Башня-2 - Никитин Юрий Александрович - Страница 57

– Пожалуйста, – уговаривала она дрожащим голоском, – не грызи, не ломай здесь ничего!.. Я бедная, я жалобная, я и так никудышная!.. Если ты что-то испортишь, я уже никогда не смогу ни купить новую вещь, ни даже отремонтировать!

Пес посмотрел укоризненно, но даже не поднялся, чтобы проводить ее до дверей. От него по-прежнему веяло тоской и безнадежностью.

Обратно она не бежала, а летела на крыльях. На свой этаж поднялась едва ли не раньше лифта. Второпях не могла попасть в замочную скважину, а когда открыла, сердце екнуло. В прихожей было пусто.

Она пробежала в коридорчик, тоже – пусто. С замершим сердцем вбежала в комнату. Огромная черная туша лежала на том же месте, где Елена оставила это чудовище. Голова даже не шелохнулась, только веки поднялись. Она ощутила на себе взгляд коричневых глаз.

– Ты болеешь? – вскрикнула она.

Уже без страха пощупала ему нос. Если сухой и горячий, то, скорее всего, заболел, а если холодный и влажный… Под пальцами было прохладно. И совсем не сухо.

– Так что же с тобой? – спросила она жалобно. – Нельзя же так тосковать… Все наладится!.. Ладно, отдыхай. Я приму душ, а потом поужинаем вместе.

Она оставила дверь в ванную открытой. Пес лежал как темная глыба, даже не смотрел в ее сторону, однако впервые за последние годы ей стало надежно и как-то защищенно. Когда в квартире такой большой и сильный зверь, мимо ее двери будут проходить на цыпочках.

Ужинали вместе. Она сварила мясной суп, а затем разделила поровну. Пес нехотя дополз на кухню, черный нос брезгливо подергался. Елена сказала жалобно:

– Ну что еще?.. Я не знаю, что тебе готовить!

Пес вздохнул и с усилием начал лакать из тарелки. Елена смотрела, как он ест, и вдруг отчетливо поняла, что он ест только для того, чтобы она не дергалась, чтобы успокоить ее, а ему самому не то что есть, жить не хочется.

– Господи, – проговорила она, – я много слышала, что собаки все понимают… Но чтоб со мной вот так!

В дверь позвонили. Елена отодвинула тарелку, вроде бы никого в гости не ждет, поднялась. Пес перестал притворяться, что интересуется едой, с неторопливостью башенного крана повернул голову в сторону прихожей.

На площадке стояли двое молодых парней. Елене они не понравились с первого же мгновения: уверенные и нагловатые, глаза раздевающие, во взгляде быстрая прикидка степени ее податливости… во всех отношениях. Это ее насторожило и испугало, обычно в мужских глазах видела, как там, за этими тупыми глазками, идет прикидка лишь одной особенности: сразу ли раздвинет ноги и все ли позволит с собой проделывать.

Оба одеты модно, с уклоном не то в рокеры, не то в гомосеки: те и другие носят одинаковые черные кожанки. У одного с плеча небрежно свисает сумка. Из открытого отделения высунулся толстый собачий поводок.

– Здравствуйте, – сказал один и показал в улыбке крупные белые зубы. – У нас пропала собака. По приметам, что нам передали, она у вас.

– Если так, – ответила Елена упавшим голосом, – то заходите… Он на кухне.

Пес даже не поднял голову, только глаза неотрывно следили за гостями. Один сказал с ходу:

– А, верно!.. Тарзан, иди сюда. Ну же, Тарзан!

Второй сказал довольно:

– Да, да, это он.

Они приблизились к псу, и тут Елена впервые увидела его клыки. Когда он ел, она видела только розовый язык, суп лакал лениво и деликатно, а сейчас верхняя губа приподнялась, блеснуло белое и настолько длинное, что она скорее бы назвала это десантными ножами, чем собачьими клыками. Такими представляла, по голливудским фильмам, бивни вепрей-великанов да еще рога горных козлов!

Первый сказал с нервным смешком:

– Он сердится, что мы его сразу не нашли.

– Гроза, – ответил второй. – Гроза виновата! Он считает нас всемогущими, а раз мы его не нашли, то, значит, наказывали…

Он осторожно приблизился, вытащил ошейник, а второй достал длинный поводок из толстой кожи. Пес привстал, пасть открыл шире. Елена услышала предупреждающее рычание, у нее пошли мурашки по коже, а кожа покрылась крупными волдырями.

Рык зарождался в огромной мощной груди пса, обогащался свирепостью в горле, и когда выкатывался из страшной, как у крокодила, пасти, то от близости зубов становился таким же острым и пугающим.

– Ого, – сказал один с нервным смешком, – он сердится!

Второй бросил успокаивающе:

– Он помнит, как ты ему делал уколы от чумки. А уколов никто не любит.

Тем не менее оба топтались перед псом в нерешительности. Елена спросила подозрительно:

– Так ваш это пес или нет?

Первый замялся, а второй сказал с подкупающей искренностью:

– Моей жены. Он ее любил и слушался больше.

Пес наконец поднялся во весь рост. Елена даже смутно удивилась, что он такой гигант, раньше казался поменьше или же ходил на полусогнутых. Темно-коричневые глаза стали хищно-желтыми… мир дрогнул от рыка. Елену отшвырнуло к стене, ей почудилось, что на кухне валится вся посуда, со стен срываются тщательно укрепленные книжные полки, все ломается и лопается.

Парни стояли, превратившись в соляные столбы. Поводок и ошейник вывалились из ослабевших пальцев, на их лицах Елена видела откровенный страх.

Она с трудом отклеилась от стены, сказала как можно тверже:

– Вот пусть ваша жена и приходит за ним. Я могу отдать его только тому, кого он признает!

Она боялась, что они заартачатся, но оба послушно попятились. Когда все трое очутились в прихожей, Елена вернулась и вышвырнула им вслед на площадку поводок и ошейник.

Пес уже лежал на прежнем месте, голову опустил на лапы, смирный и несчастный. Елена опустилась с ним рядом прямо на пол.

– Ну почему ты такой несчастный?

Пес вяло вильнул хвостом. Розовый язык лизнул ей руку. Елена удивилась, что у такого огромного пса язык такой нежный и ласковый. Как-то у подруги к ней на колени забрался котенок, тоже начал облизывать ей руку, так едва не содрал кожу жестким, как наждачная бумага, языком.

– Ладно, – решила она, – будем коротать жизнь вместе. По крайней мере, пока не придет жена этого…

Но чутье говорило, что никакая бабища за ним не явится. И даже то, что эти двое Лохмача впервые увидели в ее квартире.

Дом был самый обыкновенный, типовая шестнадцатиэтажка. Олег открыл входную дверь в подъезд чем-то похожим на ключ, в холле сравнительно чисто, аккуратный лифт доставил на четырнадцатый, а когда Олег повел ее по длинному коридору, Юлия ощутила себя почти дома.

Постучал он деликатно в самую неприметную дверь. Почти сразу по ту сторону послышался легкий перестук каблучков. Дверь распахнулась чересчур доверчиво, без всякого «кто там», на пороге появилась миниатюрная изящная девушка в тонкой маечке и коротких шортиках. Олег разом увидел крупные лучистые глаза, широкий, как у лягушонка, рот с по-детски пухлыми и очень красными губами, короткие золотистые волосы, тонкую шейку, разом ощутил ее молодость, свежесть, как у нераскрывшегося еще бутона розы.

– Так беспечно открывают, – сказал он, улыбаясь как можно дружелюбнее, – когда в доме есть большой и сильный пес. Верно?

– Я всегда так открывала, – ответила девушка беспечно, но Олег отметил, что сказала в прошедшей форме. – Вам кого?

Она чувствовала близость Лохмача, а с ним впервые в жизни ощущала надежность и защищенность. Мужчина, высокий и крепкоплечий, с на редкость рыжими волосами, улыбался, словно встретил знакомую. На губах его спутницы тоже играла загадочная улыбка. В ней было нечто от крутой и независимой работницы спецслужб, какими их показывают в боевиках. Она сразу смерила Елену оценивающим взглядом, словно решала: свернуть ей шею или взять под крылышко. Похоже, середины эта женщина не знает.

– Вам кого? – спросила Елена.

– Вас, – ответил мужчина. – Меня зовут Олег, а это – Юлия. Мы именно к вам и… вашему лохматому другу. Позвольте войти?

Елена отступила в прихожую, она всегда отступала перед напором, за что себя ненавидела и долго потом топала ногами.