Гиперборей - Никитин Юрий Александрович - Страница 82

Это городище тоже обычное, с той лишь разницей, что дома стояли в три ряда, а на краю майдана вздымался терем, видимо, князя урюпинцев Твердислава. Рядом с теремом к небу поднималась четырехугольная башня, сложенная из темных бревен. Терем перерастает в замок: пятиповерховый, из кондового дуба, окна-бойницы, убранные толстыми гратами. Башня под стать терему: узкие окна, закрытые ставнями, несокрушимые стены, да и по размерам башня мало чем отличается от княжеской твердыни. Серые бревенчатые стены терема и башни стоят одна напротив другой, как стены ущелья, обе смотрят прищуренными бойницами с толстыми железными решетками.

Вокруг терема и башни тянется высокая стена, сложенная из камня, бревен, обожженной глины. Ворота не разглядеть, а терем Твердислава и башня, равная терему по вместимости, явно стали убежищем для всех урюпинцев в случае беды – бревна ворот скреплены железными скобками, за первыми воротами есть другие, покрепче, а на стене над воротами виднеется помост, просевший под тяжелыми камнями. На четырех углах деревянные башенки для стражи, по стене проложены доски, чтобы можно было ходить поверх стены.

Олег пустил коня вперед, предупредил:

– Запомните, вы – тертичи. Это дальнее племя, но с урюпинцами дружит.

Рюрик и Асмунд кивнули молча, Рудый пробормотал:

– Кем я только не был… Пещерником только осталось.

– Въедем в городище, – объяснил Олег, – остановимся на постоялом дворе. Ты пировал, а князь и Асмунд падают с коней от голода.

Рудый обиделся:

– Пировал?.. Там всего было полкабанчика. Да и то худой, заморенный! Вот, помню, у нас на Рюгене… Или у нас в Пруссии… Или даже у нас на Дунае… Пусть даже у нас в Багдаде…

Городище встретило их настороженной тишиной. Дома выглядели битыми ветрами и грозами, выдержавшими суровые зимы, готовыми выдержать еще бессчетные шторма, налеты лихих соседей. Дома и хаты тянулись приземистые, широкие, с низкими кровлями, словно пригибались от постоянного урагана. Олег посмотрел по сторонам, повернул в проулок. Рудый вытаращил глаза, поспешно пустил коня следом – пещерник раньше его почуял корчму?

Улица была пустая, вечер уже вступил в свои права, но смех и веселые вопли слышались еще за три дома. Возле корчмы стояли десятка два оседланных коней, подводы. Ворота были распахнуты настежь, на крыльце корчмы сидели двое пьяных мужиков. Обнявшись, орали непристойную песню.

Привязав коней, Олег и русичи взбежали по ступенькам. Рудый привстал на цыпочки, заглянул через плечо пещерника в распахнутые двери. Голос его дрогнул:

– Вообще-то я перекусил… А пива еще не восхотелось.

– Ты чересчур застенчивый, – сказал Олег благожелательно, – хотя народу здесь в самом деле многовато. Только другой корчмы поблизости нет.

Рудый с интересом покосился на святого пещерника – откуда знает? – но тот уже распахнул дверь пошире и перешагнул порог.

За столами сидели, вжавшись плечами, в тесноте около сотни крепких дружинников. Почти все в доспехах, при мечах, ножах, кое-кто оставался в железных шлемах. Пили, орали, стучали рукоятями ножей по столам, резали мясо огромными ломтями, ссорились, хвастались, выкрикивали угрозы в адрес костичей.

Трое половых сбивались с ног. Толстый краснорожий хозяин спешно выдвигал из окна кухни огромные ковши с белоснежными шапками пены – пиво расхватывали мгновенно. Мясо жарилось прямо в корчме, на вертеле висела кабанья туша, капли сала падали на раскаленные угли, вспыхивали алые чадящие огоньки. В зале было дымно, жарко, пахло кислым пивом и немытыми телами.

– Многовато народу, – донесся голос Рудого. – Правда, кабанчик на вертеле неплох…

Олег медленно двигался через огромную комнату. Столов не больше дюжины, лишь за одним засели безоружные лохматые мужики в звериных шкурах – косматые, глаза из-под нависших, как обрывы, бровей сверкают зло. Они молча тянули пиво, угрюмо косились на дружинников. Еще стол был занят старшими дружинниками, если не русичами – им служил сам хозяин, там пили медовуху из серебряных чаш. Остальные столы были заняты крепким воинским людом попроще, но лица у всех бывалые. Олег видел перебитые носы, страшные рубцы на лицах – Твердислав, князь гнездян, держал крепкую дружину, всегда с кем-нибудь да воевал.

Олег подошел к хозяину, подумал, что все владельцы таких заведений одинаковы: толстые, краснорожие, хваткие, с угрюмо-прицельными глазами.

– Пусть боги посетят ваш дом, – поприветствовал он.

– С ума сошел? – огрызнулся хозяин. – Не видишь, как тесно?

Он поспешно ставил на широкую доску ковши, за спиной мелькали белые женские руки, журчала струя. Лоб хозяина был мокрым, волосы прилипли ко лбу.

– Да и кто знает, чем они заплатят, – согласился Олег. – Мне во-он того кабанчика, что на вертеле… и напиться четверым мужчинам.

– Воды? – спросил хозяин.

– Напиться, – объяснил Олег, – не мыться!

– А-а-а… Кабанчик уже заказан. Вы четверо – не боги, чем будете платить? Куны уже не беру, складывать некуда.

Олег разжал кулак. На ладони заблестел золотой динарий. Глаза хозяина из осколков льда стали каплями масла. Олег подбросил монету, рука хозяина ловко перехватила в воздухе, словно поймала муху.

– Время тяжелое, – объяснил хозяин. – Придется оправдываться перед теми, кто заказал кабанчика раньше!

Из поварни вытащили еще один стол, грязный и со следами рубки мяса, пристроили возле прохода. Асмунд шумно глотал слюну, Рудый изумленно всматривался в пещерника – ведь у них отобрали все подчистую, кроме одежды.

Рюрик толкнул его в бок, шепнул:

– Не напрягай голову, болеть будет. Наверное, на тех лошадях, что вы поймали, был кошель с монетами?

Рудый хлопнул себя ладонью по лбу, Асмунд оскалил зубы – впервые хитроумного воеводу обошли в привычном для него деле.

Отрок принес кабанчика прямо с вертела. Капли жира шипели, от кабанчика шел одуряюще сочный запах. Рудый вытащил нож, Асмунд предупредил:

– Протянешь руку – протянешь ноги! Ты только что сожрал целого вепря.

– Когда это было, – протянул Рудый обиженно. – Я для вас хочу нарезать красиво и по-честному, чтобы не передрались! К тому же то был не вепрь, а так себе, заморенный поросенок… Даже не поросенок вовсе, а заяц… или крыса.

Он нарезал крупными ломтями. Асмунд самый сочный придвинул князю, выбрал другой пещернику, два придвинул себе, милостиво кивнул Рудому:

– Ешь, пока твой секач не превратился в муху. Только не все, понял?

– Да что тут есть, – проворчал Рудый. – Четыре лапы и спинка… с боками. Уши себе забрали! И хвост.

Олег неторопливо жевал мясо, прихлебывал из большой кружки. Его лицо было бесстрастным, как вырезанное из темного дерева, но глаза обшаривали всю огромную комнату, оценивающе задерживались на суровых лицах, оружии. Не поворачивая головы, велел Рудому:

– Пройди по залу, у нас мало пива. Прислушайся, вдруг кто упомянет о пленных женщинах и ребенке, что привезли сегодня утром.

Рудый бросил отчаянный взгляд на исходящее сладким соком мясо, с грохотом отодвинул табуретку. На него почти не обратили внимания, когда он шел по залу, но Олег заметил два-три пристальных взгляда. Пировали знающие воины, а старшие дружинники даже в корчме сидели так, чтобы рукоять меча была под ладонью, их спины напрягались, когда кто-то заходил сзади.

Олег жевал неторопливо, рядом трещали кости на зубах Рюрика и Асмунда. Рудый исчез, Олег с трудом высмотрел его сидящим за дальним столом, где мрачно веселились пятеро дружинников могучего сложения. Рудый что-то рассказывал, взмахивал руками, ему подливали вина из греческой амфоры. Наконец, судя по вытянувшейся роже, он вдруг вспомнил о князе, подхватился, поспешно вернулся к своему столу. Губы его блестели от жира.

– Знакомых встретил, – сообщил он, плюхнувшись на скамью. – Еще пиво не все вылакали? Ладно, допивайте. Асмунд, помни мою щедрость. Нет, после хиосского вина как-то не идет это свинячье пойло. Пейте-пейте! Княгиню с ребенком сегодня отвезли в Твердынь. Сам Твердислав встречал у ворот, так что ведает, кто попал в его лапы. В том смысле, что знает: изловились знатные люди.