Главный бой - Никитин Юрий Александрович - Страница 17

– Сог… ла… сен! – прохрипел он. – Беру с собой!.. Но… с условием!

– Согласна на любое, – ответила она чересчур поспешно.

– Я оставлю тебя в первой же веси!

– Согласна, – ответила она упавшим голосом.

– Тогда, – крикнул Добрыня, – где мой конь?

Оглушительный свист ударил по ушам как дубиной. Из тумана вылетел ком грязи с тиной, шлепнулся в лоб, грязь потекла в глаза. Ослепленный, чувствуя на губах вкус гнили, он отчаянно размахивал мечом во все стороны, стараясь по чавкающим шагам определить, где враг.

В сторонке раздалось конское ржание. Снежок хоть и усомнился, но прибежал на разбойничий свист молодой вдовы. Добрыня ощутил на поясе сзади сильные руки. Женский голос прокричал в ухо:

– Хватайся за седло!

Когти и клыки вцеплялись уже со всех сторон. Доспехи заскрежетали, он чувствовал, как острые зубы дернули за край кольчуги, едва не свалив с ног. Острой болью кольнуло в бок, шею. Он сунул меч в ножны, обеими руками вцепился в седло. Ноги поволоклись по грязи, загребая тину и ряску. За плечи держали крепко, хватали за сапоги, за ноги. В ушах стоял крик, шум, плеск, потом в глазах вспыхнул болезненно яркий свет. Как будто издали услышал свой вопль. Свет тут же сменился чернотой, где страшно заблистали фиолетовые звезды.

Прямо в ухо прокричал женский голос:

– Да хоть лягни же…

Все еще вслепую, он схватил скользкое, с мерзким запахом, задавил, еще хватал и ломал кости, пока в глазах не прояснилось. Он держал под мышкой зеленую, облепленную ряской голову. Мелкие, как у рыбы, зубы вцепились в кольчугу. В двух шагах Леся, залепленная зеленой ряской, удерживала под уздцы испуганного коня, смотрела, как показалось Добрыне, со страхом и отчаянием.

Он сдавил, услышал влажный хруст, отпустил переставшее трепыхаться тело. Кольчуга от самого ворота забрызгана зеленой слизью, на сапогах налипла тяжелая, смердящая грязь, по лицу и шее ползет мерзкая жижа, срывается тяжелыми липкими каплями.

Изогнутая стена тумана вздымалась, плотная и жутковатая, уже в десятке шагов. Добрыня с облегчением понял, что они каким-то образом очутились по эту сторону. Двух-трех болотных тварей, что успели ухватиться мертвой хваткой, вынес на себе, вон растекаются слизью, как огромные жирные жабы.

Леся сказала с бледной улыбкой:

– Нам бы поспешить…

– А что, погоня? – спросил он хрипло.

– Пока нет…

– Понял, – ответил он. – Я не хочу окончить дни в болоте.

Только он сам понимал подтекст своих горьких слов, но Леся бегом подвела коня, даже вроде бы пыталась подсадить. Добрыня нахмурился, за это оскорбление надо убивать на месте, сам с усилием взобрался в седло, протянул ей руку. Ее пальцы были мягкие, теплые, но он ощутил настоящую крепость в тонкой кисти.

Конь пошел в галоп, деревья мелькали, как летящие навстречу птицы. Постепенно земля загремела под копытами, затем стук стал таким сухим, словно мчались по камню. Справа и слева замелькали сосны, что терпеть не могут болот.

Добрыня остановил коня:

– Ну, здесь болотные твари не достанут?

– Нет, – ответила она. – Но меня страшит другое.

– Что?

– Что за всю жизнь не отмоюсь.

Пока неслись через лес, болотная грязь не просто высохла, а въелась, прикипела. Даже у ручья не сразу смыли, пришлось долго размачивать, отдирать налипшую, как прочный рыбий клей, слизь и кровь. Между кольцами кольчуги застряли не то лохмотья плоти, не то клочья внутренностей, липкие, как живица, воняющие мерзостно.

Леся бледно улыбалась. Золотистые волосы Добрыни слиплись и торчали страшными космами. Зеленая слизь окрасила их в странный цвет, болотные твари приняли бы за своего.

– Если кривичи не ушли, – проговорила Леся, – то вниз по реке наткнемся на их селение… А чуть ниже у них городок. Купим коня.

Добрыня покачал головой:

– Зачем? Я привык обходиться без засводного.

– А я? – произнесла она совсем тихо.

– Что – ты?

– Как поеду я?.. Если за твоей спиной, то… ладно.

Он нахмурился:

– Что-то я не понял. Мы договорились, что оставим тебя там же в веси.

Она ответила погасшим голосом:

– Зачем?

– Не женское дело, – ответил он строго, – незамужней женщине находиться в лесу… да и вообще, с посторонним мужчиной.

Она слабо усмехнулась:

– Не совсем женское было и медведя рогатиной… Но никто меня не осудил! А я не одного медведя добыла, когда отцу на лечение понадобилось медвежьего жира.

Он поморщился:

– Здесь медведи не понадобятся.

– Вот и хорошо, – согласилась она просто. – У тебя в мешке ничего нет? Ну, так я собрала нам на дорогу.

Он остолбенело смотрел, как она сняла с седла узелок, развязала, расстелила на траве. На маленькой скатерке расположились тонко нарезанные ломти холодного мяса, головка сыра, краюха хлеба, комок серой соли.

– Когда же ты… Или настолько была уверена, что возьму с собой?

– Ну не последний же ты дурак, – удивилась она. – Садись, отведай.

Все-таки последний дурак, сказал он себе мрачно. Ладно, через одиннадцать дней перестанет делать глупости.

Перекусив, он ощутил, что сила быстро вливается в его избитое, но все еще могучее тело. Каждая жилка молила об отдыхе, однако какой витязь выкажет слабость перед женщиной, и Добрыня, надменно выпятив нижнюю челюсть, с трудом разогнул ноющую спину.

– В путь.

– Уже? – удивилась Леся. – Мне показалось…

Он не стал спрашивать, что могло показаться молодой вдове, молча оседлал коня. Леся покорно смотрела, как он, отвернувшись, чтобы женщина не видела его перекошенного от усилий лица, ухватился за луку, одним усилием воздел себя в седло. Потом его широкая длань опустилась к ней. Леся ухватилась обеими руками, Добрыня дернул, и девушка оказалась за его спиной.

Снежок покорно вздохнул, Добрыня легонько толкнул под бока. Конь вздохнул снова, но деревья уже тронулись и поплыли навстречу. Лес постепенно крупнел, жалкие покореженные стволы неспешно сменялись высокими, толстыми, со здоровой корой и свежими зелеными листьями.

Выехали к реке, а в излучине наткнулись на малую весь. Местные жители встретили Добрыню настороженно, киян не любили, но, когда Добрыня объявил, что купит коня и за ценой не постоит, ему привели на выбор едва ли не все живое, что могло двигаться. Леся выбрала смирную кобылу. Добрыня одобрительно отметил широкую грудь и сухие бабки невзрачной с виду коняги, – Леся толк знает, – расплатился, и дальше вдоль реки поехали уже вдвоем.

Почти сразу на околице Снежок фыркнул, но Добрыня уже и сам увидел впереди троих всадников. Едут навстречу, еще три коня двигаются сзади, доверху нагруженные тюками и седельными мешками. Первым ехал рослый, обнаженный по пояс, могучего сложения воин, еще молодой, но уже в шрамах, боевых отметинах. Зоркий глаз Добрыни заметил три-четыре шрамика в виде звездочек, такие остаются от выдернутых с мясом стрел.

На запястьях и предплечьях молодого богатыря тускло поблескивали широкие металлические браслеты. Для кого просто украшение, а умелец знает, как ловить на них удары мечей. В таких браслетах особые щели-ловушки для лезвий… Через широкую выпуклую грудь идет перевязь, а из-за бугристого от мышц плеча выглядывает рукоять огромного меча.

Следом за богатырем ехала на грациозной игровой лошади молодая и очень красивая девушка. Одета в одни ремешки, Леся сразу гневно засопела. Замыкал их отряд мерно ступающий темный лохматый конь, угрюмый, как ночь. На нем сидел непомерно короткий человек с раздутым туловищем и кривыми ногами. Добрыня с удивлением признал подземного рудокопа, такого редкого в этих краях.

– Это не кривичи, – сказала Леся.

– И этот… коротконогий, не кривич? – спросил Добрыня.

– И коротконогий не кривич, – ответила Леся, не замечая насмешки. – У кривичей глаза кривые, но не ноги.

Богатырь подъехал ближе, Добрыня разглядел по лицу, что не так уже и молод, просто постоянная жизнь в седле и с мечом в руке не дала нарастить дурное мясо, а мышцы сохранились и даже стянулись в узлы потуже.