Князь Рус - Никитин Юрий Александрович - Страница 45

Глава 6

Соломон, еще когда садился в повозку, видел, как конные отряды скифов ринулись на град… но проскакали вдоль стен и понеслись дальше на север.

Он вздохнул, подергал вожжи. Лошадь очнулась от тяжких дум о нелегкой доле упряжных, тоже вздохнула и медленно потащила повозку обратно по дороге в град.

На стенах над воротами теснился народ. Соломон чувствовал подгоняющие взоры. Все со страхом и нетерпением смотрели, как медленно бредет старая лошадка. Ворота открыли загодя, скифов поблизости нет, но за въехавшей повозкой закрыли с той поспешностью, что лучше всего говорило о страхе перед гоями.

Гвалт со всех сторон поднялся такой, что Соломон, морщась, вскинул обе руки:

– Я все скажу!.. Я расскажу все! Но сперва я должен как можно быстрее переговорить с Иисусом… где он?.. с кузнецами, охотниками?

Из толпы раздались нетерпеливые крики:

– Что за народ? Что хотят?

– Кто они?

– Зачем пришли?

Соломон поклонился, челядины помогли выбраться из повозки. Отвечать не стал, кричат от страха и растерянности. Видят же со стен, что за народ и чего хотят, но жаждут, чтобы опроверг, сказал, что все по ошибке, дикий народ сейчас снимется и уйдет дальше…

Челядины и домашние помогли подняться на крыльцо, ввели под руки в большую комнату. Жена и дочь хотели отвести к ложу, но указал на стол, где лежали старые книги, свитки бересты. Его отпустили, когда он тяжело опустился в кресло. Закрыв глаза, чувствовал, как бережно подкладывают под спину и бока мягкие подушки.

Только-только усталое тело благодарно расслабилось, как за дверью послышались тяжелые, уверенные шаги. Соломон ощутил, как в желудке возникла боль. По шагам слышно Иисуса, умелого охотника, отважного борца с дикими вепрями, сейчас же взявшего на себя оборону стен. Раньше он ходил настолько неслышно, что мог подкрасться к оленю и вонзить в него нож раньше, чем тот отпрыгнет, сейчас же в походке появилась гремящая напористость.

Соломон поднял голову, Иисус небрежно захлопнул за собой дверь.

– Мир твоему дому, ребе.

– И тебе, сын мой.

Иисус сел за стол напротив. Лицо было изнуренное, постаревшее, под глазами пролегли темные круги. Коричневые глаза, однако, блестели грозным огнем. В комнате словно бы повеяло свежим, но холодным ветром.

– Какие новости, ребе?

– Кое-что удалось узнать.

– Они в самом деле пришли захватить наши земли?

– Откуда знаешь?

Иисус ответил уклончиво:

– В нашем мире плохие новости расходятся быстрее хороших.

Его кулаки лежали на столешнице. Не такие огромные, как у скифов, но сухие и твердые, как корни старого дерева. Соломон ощутил недоброе предчувствие. Старший охотник быстро и умело налаживает оборону града, но что-то в этом пугало и тревожило Соломона, а что, понять не мог, отчего на душе становилось еще тревожнее.

– Ты был прав, – сказал Иисус, – когда заставлял подновлять стены, когда настоял, чтобы выкопали второй ров. Но сейчас, когда надо все силы бросить на войну, ты еще ведешь какие-то переговоры с дикими гоями!

– Переговоры дают нам время, – возразил Соломон. – А для нас каждый день дорог… К тому же разве наши люди дни и ночи не перековывают орала на мечи? Не учатся вонзать копья в живого человека? Ты очень быстро превращаешь огородников в воинов.

Иисус горько усмехнулся:

– Если бы! Им недостает жестокости.

– Жестокость никому не нужна.

– Пусть не жестокости, – поправился Иисус, – но они в самом деле слишком уж не выносят крови. Однако к гоям надо относиться как к свиньям, которые опустошают наши поля. И убивать их так же безжалостно и недрогнувшей рукой.

Снова холодок страха пробежал по спине Соломона. Когда Иисус сжимал кулаки, его руки напрягались, на плечах вздувались мышцы, он выпрямлял спину, а в лице появлялись злость и гордость. Он становился похож на скифа. Быстрый и сильный, он едва ли не единственный мог с ними драться на равных.

– Безжалостно… – повторил Соломон. – Да-да, безжалостно… Как они, так и мы. Древняя библейская мудрость: око за око, зуб за зуб… Пожар затушили?

Иисус отмахнулся:

– Пустяк. Слишком близко поставили кузню к сараям. Да и народ новый, неопытный. Мы соорудим сотню новых. Кузнецы теперь даже ночами перековывают мотыги в боевые топоры. Скоро у меня умелых бойцов будет впятеро больше! И тогда дадим кровавый бой… Мы истребим их как сорную траву. Мы усеем ихними телами наши поля, вороны выклюют им глаза, а черви доедят то, что оставят им волки!

Он тяжело дышал, кулаки сжимались так, что кожа на костяшках скрипела. Боль в желудке Соломона стала острее, а между лопатками стало холодно, будто в спину вонзилась сосулька. Ему все больше казалось, что перед ним сидит сильный и уверенный в себе потомок Гога.

– Тебе снится слава другого Иисуса, – сказал он с мягким упреком. – Иисуса Навина, который по крови и трупам привел наш народ в землю обетованную…

– Разве то не была дорога славы?

– Увы, сейчас не ты привел народ, а этот дикий вождь. Таких же диких, голодных и отчаявшихся людей, какими были наши предки, когда вышли из пустыни к землям Ханаана. Сейчас он – Иисус, а мы… мы должны придумать достойный выход. Мы не ханаане и филистимляне: мы знаем, что произошло, и не хотим, чтобы такое же случилось с нами.

В черных, как спелые ягоды терна, глазах Иисуса на миг вспыхнуло раздражение. Соломон покачал головой, Иисус отвел взор.

– И еще, – сказал Соломон мертвым голосом, – то, что они пришли, еще не самое худшее… Эти люди не питают к нам особой вражды. Такие народы уничтожают других лишь потому, что те попадаются на их пути, просто оказываются рядом, и потому лишь, что – чужие. Но худшее в том, что они и есть сыны Гога и Магога.

Иисус побледнел. Кровь отхлынула, лицо стало желтым, как у мертвеца. Нос заострился, глаза запали и погасли. Мертвым голосом прошептал:

– Тогда они… должны истребить нас.

– Да, так сказано в Завете, – подтвердил Соломон.

– Конец… конец всему?

– Да, – сказал Соломон, – но, как сказано, после того, как они истребят народ израильский, наступит конец света. Грянет Страшная битва с силами Зла. Враг будет повержен, наступит Страшный Суд, когда всяк получит по заслугам. Но я пока не могу сказать это народу, ибо они тут же выйдут из града и подставят головы под топоры скифов.

Иисус все же обреченным голосом прошептал:

– А разве так не проще?

Соломон ощутил растущее раздражение. Сильные мышцами люди редко оказываются сильными духом. Они чаще впадают в отчаяние, отказываются от борьбы.

– А кто сказал, что мы и есть израильский народ? Ведь когда началось истребление нашего народа, мы разбежались в поисках спасения. Одно колено бежало через пустыню, другое – через горы, мы сражались чуть дольше, и нам дороги на юг перекрыли. Пришлось, как испуганным ланям, бежать сюда, на север… Но я не верю, что только мы уцелели! Не мог наш господь дозволить, чтобы его народ исчез так… полностью!

Лицо Иисуса чуть посветлело. Он вздохнул прерывисто, так не к лицу человеку с мечом, словно ребенок после долгого плача:

– Хорошо бы. Но я видел наши старые записи! Бежали десятки тысяч, редкие тысячи добрались до этих земель, а сколько пережило первую страшную для нас, привыкших к теплу, зиму? Я помню, что весь наш народ – потомство четырех уцелевших женщин! Иной раз среди ночи просыпаюсь от страшной мысли, что, если бы и они… А они хворали, об этом есть запись!

Соломон сказал просто:

– Нас бы не было. Но мы есть. А также есть племя Гога и Магога. Я верю в предопределенность и даже готов протянуть шею под их топор… но один момент в рассказе их волхва меня потряс.

– Какой? – спросил Иисус настороженно.

– Причину их ненависти к нам. Точнее, ко всему племени Сима. Оказывается, с годами истинная причина расставания трех братьев забылась. Или же исказилась намеренно, во что я верю больше. Жизненную правду заменили привычной сказкой о трех братьях: двух злых, а третьем – кротком и послушном. Так вот этого третьего злые братья изгнали, а ныне его потомки горят жаждой восстановить справедливость. А справедливость в их понимании – это предать мечу и огню чужаков, истребить все живое, вырубить сады, засыпать колодцы… Ну, сам знаешь, что проделали наши предки, когда вошли в землю Ханаанскую.