Чародей звездолета «Агуди» - Никитин Юрий Александрович - Страница 62

Я огрызнулся:

– Да знаю я про вид! Я про свою шкуру думаю. Сколько человек от меня отвернется?

Он наконец-то возразил:

– А вам не важнее, что вас начнет не только любить, но и уважать ваш учитель? Я говорю о Карелине?

Я спросил устало:

– И это знаете?

– О президенте надо знать все, – ответил он.

Теперь Громов ежедневно докладывал о подготовке к операции. За неделю удалось подобрать два десантных полка, которые не заражены общечеловеческими ценностями, а кавказцев ненавидят. Я смотрел на бодро докладывающего Громова, спросил проникновенно:

– Лев Николаевич, в чем трудности?

Он покосился на присутствующих в моем кабинете Сигуранцева, Босенко и Каганова, спросил настороженно:

– Какие трудности? Я говорю, что людей уже подобрали…

– На это потребовалась неделя? – спросил я. – Да сейчас в кого ни ткни – все ненавидят кавказцев. Боятся и ненавидят! Редко-редко встретишь такого, кто к ним дружелюбен. Даже старушки, что чешут языки у подъезда, готовы взять автоматы и пойти их стрелять всех от мала до велика!

– Ну, старушки, – сказал он все так же настороженно, – не самые лучшие десантники. Вы, господин президент, не представляете, что это не так просто повыдергивать отдельных солдат из их частей, сформировать новые, экипировать, подготовить к новой операции. Сейчас создан особый лагерь, куда свозим участников… операции. Там и живут без права выезда за ворота, телефонных звонков.

– Уже знают?

– О чем?

– Что им предстоит?

– Боже упаси! – ответил он с негодованием. – Эту задачу поставят перед ними командиры уже в десантных самолетах. На высоте десяти тысяч метров.

– А командиры?

– Получат запечатанные конверты перед самым взлетом. Хуже другое…

– Что? – спросил я, сердце тревожно сжалось. – Понимаю, без неожиданностей не обойдется…

– Увы, потому я и стягиваю под видом воинских маневров туда бронетанковые части. Правда, маневры должны состояться не скоро, но я распространил слух, что у нас плохо с дизельным топливом, потому надо прибыть на места заранее. В смысле, чтобы успеть заранее заполнить баки… Конечно, военные спецы за кордоном поднимут на смех, там всегда злорадствуют, но хорошо смеется тот…

– …кто стреляет последним, – бухнул Сигуранцев.

– Кто смеется после президента, – поправил Забайкалец с двусмысленной усмешечкой.

– Хорошо смеется тот, кто смеется, как лошадь, – сказал Громов, глядя намекающе на Босенко. Подумал, добавил: – Но мне чей-то хочется дать такому каплю никотина.

– Хорошо смеется не тот, кто смеется последним, – возразил Сигуранцев, – а тот, кто закусывает бужениной.

– Хорошо смеется тот, – пробормотал Громов, – у кого не занят рот. Это значит, что хорошо смеется тот, кто смеется без последствий! На этой оптимистичной ноте, как я понял, мы и закончили?

– Да, – сказал я, – но завтра я жду еще более оптимистичное. Ну, вы поняли!

Глава 8

Я торопил начало операции, сердце сжималось в нехорошем предчувствии. Насчет утечки информации не беспокоюсь, знает только Громов, а он понимает, что спрошу с него, но сами кобызы, похоже, догадались, что и визит мой был неспроста и что я мог увидеть больше, чем они мне показывали.

К Рязанской области необычайный интерес вдруг проявили туристические фирмы. Одна за другой начали прибывать группы, что интересовались бытом кобызов, всюду ходили и ездили, фотографировали, завязывали контакты с местной администрацией соседних сел с русским населением. Еще больше приезжало индивидуальных туристов на своих автомобилях. Почти всегда это оказывались крепкие молодые мужчины, Громов охарактеризовал их как инструкторов, прошедших не одну горячую точку, а теперь передающих опыт. Большинство, естественно, смуглые и черноволосые, выходцы с Востока, но около пятой части явно дикие гуси с Запада, попадались даже явные скандинавы, хоть сейчас надевай им рогатые шлемы и с топорами в руках отправляй грабить побережье Франции.

Несколько турецких фирм организовали доставку кобызским поселенцам, так их называют на Западе, строительную технику: бульдозеры, трактора, мини-краны, бетономешалки…

Сигуранцев хмурился, просматривая видеозаписи, как огромные караваны в полсотни тяжелых трейлеров идут через границу, но документы в порядке, беглый осмотр оружия не обнаруживает, а на тщательный нет ни времени, ни людей. Задерживать же неделями на таможне просто непристойно: крик в зарубежных СМИ обходится дороже.

Сегодня Карашахин с его подачи аккуратно положил передо мной на стол пачку листов. Лицо оставалось серое, непроницаемое.

– Своими словами, – потребовал я. – Если заинтересуют, просмотрю.

– Бетономешалки и бульдозеры, – сказал он, – а теперь еще и цемент.

– А цемент тоже из Турции?

– Нет, закупили в соседней области. Целый эшелон. Перегрузили в машины, за ночь спешно доставили в кобызский анклав. Это подается как пример трудолюбия кобызов, что работают даже в выходные, пока русские пьют да мордами в грязь, но есть данные, что уже спешно начинают сооружать бетонные укрепления.

– Бункеры? – спросил я.

– И бункеры тоже. Перехвачены две большие партии с оружием. Направлялись в Тульскую и Липецкую области, там контроль ослаблен.

– То есть практически его нет?

– Дмитрий Дмитриевич, сами знаете, что у нас с кадрами. Многие ушли в бизнес, охрану банков, частных фирм, в телохранители. А кое-кто и пошел инструкторами…

Я сказал суховато:

– Надеюсь, не к кобызам.

– Это не исключено, – возразил он.

Я вскинул брови. Он пояснил:

– После того краха, что обрушили демократы на мою страну, очень многие испытали такую горечь, что жизнь стала не мила… Ценность коммунизма ушла, а на смену ничто не пришло.

– Надо поторопиться с началом, – сказал я нервно. – Что-то у меня нехорошее ощущение… Как будто опаздываем на шажок.

Он сказал сочувствующе:

– Вы и так приняли очень быстрое решение. Удивительно быстрое… для демократа.

Я поморщился:

– Всего лишь рациональное. Уже есть печальный опыт, когда пытались то уговорами, то силами милиции, то малыми отрядами. Любой хирург постарается сделать операцию на раннем этапе, пока метастазы не пошли по всему телу.

– Это хирург, а политик начнет лечить медитацией, гаданием, травами, бросанием сапога через голову в полнолуние, хождением к бабке-шептухе, астрологу, потомственной ведьме… Эх, доживем ли до чистого светлого времени, когда всю эту мразь – в газовые камеры?

Я скользил взглядом по строкам, колонкам цифр.

– Что говорят по изъятому оружию?

– Говорят, что оружие есть во всех регионах России. Отвечают все одинаково, даже одинаковыми словами.

– Но здесь, – заметил я, – изъято оружия намного больше, чем в любом другом регионе.

– Ссылаются, опять же одинаковыми словами, что они раньше страшились за свои жизни, так как в Узбекистане их притесняли. Но в России, как они увидели, им ничего не грозит, так что сами собирались отнести оружие в ближайшее отделение милиции. Кроме того, как о смягчающем обстоятельстве говорят о своих обычаях. Мол, у них оружие – элемент одежды. Как кинжалы у грузин.

– У грузин только к национальному костюму, – заметил я. – Не к европейским, в которых ходят вся Грузия. А уж обвешаться автоматами…

– Изъяты не только автоматы, – сказал Карашахин холодно. – Настораживает большое количество стингеров и противотанковых. Так что высадку рекомендую произвести ночью. И как можно более массовую. В один заход.

– Да-да, – сказал я торопливо. – Не надо это русское, что, мол, долго запрягаем, а потом… потом обычно вообще не выезжаем.

За первые две недели, отпущенные правительству для выработки предложений «по кобызам», Громов только-только успел подтянуть бронетехнику, зато Сигуранцев и Босенко подготовили с десяток мобильных групп, набивших руку на антитеррористических операциях. Основная проблема не в том, чтобы отыскать и дать задание, а чтобы вывести из-под внимания всяких любознательных, а такую большую группу спрятать непросто.