, кто воюет, а кто сидит сиднем. Он уже мертв! Молодые да сильные народы ищут новых земель, а когда находят – берут по праву сильного. Так наш дед привел на эти земли русов из своей Руси и построил Русь Киевскую. А из дальних неведомых земель пришла дикая орда конных болгар во главе с ханом Аспарухом, захватила земли наших братьев славян, обратив их в рабство, основала свое царство, назвав его Болгарией… Теперь болгары нападают на ромейские земли. Царьград, с которым мы в союзе, просит помощи. Он прислал деньги, но я и без денег верен слову.

Ярополк сказал рассудительно:

– Отец, но ведь славяне и болгары уже сдружились. Болгары выставляют свою конницу, а славяне идут пешими. Но бьются против ромеев вместе!

Святослав неожиданно усмехнулся:

– Вятичи тоже идут в моем войске! Но с охоткой ли? Я иду на болгар, но они воины смелые, ярые, а воинская судьба переменчива. Я побеждал, но так ли будет всегда? Увы, нет уже моей матери, что блюла покой земли Русской. Не на кого оставить мне Русь. Остались только вы, мои подросшие соколята.