Далекий светлый терем (Сборник) - Никитин Юрий Александрович - Страница 4

– Да-да, – согласился он торопливо, – да! Дорога мужчин, понятно… Потому их и рождается больше, чтобы как-то компенсировать убыль. Ведь потомство оставляет не каждый. Данута, я свинья, лезу с расспросами, но… Пусть не все, дай хоть краешек вашей тайны пощупать? Расскажи.

Она села на постели, поджала ноги. Взгляд ее стал отрешенным.

– Что рассказывать… Просто жили… Можи лесовали, а мы по укрытиям, потом по городищам… До-о-олго так жили. Потом стали держать скот дома, так надежнее. Можи часто воевали. Из-за чего? Да из-за всего. Из-за скота, пастбищ, жинок, верховенства… Когда мы перемогали, то брали их земли, если они – то мы утекали на плохие… В пустелях были, у моря, в лесах. Дуже богато скитались з усем народом, пока Яросвет не повернул все племя на прародину, где жили остальные наши… Потом мы именовались антами, неврами, жили в лесах. Лесовали, скот держали, рыбу ловили. Как и сейчас. Памьятаю греков, что наши капища рушили да под защитой княжей дружины на тех местах церкви рубили. С той поры народ молится нашим древним богам уже под чужими именами, но к этому не привыкать – сколько раз так было! Еще при Таргитае, помню… Татарва потом, тевтоны… Князья хотели нас у рабов перетворить, так мы услед за Ермаком Тимофеевичем на вольные земли. Они ж не совсем вольные, так мы еще дальше, пока сюда не забрели… Вот и уся наша жизнь.

«Действительно вся, – подумал он потрясенно. – Историю десяти тысячелетий вложила в десять минут!»

– Скажи, – он выхватил вопрос из миллиона, – была на Руси докириллица?

– А что это?

– Письменность такая… До Кирилла и Мефодия!

– Да кто ее ведает. Я грамоте недавно обучалась.

– А каков был Яросвет? Или нет, Владимир, что Русь крестил… А царевича Дмитрия убили по приказу Годунова или?.. Таргитай – это скифский вождь или ваш? Правда ли, что Геракл и Ахилл – древнеславянские герои, потом попавшие в греческий пантеон?

Она сидела, обхватив колени руками. На вопросы только пожала плечами, сказала неохотно:

– Откуда я ведаю? Мы простые люди, от князей вдалеке. Нам бы на хлеб добыть, а кто кого убил – это их справа.

Кварк разозлился, волна горячей крови ударила в голову.

– Эх ты! Могла бы… Могла стать таким человеком, который поисследовал бы целые эпохи.

Он встал, с грохотом отшвырнул стул. Злость душила, он сел за стол, чтобы удержать себя, не броситься крушить в комнате мебель.

Данута выпрямилась, медленно встала с постели. Она словно бы прислушивалась к себе, так же замедленно двигаясь, прошла к двери, сказала мягко:

– Кажному свое… А такой человек, как ты кажешь, будет.

– Какой еще такой человек? – сказал он тоскливо, ощущая горечь потери. Прожить такую жизнь и ничего не узнать! – Эх, Данута.

– Какой… Такой же, как и ты. Для исследований. Для действий. Вылитый ты!

Он замер. Повернулся всем телом. Данута стояла, прислонившись спиной к дверному косяку, руки скрестила на груди.

– Что? Откуда ты знаешь?

– Уж это я знаю.

– А почему вылитый я? – глупо спросил он. Мысли, как рой разъяренных пчел, метались, сшибали друг друга, гудели.

– А как же инакше? – ответила она тихо. – Семечко растет в земле, но похоже не на землю, а на родительское дерево. Я лишь земля для твоего семени. Это ему узнавать и перероблять свет. А от меня не требуй… Мое дело – растить, а их справа – итить за виднокрай.

Он молчал, медленно осознавая непривычную логику. Данута покачала головой, сказала горько, тяжело роняя слова. Голос ее окреп:

– Думаешь, зря жила… Ни, не зря. Мои сыны орали землю, строили города, защищали народ, они ходили походами в Опаленный Стан и на Царьград, они находили земли в окияне… Мои сыны брали на щит Рим, Сидон, Сиян-гору, били тевтов, ходили на земли Винланда… Мало? Они придумывали машины, строили корабли, пироскафы, литаки… Моя сила в сынах!

Она открыла дверь, сказала с порога холодно:

– Передали, что вертолет за тобой придет через час.

Он тупо смотрел на толстые доски, которые скрыли эту удивительную женщину. Голова гудела, но слабости не осталось, в теле собралась лихорадочная энергия.

Машинально вышел на крыльцо. Во дворе попалась огромная розовая свинья с выводком поросят. У каждого на спине темнели полоски, делая их похожими на растолстевших бурундуков. Завидев человека, поросята порскнули в стороны. Мордочки у них были длинные, вытянутые. Дикие, явно чушка порезвилась в лесу с лесными собратьями…

Кварк прошел через двор, огородами выбрался на околицу. Повеяло прохладой. Он шел до тех пор, пока ноги не погрузились в ручей. Вода приятно обожгла, он опустился на валежину, подставив спину жгучим лучам солнца, ступни касались воды.

Шагах в трех ручей прыгал через валун, искрился, шел тонкой серебряной пленкой, над камнями поднялась прозрачная разноцветная радуга.

Удивления нет, вот что странно. Все правильно, все так и должно быть. Будь бессмертными все, остановилась бы эволюция вида, здесь же она идет через смену поколений мужчин. Они всегда во всем мире первыми суют носы в неизвестное, принимают удары эпидемий и открытий, воюют, изобретают, строят, придумывают машины и социальные системы, стремительно изменяют мир и так же стремительно меняются сами… Если и гибнут, то для вида выгодно: потомство дадут лучшие, уцелевшие. А вот потеря женщины невосполнима, бессмертна она или смертна.

Войны сюда не докатывались, вот бессмертные женщины и уцелели. В древних хрониках о бессмертии не упоминалось, кто его заметил бы, когда большинство гибло в раннем возрасте? От насильственной смерти и бессмертный не застрахован, к тому же бессмертны только женщины, а их роль в истории была невелика… Зато теперь, в век эмансипации, могут развернуться… Могут? Нет, природу не обманешь, от прежнего бессмертия остались лишь те восемь-двенадцать лет, на которые женщина пока что живет дольше мужчины…

Кварк оглянулся через плечо. Домики стояли тихие, мирные, зеленели полоски огородов, вдали виднелись просторные поля и крыши сараев. Обычнейшая деревушка. Ни ископаемых, ни других природных богатств тут вроде бы нет. И люди обычнейшие. Живут, скот разводят, хлеба выращивают…

Проходя на обратном пути через двор, впервые заглянул в сарай, бросил сена буренке. Подумал, что надо бы крышу перекрыть. Странно, никакой зависти… Если бы мужчины – другое дело, а женщины и должны жить всегда. Здесь все правильно, даже правильнее, чем в остальном суматошном мире.

Данута сидела у окна, ткала. Вполголоса напевала что-то протяжное, и было видно, что слова незнакомы ей самой, просто запомнились еще в детстве или достались в наследство от еще более дальних времен, от незнакомых бабушек и прабабушек.

Услышав шаги, подняла голову. В глазах были тревога и ожидание. Несмело улыбнулась. Он подошел, заглянул ей в глаза. Пламя отражалось в темных зрачках, отсветы багрового огня падали на стены, потолок, пол.

– А что? – сказала она тихо. – Мы так и живем.

Он взял ее за плечи, притянул к себе.

– К черту вертолет. Огонь в очаге! Это мой очаг и мой огонь.