Шарик в кубике - Никитин Олег Викторович - Страница 3

«Ну и устал же я», – успел подумать Пайк.

Ирина внезапно поняла, что уже пару минут слышит только собственное хриплое дыхание, и остановилась. За ней длинной анфиладой тянулись распахнутые двери. Тишина резала уши. Еле передвигая внезапно обмякшие ноги, девушка двинулась в обратную сторону. В каждую следующую комнату она заглядывала, готовая увидеть самое худшее – окровавленное тело Пайка, возможно, без конечностей и головы. От таких видений мутило. Войдя в шестое или седьмое помещение, она увидела монстра, невозмутимого, как скала металлолома на городской свалке автомобилей. Внутри него что-то жужжало и шевелилось, издавая то ли стоны, то ли всхлипы.

– Гадкая железка! – напрягая последние силы, заревела Ирина и упала – усталые ноги подкосились и отказались держать ее. Горючие слезы хлынули из ее карих глаз, так нравившихся Пайку в свете искусственного ночного неба.

А бездушный механизм повернулся на роликах и заскользил прочь, торжествующе ухая. Ирина кое-как поднялась и заковыляла вслед, время от времени апатично пиная монстра по гулкой корме.

Спустя какое-то время, когда единственным желанием девушки стало упасть и тут же умереть, механизм остановился перед дверью, за все время почему-то ни разу не встретившейся пленникам. На ней изумрудно сиял математический знак равенства. Несколько минут ничего не происходило, как будто некто идентифицировал посетителя, затем дверь отъехала в сторону, пропустила монстра во тьму и захлопнулась перед носом Ирины.

Кукурузные ландшафты и гадкая слизь

Какое-то дерзкое насекомое вздумало устроить из носа Пайка взлетную площадку, и ему это почти удалось. В последний момент странник успел сбить наглеца и огляделся. «Как-то неудачно я теряю сознание», – подумалось ему после того, как он убедился в том, что покинул-таки опостылевшие однообразные помещения. Откровенно говоря, легкий ветерок, приятного оттенка небо и веселая лужайка, на которой он лежал, нравились ему гораздо больше пластиковых стен. Тут же вспомнились металлическое чудище и Ирина со сверкающими перед его, Пайка, носом пятками. Бросив случайный взгляд на свою зеленую майку, путник увидел, что в ее когда-то монотонной структуре возникли мелкие, едва заметные дырки, сквозь которые просвечивал голый торс. Спиральный знак при этом остался нетронутым.

Пайк сел и призадумался. Похоже, единственный путь выбраться из предыдущего душного мирка – дать поглотить себя монстру, и Пайк искренне желал Ирине сообразить это и последовать за ним. Ему также очень хотелось надеяться, что он вернулся на Землю и находится сейчас в обыкновенном лесу, где обязательно наткнется на автотрассу и вернется домой.

Но что же случилось после того, как он оказался в чреве механизма? Веселая маечка с номером по-прежнему на нем, ссадин и ушибов, тем более следов от укусов металлических зубов не видно, налицо неистребимая бодрость и свежесть ощущений. Непонятно. А если что-то непонятно, как помнил Пайк еще с детских лет, нужно кого-нибудь спросить.

Вооруженный этой конструктивной мыслью, он упруго поднялся и двинулся в первом попавшемся направлении, на всякий случай прислушиваясь, не донесется ли с какой-нибудь стороны шум проезжающих грузовиков. Но чем дальше он отходил от места пробуждения, тем больше сомневался в том, что ему удалось вернуться домой. Не то чтобы ему попадались необычные деревья или что-то подобное, нет. Лес выглядел просто стерильно: полностью отсутствовали упавшие стволы, сухие ветки, жухлая листва и тому подобное. Если Пайку встречался гриб, то он обязательно был съедобным и просто поражал своим лубочным видом. Скоро невольный путешественник уже не сомневался, что стал жертвой очередного эксперимента над собой

Странно, но этот ботанико-энтомологический рай решительно не нравился ему. И все же единственное, что по-настоящему огорчало путника – это отсутствие Ирины, к которой он успел привязаться за те несколько дней, что они провели вместе. Впрочем, ход событий во многом определялся не Пайком, следовательно, сокрушаться о том, что все могло бы быть не так, казалось ему глупым.

Между тем роща превратилась в опушку, и путник вышел к участку почвы, подозрительно напоминавшему делянку. Растения, удивительно похожие на кукурузу, произрастали на ней стройными рядами, закрывая дальний обзор. Ни дороги, ни даже тропинки поблизости не оказалось, и Пайк, поколебавшись, углубился в посевы злака. Пыль со стеблей тотчас набилась ему в нос и заставила чихать. Откуда-то выскочил солидных размеров пес, посмотрел на Пайка и скрылся в зарослях. «Поблизости ферма», – удовлетворенно заключил путешественник. Заросли кукурузы кончились, и Пайк выбрался на открытое место.

Сопровождаемый давешним псом, со стороны поселения, состоявшего из десятка-другого хижин, к нему приближался коренастый, на редкость волосатый мужлан. Еще издали он помахал рукой Пайку, приглашая того поскорее подойти. Вблизи крестьянин оказался еще более диковатым, но добродушия не утратил, лучистым взором окидывая Пайка с ног до головы. Ноги и туловище мужика были покрыты неким подобием мешковины, подвязанной грубой веревкой. Просветленно взирая на Пайка, он произнес:

– Добро пожаловать в Рай, странник. Зови меня Серафимом.

– А ты меня Пайком, дружище.

И они направились к поселению. Взрослых нигде видно не было, лишь несколько грязноватых мальчиков и девочек разного возраста вылезли откуда-то из-за изб и уставились на Пайка.

– Привет, ребятишки! – вскричал тот, пошарил в воображаемых карманах в поисках конфет и убедительно развел руки: – Нету.

Серафим провел Пайка сквозь толпу детей к строению, торчавшему посреди поселка и увенчанному чем-то вроде стяга неопределенного оттенка. Тот слабо трепыхался на ветру. На пороге дома Пайк увидел юную девушку неземной красоты. Она изобразила приглашающий жест и отодвинулась вглубь помещения, Серафим вежливо подтолкнул Пайка, дверь скрипнула и затворилась за его спиной.

Комната освещалась через две квадратные дырки. Посреди нее торчало толстое бревно, подпиравшее потолок, а рядом с ним стоял топчан, на котором возлежал древний старец в сиреневой майке с неким значком на груди и. Он с детским любопытством взирал на Пайка. Выглядел он даже более заросшим волосами, чем Серафим, а седина придавала ему изрядный налет благообразия.

– Давно ли ты от механического зверя? – проникновенно поинтересовался старик. Девица заботливо поправила под его головой скатанную в рулон соломенную подстилку. Пайк взял себя в руки и сосредоточился на вопросе, однако ответить не успел. – Небось все такой же красноглазый и скрипучий? Помню, долго я от него бегал, пока однажды он меня тепленьким не взял, прямо из койки. Я и пискнуть не успел, как оказался у него в утробе. Ну да это к лучшему – посмотри вокруг, все это создал я и мои потомки, мои и Крушильды. Меня-то звать… не помню, называй дедом, как все. А это правнучек мой, Серафим, и дочка его Сластена…

– Польщен! – воскликнул Пайк, желая продемонстрировать Сластене, что у него имеется язык и он владеет речью, сорвал воображаемую шляпу и раскланялся.

Прекрасная селянка неожиданно для Пайка произвела на него ошеломляющее впечатление, и странник напомнил себе о семьях, оставленных им на Земле и в катакомбах. Девушка смутилась и спряталась за столбом, робко выглядывая оттуда.

– Не пугай девчушку, – строго заявил Серафим. – Немая она.

Пайк пробормотал извинение и принял приглашение подкрепиться. Ему предложили сочный початок вареной кукурузы, жареную на камнях рыбину и кружку козьего молока, старику – тот же набор, но переработанный для беззубого рта, то есть в виде каши. Сластена, обеспечив всех пищей, устроилась в уголке и бросала на Пайка заинтересованные взгляды, сразу же отворачиваясь, едва внимание странника обращалось на нее. Скорее всего, его яркая одежда поразила ее в самое сердце.

– Ну что же, Пайк, – молвил хозяин ближе к концу трапезы, вяло кусая початок, – поживи пока у Марфы, присмотрись, а потом и свой дом сладишь. Дети у нас плохо родятся… Может, ты нам поможешь в этом деле.