Баймер - Никитин Юрий Александрович - Страница 60

– Где-то с подругами… Проходите, проходите.

Обычно друзья ведут сразу на кухню, там кофе, печенье, разговоры за жизнь, но в нашей среде людей третьего тысячелетия академик и еще пара клиентов, что все же клиенты, а не друзья, ведут в апартаменты к своим роскошным компам. Там наша особая кухня, там пируем, там в сообщениях, быстром дозвоне, стремительной перекачке и докачке – наше искрящееся шампанское, старый коньяк и даже лучшие в мире женщины!

Я покорно дал себя усадить на вертящееся кресло, академик грузно опустился в глубокое кресло в сторонке, сразу опустившись до уровня моих колен.

– Вы очень заняты, – сказал я, – так что я сразу по делу, из-за которого пришел. И стыдно, и нагло такое сказать… но я все же решусь! Котляр Валентинович, нашелся один состоятельный человек, который берется финансировать… как бы вы подумали, что?

Он ответил без колебаний:

– Игру. У вас такое взволнованное и счастливое лицо, что даже женщина не смогла бы так вот вас… Поздравляю!

– Что женщина, – пробормотал я, – женщина – теперь это просто. Любая. Где угодно. А вот байм… это мы так уговорились компьютерные игры называть, в отличие от прочих футболов и теннисов. А сами мы – баймеры…

Он слушал с живейшим интересом, и я рассказал все. Подробно, хотя старался, как мог, сократить речь, но меня несло, как Остапа, и я опомнился только тогда, когда моя рука отодвинула вторую чашку кофе. Кажется, я выпил и кофе самого Костомара.

Костомар покачал головой:

– Поздравляю. Искренне поздравляю.

– Спасибо! Для меня это в самом деле… До сих пор трясет, как только подумаю, что мне обещано. По крайней мере, есть гарантия… почти гарантия, что байму профинансируют до конца. То есть байма гарантированно выйдет!

Он кивнул.

– Догадываюсь, как много это значит для вас, Андрий.

– Котляр Валентинович, вы не догадываетесь, почему я к вам? Я могу сделать байму, но это будет байма, каких уже десятки. Я не могу сказать «сотни», тогда пришлось бы включать в список и шамусы с диггерами, но зачем заранее соглашаться на место в десятке, когда сейчас каждый мечтает быть обязательно на вершине списка?.. А вот ваши сценарии давно ходят по рукам, и каждый из баймеров говорит, что интереснее их не встречал.

Он заулыбался, очень довольный. Похоже, вручи ему сейчас международную премию или орден Подвязки, он не выглядел бы таким счастливым.

– Некоторые мне удаются, – сообщил он самодовольно.

– Некоторые? Да они все удались!.. Даже самый неинтересный из них на порядок интереснее тех, что сваяли в самой фирме-производителе. Потому я и подумал в первую очередь о вас. Если бы вы как-нибудь в порядке исключения… в свободное время… да приняли бы какое-то посильное участие…

Я сбился, замолчал. Он смотрел на меня, как смотрит старый могучий лев на худосочного шелудивого львенка, который может со временем вымахать во взрослого льва, но может и подохнуть, что скорее всего, вот этим худосочным и шелудивым.

– Состоятельный человек, – напомнил он с интересом. – Насколько состоятельный? Байму делать – это долго. На энтузиазме теперь не продержишься. Особенно в России. Если аппаратура особая не понадобится, то подкормка, подпитка… гм…

– Завтра поеду за мощным компом, – сообщил я торопливо. – Раз можно, то почему не взять графическую станцию? Вообще-то у меня карт-бланш, даже на количество сотрудников. И на зарплату.

Он хитро прищурился:

– А сколько мне положите? Нет, кинете на лапу?

– Как скажете!

– Ладно, шучу. Если и поучаствую, то лишь в качестве добровольного энтузиаста. Вы затеваете очень трудное дело. Невероятно трудное. Я слежу за новостными сайтами, вижу, как разваливаются даже крепкие фирмы! Так это там, на Западе, где баймы делают давно, массово. Кроме того, у них дисциплина, а наши ваньки сразу же переругаются… Ладно, на меня можете рассчитывать.

– И еще, – сказал я совсем стесненно, – этот человек хочет увидеть всю нашу команду. Он пригласил нас всех к себе на дачу в гости. Понимаю, вы просто так не поедете, у старшего поколения сложные ритуалы, вы смотрите, кто кого должен пригласить первым, что сказать и как сказать, я в них ни фига не смыслю.

Он смотрел на меня покровительственно, стареющий лев, красивый и величественный. Я успел подумать, что такому гиганту по фигу ритуалы, он все равно не уронит себя разговором, будь на другом конце провода бомж или президент страны…

Он сделал величественный жест в сторону телефона.

– Перестань трещать. Просто позвони.

Я постеснялся достать мобильник, чересчур будет показухой, подсел к телефону. Там долго не брали трубку, наконец раздался сильный отчетливый голос, словно Конон стоял рядом:

– Алло?

– Илья Юрьевич, – сказал я торопливо, – я у академика Костомара. У вас есть что ему сказать?

– Передай трубку, – велел Конон.

Академик взял, я слышал голос Конона, но слов не разбирал. Костомар слушал, пару раз кивнул, мы все не можем избавиться от привычки жестикулировать при телефонных разговорах, будто собеседник видит, наконец он положил трубку, повернулся ко мне.

Я спросил с замиранием сердца:

– Ну… что?

– Договорились, – ответил он просто. – Очень любезный человек. Пришлет машину к шести вечера.

Я шумно выдохнул, тяжелая гора свалилась с моих плеч и рассыпалась на мелкие камешки.

– А я боялся, что возникнут какие-то сложности!

– Сложности возникнут, – сказал он добродушно, – но не на этом этапе. А насчет ритуалов… Их нет только у детей и… очень-очень взрослых. К очень взрослым я отношу не по возрасту. А все остальные, ты прав, в ритуалах как мухи в паутине.

Когда я уходил, мелькнула мысль, что очень-то взрослость ни при чем. Я не взрослый, но со мной и Конон, и Костомар как с равным о чем-то более важном, чем возраст, чин или тугой кошелек. Как с посвященным. Как собачники с собачником…

Мы все трое – люди одного мира, которые… которые вынужденно живем в этом мире средневековья и инстинктивно ищем себе подобных!

Аверьяна и Нинель я привез сам, а за Костомаром в условленное время Конон прислал линкольн. Я впервые увидел кадиллак такой высокой марки.

Нинель хотела было ехать на своей, я зашипел, а Аверьян ткнул ее в ребра:

– Ты как разговариваешь с боссом? Социализьм вспомнила, пся крев? Будет тебе соцьялизм, будет, жуть ты живородящая!

– Молчу, молчу, – сказала Нинель и улыбнулась мне заискивающе. – Босс, я тоже штрейкбрехер!

Солнце перешло на западную часть неба, небосвод грозно блистал, мир залит как расплавленным золотом, но все равно роскошный дуб давал густую широкую тень, похожую на сумерки.

Аверьян даже замедлил шаг, глаза прикипели к исполинскому дереву, варежка распахнулась при виде такого навороченного дизайна.

– Тициан, – сказал он убежденно. – Или Илья Глазунов. Или еще кто-то… Вон оттуда щас выйдет Аполлон в тирсе и с венком… На ветках бавкиды сидят, филемонов ждут! Какие ветви роскошные… А по кустам всякие вакханки, вакханки, вакханки… Все томные, разогретые, в позах готовности… Ланиты всякие, перси, ягодицы…

Нинель пихнула его в бок. Аверьян поперхнулся. Дуб с каждым шагом разрастался, на столешнице уже тускло поблескивает антикварная металлическая посуда. Нюрка заканчивает расставлять широкие вазы с горками отборного винограда, яблок, груш, персиков и узкие – с цветами.

Улыбнулась нам с Аверьяном, осмотрела критически Нинель, мне сказала одобрительно:

– Долой предрассудки – женщина тоже человек!.. А вы, девушка, с этими тихонями берегите шерсть смолоду.

Нинель наморщила свой красивый узенький лобик.

– Это вы о чем?

Нюрка захохотала:

– О трудовых блуднях, конечно! Или вы не знаете, с кем приехали?

Нинель с великим удивлением воззрилась на меня.

– Это ты трудовой блудень? Вообще-то, если в профиль…

Я повел дланью:

– Садитесь, ждем-с. Мы на полчаса раньше. Боялся, что опоздаем. А нам по рангу еще не положено.