Таймер для обреченных - Нестеров Михаил Петрович - Страница 5

Военная разведка за три дня сумела добыть адреса десятка украинских военнослужащих.

3

Евпатория

Двухэтажный дом с просторной террасой был в сотне метров от моря. «Черное море – это не Красное», – Мэлоди перевернула замечание Александра Абрамова. Прозрачность не та, а по сути – сероводородная зона. Также она отметила контраст: наверху голая степь, а под водой нагромождение скал, множество рифов, о которые терлись ласковые волны.

Унгер подошла к крашеной калитке и обнаружила сбоку почтового ящика кнопку звонка. Первым на мелодичный звон откликнулся пес неизвестной породы. Он подбежал к калитке, громко лая и виляя хвостом.

«Андрей?» – задалась вопросом Мэл, глядя на парня лет двадцати четырех. Высокий, мускулистый, машинально отмечала она, несимпатичный: слишком большой нос и узкие губы.

– Здравствуйте! – поприветствовала его Мэл. – В объявлении на железнодорожном вокзале я прочитала, что вы сдаете комнату.

– Да, – обрадованно кивнул парень, одетый в спортивные штаны и безрукавку. – Проходите, – пригласил он, открывая калитку. – Собака не тронет. Вы на машине?

– Нет, – ответила Мэлоди, – добралась на автобусе.

– Вам подфартило. Власти у нас изобретательные. Химобработка машины – двенадцать гривен. Экологический сертификат – под тридцать. Правила нарушите – за вызов в суд замучаетесь платить. К чему эта обдираловка – не пойму. Все равно туристы все деньги в Крыму оставляют. – Андрей отказался от идеи рассказать об уникальном водоснабжении Евпатории: здесь вода обрабатывается ультрафиолетовыми лучами по новейшей технологии, и в этом плане Евпатория – второй в Украине город. – Есть комната в доме, террасу можете облюбовать, – продолжал он на ходу. – Понравится – я приберу там.

– Здесь не очень шумно?

– Тихо. Отец бы сказал: «как при Брежневе». Родители иногда поругиваются, собака их разнимает, – пошутил он. – Вы откуда, если не секрет?

– Тель-Авив, Израиль. Меня зовут Мэл.

– Андрей, – представился хозяин. – Вы одна приехали?

Унгер ответила афоризмом:

– Кто ездит один, тот приезжает первым.

Она остановилась посреди двора, поставила сумку на мощенную красным кирпичом дорожку и привлекла внимание хозяина вопросом:

– Скажите, Андрей, какие приемы и способы самоликвидации есть для «двухсотки»? Я знаю точно: если в приемном тракте головки самонаведения отраженный сигнал есть – а в случае с пассажирским лайнером он, несомненно, был, – то ракета будет преследовать цель «до упора». Я почему интересуюсь. Сама в войсках ПВО служу. Обрадовалась, когда ваши соседи отозвались о вас как о специалисте в этой области. Будет о чем поговорить за бутылочкой каберне.

– Кто вы? – Андрей побледнел. – При чем тут самоликвидация?

– Если вы не знаете, я могу объяснить. Слушайте меня внимательно. Я не собираюсь давить на вас специальными терминами, я анализирую ваши действия и в конце задам пару вопросов. Допустим, время полетное превышает время по условиям ограничений полигона. В этом случае должна пройти команда на самоликвидацию ракеты. Установка такой схемы требует чуть ли не полной разборки второго отсека ракеты, классных специалистов, специального оборудования. А теперь обещанные вопросы. Вы положились на заявления ваших начальников, когда сопровождали российский лайнер и подсвечивали его в процессе самонаведения ракеты? Подумали, что ракета уйдет по «млечному пути»? Или вы сделали это преднамеренно?

Мэл покачала головой и неприязненно скривилась:

– И то и другое скверно. Хотя бы потому, что у вашего начальства на установку схем попросту нет денег. Я бы и с вами поговорила о деньгах, но, думаю, время еще не настало. Его вовсе не станет, если вы начнете отнекиваться. Я передам собранные мною материалы вашему начальству. Немного подумаю и ознакомлю с ними прессу. Вам сколько лет? Отвечайте! – жестко потребовала Унгер.

– Двадцать пять. Скоро будет, – с запинкой ответил Карпатов.

– Вся жизнь впереди, – заметила Мэл. – Лучше слушать перебранку родителей и лай пса, чем натуральные столкновения сокамерников и ругань надзирателя. Ведите меня на террасу. Постойте, возьмите мою сумку. Успокойтесь в конце концов! Чего вы трясетесь? Я здесь для того, чтобы спасти вас, а не утопить.

Мэл шла позади парня и слушала его сбивчивую речь.

– Я все это по глупости натворил, по глупости, понимаете? У меня и в мыслях не было убивать кого-то. Ну как вам объяснить… Я же не втыкал нож в людей, не стрелял, смертей не видел, как меня можно обвинить в убийстве?

– Прямо от зубов отскакивает, – заметила Мэлоди. – Считаете себя мальчишкой, а свой поступок ребячеством?

– Да, да, – быстро ответил Андрей. – Наверное, это так.

– Значит, это ребячество? – Мэл остановилась на крыльце и передала лейтенанту заранее подготовленный фрагмент отчета комиссии. – Читайте, – потребовала она.

Андрей плохо соображал, руки у него подрагивали, он начал с середины первого абзаца: «…на фрагментах обшивки самолета были обнаружены округлые отверстия, напоминающие пулевые. Своей формой и своей множественностью они вплотную привели к выводу, что такие повреждения могли быть причинены только поражающими элементами боевой части ракеты 5В28…»

– Поражающие элементы – это «шарики», – продолжала давить Унгер. – Боевая часть ракеты насчитывает их около сорока тысяч. При подрыве боевой части смертоносное металлическое облако приводит к гарантированному поражению воздушной цели. Оставшиеся фрагменты летательного аппарата после падения на землю напоминают дуршлаг. А люди, которых вы не били ножом, превратились в фарш… Вот так, Ваше Ребячество. Еще раз повторяю: пока вас никто не обвинял. Я хочу поговорить с вами. Вы расскажете все в деталях, я подумаю, как отвести от вас угрозу. Официально расследование закончено, на самом деле натуральный «разбор полетов» затянется на многие месяцы. По моим следам пройдут менее сговорчивые люди. Отличная терраса, Андрей! Мне она нравится. Останусь на ночь. Сколько я вам должна?

– Нет, нет, – запротестовал хозяин.

– Это обязательное условие. И еще одно, – Мэл круто перешла на «ты». – Забудь все, чему тебя учили и от чего предостерегали, и останешься на свободе.

Где-то здесь оборвалось все радужное, что было связано с этим делом. Мэл немного пожалела Андрея – больше по той причине, что военная разведка втянула его в свои сети и больше не отпустит. Речь шла не о его промахе, а о точном попадании не без его участия. А с подачи Мэл «Аман» может потребовать от лейтенанта повторных действий.

Она открыла новый путь в плане совершения диверсий. Этот путь мог бы показаться смешным, поскольку лежал на обочине совпадений, стечений обстоятельств, которые в принципе больше повториться не могли. Однако это был поверхностный взгляд. Мэл пришла к выводу, что этим процессом можно управлять, взяв за основу учебные, они же практические стрельбы, и подогнать время диверсии с точностью до минуты. И пусть даже данная диверсия будет одной-единственной в своем роде.

Мэл предвидела будущее: работа с Андреем не прекращается. Его стимулируют деньгами, держат в узде угроз, пресекая его попытки уволиться со службы. По сути, планы грядущей операции лежали в ящике. Никто с нетерпением поджидать не станет, когда ящик Пандоры откроется, – он мог открыться, и этим все объяснялось.

Унгер соотнесла себя с разработчиком водородной бомбы, ставшим на путь запрещения своего детища.

Идеальная диверсия. Если бы Мэл могла услышать генерала Эйтана, она бы тотчас примерила это «совершенство» на себя. Собственно, она и скроила план диверсии, дело за портными «Амана».