Десант центурионов - Никитин Юрий Александрович - Страница 14

Догнав офицера, я сказал осторожно:

– Зачем институт Кроноса? Меня бы лучше к зевсовикам… э… юпитерианцам. Проблема не столько временн…ая, сколько пространственная.

Офицер даже не отмахнулся. Он едва не сорвал дверь, врываясь в первую же комнату на нижнем этаже здания. Там было полно народу, Тверд с нашими центурионами уже протиснулся поближе к телевизору. Телевизор оказался огромным, цветным. Воздух в комнате был спертый, насыщенный тяжелым запахом пота. На цветном экране мечутся человеческие фигуры. Телевизор орал так, что дрожали стекла в окнах, но центурионы тоже орали в азарте, лупили себя по коленям, друзей по спинам, громко давали ЦУ тем, кто мечется по арене.

Передача велась из цирка. Игра уже длилась минут пять, на золотистом песке двое лежали неподвижно, а третий, с залитым кровью лицом, пытался отползти к бортику, но, ослепленный, тыкался головой в ноги гладиаторов. Кровь брызгала на панцири, быстро впитывалась в песок, оставляя красные пятна. Команда в золотистых доспехах теснила иссиня-черных, но те встали в круг, атаку отбивали хладнокровно. У каждого гладиатора на спине было написано крупными буквами имя и номер.

Кое-где бой шел еще копьями, но большинство уже рубилось мечами. Гремела барабанная дробь марша, который показался мне чуточку знакомым. Арену заливали яркие лучи прожекторов. Камера на миг показала одного из техников, что двигал прожектором, виртуозно меняя светофильтры, а его помощники колдовали над пультом, усиливая и придавая тембровую окраску смертельным хрипам, доносящимся с арены.

Ряды зрителей располагались высоко. В первом ряду мелькали возбужденные женские лица, блестящие детские глазенки, тут же вторая камера показала двух могучих бойцов, что, отбросив щиты, яростно рубились мечами. У одного слетел от страшного удара шлем с изображением медведя, и противник обрадованно усилил натиск, его меч обрушивался со всех сторон, высекая искры, публика ревела от восторга, но вдруг отступающий неожиданно сделал неуловимый шаг в сторону, меч блеснул и исчез, с такой скоростью был нанесен удар. Гладиатор из команды «Сокола» даже не успел схватиться за разрубленное плечо.

Публика взревела от восторга. Легионеры орали, топали. Не в пример зрителям в цирке, здесь больше болели за «Сокол», на чьих щитах сидел огромный сокол с гордо вздернутыми крыльями, стилизованный настолько, что я принял его за толстый трезубец.

Когда гонг ударил на перерыв, «Медведей» осталось пятеро. «Соколы» держались по-прежнему в обороне, но их уцелело семеро. Трое были ранены, уцелевшие зажимали им раны ладонями, стремясь сохранить боеспособность игроков своей команды до начала второго тайма, или периода. Раны, судя по всему, перевязывать считалось немужественно или незрелищно.

В перерыве между рядами публики сновали быстрые обнаженные рабыни, подавая мороженое, ситро, программки.

Прозвучал гонг. «Соколы» неожиданно изменили тактику, разом перейдя от обороны к атаке. Их раненые шатались от потери крови, руки едва держали оружие. «Медведи» не смогли защититься, когда «Соколы» ударили одновременно, целя в головы, грудь, ноги. В комнате раздался вопль, центурионы вскакивали на ноги, орали. Кричал Тверд, вопил офицер нашего конвоя.

Несмотря на ужас, на потрясение, когда комната шатается перед глазами, я не отрывался от экрана и вдруг ощутил, что боль за гладиаторов вообще незаметно переношу на бойцов в иссиня-черных доспехах. Сражаются мужественнее, победу заслужили они, они лучше во всем.

Я закрыл глаза, помотал головой. От стыда пылало лицо. Как легко нас зацепить на крючок! Даже я, интеллигент из интеллигентов, гуманитарий, знаток театра и музыки, уже сжимаю кулаки и «болею», так называется этот позор человеческой психики, «болею» за одних, желаю поражения другим.

Тверд выкрикивал, размахивал кулаками. Илона смотрела не на экран, а с нежностью на раскрасневшееся лицо десятника Салтовского полка. События на арене ее не трогали, а потоки крови она уже видела, это ее мир.

Как из другого мира услышал радостный вопль Тверда:

– Молодцы «Соколики»! Выиграли! Всухую засадили, три – ноль!

Выиграли, мелькнуло горькое. Встанут, раскланяются на аплодисменты. Впрочем, даже у нас бездумно говорят: выиграли сражение, выиграли Сталинградскую битву, выиграли войну. Не эти ли меднолобые, которых предостаточно в нашем мире, внедрили такие чудовищные, противоестественные словосочетания? Тем самым «выиграли» важное очко у единственно серьезных противников – гуманитариев.

Офицер конвоя сердито плюнул на пол, растер сапогом. Его глаза люто сверлили ликующего Тверда.

– Встать! – заорал он на нас. – Там ждут с топорами, а они тут прохлаждаются!

Центурионы пинками подняли нас на ноги. Большинство сдержанно улыбалось, только один-два, подобно офицеру, были мрачнее грозовых туч. Мы поднялись на второй этаж и поспешили по коридору в сопровождении лязгающего железа.

Двери попадались часто, офицер время от времени дергал за ручки, чертыхался, свирепо гнал нас дальше.

Мы дошли до конца коридора, никого не встретив. Последняя дверь оказалась распахнутой настежь, за ней просматривался просторный машинный зал. Каждая из стен – огромная ЭВМ с экранами, сигнальными лампочками. На экранах пляшут цветные кривые, на двух из них в бешеном темпе сменяется математическая символика, на одном медленно проплывают видовые картинки. Меня осыпало морозом: чужая планета! Настоящая передача с места.

В центре зала подковообразный пульт управления, за которым помещалось, судя по сиденьям, пятеро. Сейчас там находились трое мужчин. Мне в глаза сразу бросились ошейники. Два медных, один серебряный.

Офицер, громко топая, подошел к пульту, опустил тяжелую ладонь на плечо человеку с серебряным ошейником:

– Эй, головастики! Нам нужна лаборатория параллельных миров. У нас есть такая хреновина?

Человек вздрогнул от прикосновения, пугливо обернулся. Лицо его было измученным, а в глазах застыла обреченность.

– Храбрый центурион, – ответил он подавленным голосом, – ты уже в лаборатории. Нам сообщили. Только не называй ее так, иначе гнев всемогущего Юпитера поразит тебя, хотя ты великий герой, судя по голосу и осанке.